Тайна мистера Визеля (Альманах научно-фантастических рассказов) - Файф Горэс Браун (книги бесплатно .TXT) 📗
Идя вечером с рыбой по тропе к хижине своей семьи, он опять проходил мимо Говорящего Ящика. И Ящик снова заговорил с ним и задавал ему вопросы.
Черного духа, обычно бормотавшего на ящике, сейчас там не было, но рядом с Ящиком стоял бурый, только что помогавший Спету ловить рыбу, и тихонько говорил что-то всякий раз, когда Ящик спрашивал Спета. А когда Спет отвечал, то Ящик тихонько говорил что-то духу, обсуждая ответы, словно у них обоих было дело, касавшееся его.
Спет вежливо отвечал на вопросы, хотя некоторые из них были трудные и относились к причинам вещей, о которых он никогда не думал, что им нужна причина, а другие были такие, задавать которые неучтиво. Он не знал, почему они обсуждают его ответы, но это было их дело, и они сказали бы ему, если бы захотели.
Когда он уходил, то бурый дух сделал ему жест уважения и взаимопомощи в работе, и Спет ответил тем же, польщенный и тронутый уважением со стороны духа своего родича.
Он не вспомнил о своем страхе, пока не оказался почти дома.
Начинался дождь.
Чарли поднялся по лестнице и вошел в корабль, и тогда увидел Гендерсона: тот расхаживал взад и вперед, сутулясь, сжимая кулаки, и лицо у него было напряженное и тревожное.
— Хи, — Чарли не ожидал ответа. Он дернул за рычаг, который затянул пластикатовую пленку у него за спиной, отрезал ее раскаленной проволокой от занавеса и одновременно заварил занавес. Он тщательно собрал и разгладил на себе новый пластикатовый кокон, дабы увериться, что оболочка, которую он носил за пределами корабля, целиком закрыта новым слоем. Вся пыль, все микробы, принесенные извне, должны оказаться заключенными между двух слоев стерильного, асептического пластиката.
Он стоял, разглаживая и расправляя оболочку, следя за Гендерсоном не больше, чем с самым незаметным огоньком любопытства в глубине глаз. Он умел отвратить свое внимание настолько, что человек, работавший с ним рядом, не чувствовал на себе никакого наблюдения, словно одетый в плащ невидимости. Чарли был очень вежлив и учтив, и это было частью его учтивости.
— Как дела? — беспечно спросил он, разрезав свою пластикатовую оболочку и выходя из нее.
Гендерсон остановился и взял сигару из коробки на столе жестом свирепого нетерпения.
— Очень плохо, — произнес он. — Уинтон был прав.
— Э? — Чарли скомкал пленку и швырнул ее в мусоросборник.
— Туземцы действительно делают это. — Гендерсон прикусил свою сигару и резким движением закурил ее. — Я спрашивал Спета. На этот раз переводчик не ошибся. Он сказал — да, юношей вешают вниз головой на дерево при первых весенних дождях. Да, это больно, да, некоторые умирают, нет, он не знает, почему или зачем это делается. Ха! — Гендерсон отбросил сигару и снова зашагал по кабине, свирепо оскалившись.
— О, да, переводчик работал прекрасно! Поколение за поколением они истязают так своих юношей, и старше не могут вспомнить, как и почему это началось, и все-таки продолжают делать…
Чарли облокотился о навигаторский стол, следя глазами за Гендерсоном.
— Может быть, — тихо произнес он, — для этого обычая есть какие-нибудь причины.
— Причины для того, чтобы вешать человека вниз головой на целую неделю? Назови мне хоть одну!
Чарли не ответил.
— Я сейчас из здешнего поселка, — равнодушно заговорил он, словно меняя тему. — Уинтон действует. Он поставил переводчика прямо посреди поселка, а сам сидит сверху и говорит им, что бог на них смотрит, и все такое. Я хотел отговорить его, так он в меня прицелился. Он сказал, что прекратит это подвешивание, пусть даже ему придется убить нас обоих и перебить половину туземцев.
— Так пусть попробует остановить их одними разговорами! — Гендерсон, остановившийся, чтобы послушать, зашагал снова, сверкая глазами. — Болтун! Болтовней тут не поможешь. Болтовня сама по себе ничего не стоит. Я сделаю проще. Я украду Спета и спрячу от них. Чарли, дикари делают что-нибудь только в нужное время, в такое, какое считают нужным. Мы выпустим Спета через неделю, и никто его не тронет. Они просто будут ждать следующего сезона. А тем временем увидят, что деревья на них не гневаются и нет никакой другой чепухи. Когда они увидят, что Спету удалось обойтись без этого, у них будет случай увидеть юношу, ставшего здоровым, взрослым мужчиной без всякого подвешивания и вытягивания.
А на следующий год Спет, может быть, и сам догадается спрятаться. И, глядя на Спета и на то, как он выглядит в сравнении с теми, кого подвешивали, — может быть, некоторые юноши, предназначенные к подвешиванию, тоже решатся убежать в лес и спрятаться там.
— Хорошая выдумка, — сказал Чарли, следя глазами за шагающим Гендерсоном. — Не буду напоминать тебе, что ты клятвенно отрекся выдумывать. Но в этом я с тобой, дружище. Как нам найти Спета?
Гендерсон сел, улыбаясь.
— Мы увидим его завтра на реке. Не нужно предпринимать ничего, пока дождь не начнется.
Чарли начал шарить в ящике с инструментами.
— Придется достать пару фонариков. И поторопиться. Нужно найти Спета поскорее. Дождь уже идет — начался почти час назад.
Тьма и дождь, и висеть вниз головой было очень страшно. Не так обрядово и торжественно, как в песнях об этом, но по-настоящему: совершенно так же, как ловить рыбу, и плести хижину, и сидеть за едой с братьями. Весь мир казался перевернутым. Ствол дерева был рядом, толстый и прочный, а земля — над головой, как крыша, поддерживаемая деревом, а небо — под ногами, очень далеко… И при виде облаков, кипящих в глубине неба, он боялся упасть туда. Небо было, как озеро, и он может упасть в него, как камень в воду. Если упадешь в небо, то будешь падать долго-долго — таким глубоким оно казалось.
Дождь шел снизу, с неба, и падал ему под подбородок. Ступни и кисти у него были связаны крепко, но не больно, ибо старики связали его мягкой веревкой из многих прядей и так, чтобы кровь не застаивалась. Руки у него были привязаны к бокам, а кисти — прикреплены к той же веревке, которая держала его за лодыжки; и у него было такое ощущение, словно он стоит с небольшой тяжестью в руках. Он и стоял, но вниз головой. Это было странно удобно. Старики руководились опытом множества поколений и выбрали высокое дерево с веткой высоко над разливом.
Они выглядели мудро и уверенно, и он доверялся им, когда они связывали и вешали его — очень осторожно, тихонько переговариваясь между собой.
Потом они оставили его, таща свои плоскодонки по земле, которая теперь была крышей у него над головой, и шагая, словно цапли, по тускло освещенной, блестящей почве, которая сейчас выглядела так странно, словно мокрый, шероховатый потолок, поддерживаемый стволами деревьев.
Ровный дождь барабанил по сучьям и молодым весенним листьям, шлепал во все более глубоких ручейках, разбегающихся по земле. Спет знал, что где-то реки выходят из берегов, заливая леса и луга, присоединяясь к дождевой воде. В поселке улица станет грязной, и дети кричат, уже пробуя вести по ней лодки, нетерпеливо ожидая поднятия воды, чтобы увидеть быстрый, холодный разлив, увидеть, как хижины поселка оседают и расплываются, растворяются и исчезают под гладкой водяной поверхностью.
В течение месяца разливов все будут жить в лодках. Его племя поплывет, работая веслами и шестами, вверх по реке вдоль берега, встречаясь с другими племенами, обменивая корзины, рыболовные крючки и засоленную рыбу на солонину, украшая старые сказки и песни подробностями, привезенными из дальних краев. Прошлый раз им повезло: они встретили большое животное, захваченное разливом, плывущее и неспособное противиться охотникам. Люди враждебного племени отдали за шкуру половину жареного мяса со своего плота и спели большую песню, которой еще никто не слыхивал. Это было самое лучшее пиршество из всех.
Потом стаи лодочек вернутся на озера, которыми стали леса и луга, и люди снимут больных и умирающих юношей, подвешенных к деревьям, и будут ухаживать за ними, и кормить, и называть «старшими». А потом поплывут снова в поисках еды и будут бороться с бурями, чтобы добывать соль и засаливать мясо утонувших животных, и будут ловить морских рыб в высыхающих озерах.
