Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович (читаем книги .TXT) 📗
Овесян, как он говорил, несколько раз выходил встречать нас и наконец встретил.
Я знала, зачем ему понадобилась мама. Он не хотел без нее зажигать новое «Подводное солнце». Все-таки она очень много значила для него в жизни, хоть они и спорили всегда.
Амас Иосифович даже не дал нам с мамой отогреться.
– В блиндаж! Скорее в блиндаж! – торопил он. – Кофе вас там ждет... И даже кое-что покрепче.
– Ей еще нельзя, рано, – строго сказала мама.
Академик выразительно подмигнул мне. Я уже пила коньяк... Он же меня и угощал еще в Москве.
– Это только в случае победы, – сказал он.
Он повел нас снежными тропами к округлому холму, в глубине которого соорудили бетонное убежище.
Я спускалась по темной лестнице, нащупывая рукой шершавую холодную стену. Вспыхнул электрический свет. Овесян вел маму. Он и зажег лампочку.
Блиндаж был с узкими горизонтальными бойницами, совсем как на войне, только вместо пулеметов здесь приборы. Противоположную узким щелям стену занимал пульт с рукоятками и кнопками, в которых я, конечно, разобраться не могла.
Академик протянул мне темные очки. А на улице и так было темно. Теперь узкие щели стали черными.
Академик отдал команду. После этого в репродукторе послышался голос, предупреждающий об опасности:
– Всем укрыться в убежищах! Атомный взрыв! Всем укрыться в убежищах...
Мне стало жутко, и я никак не могла совладать с собой. Зубы начинали стучать. Если бы Буров меня увидел, он стал бы презирать...
Потом в репродукторе послышался стук метронома.
– Все, как тогда, – оглянувшись на маму, сказал Овесян.
Она улыбнулась ему.
В репродукторе слышался голос:
– Девять... восемь... семь... шесть...
Я ухватилась за спинку стула, на который села мама, до боли сжала пальцы.
– Пять... четыре... три... два...
Овесян поднял руку.
– Один... ноль! – в унисон с репродуктором крикнул он.
Я смотрела в черную щель. Мне показалось, что ничего там не произошло. Но вдруг на горизонте беззвучно выросло огненное дерево... Именно дерево, потому что оно расплылось вверху светящейся листвой. Говорят, что у гриба атомного взрыва черная шляпка. Это только днем. А в полярную беззвездную ночь эта черная шляпка светилась.
И потом заколебалась почва. У меня закружилась голова.
У подножия огненного дерева на горизонте образовался белый холм, словно море со льдами приподнялось там.
И только потом на нас обрушился звук. Он сжал голову, в глазах у меня помутилось, стены поехали куда-то вбок. Если бы я судорожно не держалась за стул, я бы упала.
Академик целовал маму.
Потом, одетые в неуклюжие защитные противоядерные балахоны поверх шуб, мы вышли на берег моря.
Мама и академик уже знали, что все вышло, как ждали: произошел не только инициирующий атомный взрыв – загорелось под водой и атомное солнце. Реакции, которые не проходили на старом месте, здесь протекали нормально.
На берегу мы застали капитана Терехова.
Овесян обнял его за плечи.
– Ну как, ледовый волк? Пришел конец твоим льдам! Доволен? Сейчас коньяк будем пить, плясать, шашлык жарить!..
– Принимать ледокол спешу, – ответил капитан.
– Вот и выпьем сразу за все... Ты только посмотри, как быстро освобождается от льдов полынья. Слушай, капитан. Хочешь ледовую разведку провести? Бери катер, иди к старой установке. Если пройдешь на катере – значит, скоро вся полынья от льдов освободится. И путь твоему возрожденному ледоколу станет намного легче.
– Можно, я тоже поеду с капитаном? – попросила я.
Мама хотела запротестовать.
– Можно! Можно! Пойдешь против течения. Никакой опасной радиоактивности. Будешь гонцом нового марафона. Сообщишь Бурову о победе слепцов. Скажешь: вслепую, а зажгли «солнце».
– Почему вслепую? – удивился капитан.
– Потому что так и не поняли, почему оно погасло. А ты думаешь, люди знали, что такое электрический ток, когда строили первые динамо-машины?
Капитану не терпелось скорее вернуться к своему ледоколу.
Катер весело застучал мотором, и мы отплыли от берега, лавируя между льдинами. Так и не успел Овесян угостить нас коньяком.
Может быть, атомный взрыв разогнал тучи – в небе засветились звезды, но они померкли сейчас рядом с роскошными занавесами, которые свисали с неба, переливаясь нежными фиолетовыми и красноватыми, тонами.
Овесян шутил, что это все в честь одержанной победы.
Я видела такое сияние впервые, и мне оно действительно казалось связанным с тем, что здесь недавно произошло.
Капитан сам сидел за рулем и искусно вел катер, выбирая разводья. Мы двигались против течения и против ветра, который гнал нам навстречу льдины, подтаявшие в районе подводного вулкана. Он сейчас словно работал в паре с «Подводным солнцем», подогревая полынью.
За каких-нибудь два часа мы уже были около научного городка.
Буров и Елена Кирилловна встречали меня.
У них был загадочный вид. Они, конечно, уже знали обо всем. Им сообщили по телефону, да они и сами видели атомный взрыв. Он вызвал здесь такой ураган, что с Великой яранги чуть не сорвало купол, оборвалось несколько струн-оттяжек.
– Ну, Люд, – сказал Буров, когда мы пришли, – значит, академик назвал это новым марафоном?
– Да, новая марафонская битва, выигранная им. А я, как знаменитый гонец, должна была добежать до вас, но умирать у ваших ног он не позволил.
– Правильно сделал. Потому что сейчас надо бежать обратно.
– Как обратно? – не поняла я.
Тогда Буров усадил меня на табуретку и сам сел напротив, как обычно папа садился.
– Слушай, Люд. Сейчас получено страшное известие о ядерном взрыве.
– Почему страшное? Радостное, – поправила я. – С разрешения ООН.
Буров отрицательно покачал головой:
– Нет. Ядерный взрыв произошел не только здесь. Почти одновременно он произошел и в африканском городе, на который сбросили атомную бомбу... Неясно, что там произошло. Связи нет. Но можно себе представить. Десятки тысяч задавленных, разорванных, испарившихся людей. И радиоактивная саранча, жалящая, как скорпион... А за первой бомбой может последовать вторая. Сейчас уже медлить нельзя.
– Люда, останови хоть ты этого безумца, – сказала Елена Кирилловна. – Его сошлют навечно, закуют в кандалы...
– Куда там дальше ссылать, и так на краю света,– без тени улыбки сказал Буров. – При неудаче никто даже не заметит моей дерзости, а при удаче... Снесли бы, конечно, голову, если бы судили победителей.
– Что вы хотите сделать? – в тревоге спросила я.
– Успех не только у них. Пока ты ездила зажигать «солнце», кое-что вышло и у нас. До сих пор мы искали антиядерную субстанцию. Теперь мы получили ее.
– Не может быть! – воскликнула я. – Наконец-то...
– Это еще надо проверить, – вставила Елена Кирилловна.
– Да, проверить. Но у нас нет времени на лабораторный эксперимент. Проверить надо на практике сразу в огромном масштабе.
– Он хочет потушить «солнце», – сказала Елена Кирилловна.
– Как солнце? – ужаснулась я.
– Конечно, «Подводное солнце», которое зажгли, – нетерпеливо пояснил Сергей Андреевич. – Именно так я хочу доказать невозможность ядерной реакции при некоторых... обстоятельствах.
– Вам этого не позволят, – сказала Елена Кирилловна. – Смешно об этом говорить...
– А если... если... не спрашивать? Взять и погасить?.. – проговорила я.
Елена Кирилловна пытливо посмотрела на Бурова.
– Ну как? Или вам впору только персианок за борт бросать?
– Это вы правильно вспомнили... о разбойниках. Разбой мог бы быть с размахом.
– И вы способны на это, Буров?
– Я покажу вам, на что способен. Вы ведь, кажется, тоже сомневались в достаточном моем воспитании? «Примат образования...»
Я не всегда понимала, о чем Буров и Елена Кирилловна говорили между собой. После выздоровления Сергея Андреевича и особенно после сцены в коттедже Овесяна и той ужасной пурги у них что-то произошло. По-моему, они избегали друг друга и встречались только на работе.
