Глориана (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV) - Никольсен Боргус (книга регистрации .TXT) 📗
Его окликнул женский голос:
— Дорогой сэр! Это вы?
Джек порывисто обернулся. Пред ним стояла с ребенком на руках худая, бледная м-сс Хованская.
— Здравствуйте! — обрадовался Джек. — Помогите мне, пожалуйста, пробраться к Лиззи. Она здесь?
М-сс Хованская покачала головой:
— Вчера и сегодня я не видала Лиззи. Правда, она живет теперь в другом этаже, да и мне не было времени зайти к ней. К тому же она, кажется, собиралась совсем уехать отсюда…
Она пошла впереди Джека, осторожно пробираясь между руин к уцелевшей части дома.
— Зайдемте к ней вместе! — предложила она. — Мне, кстати, нужно ей кое-что передать.
Да, эта часть дома была цела. У Джека отлегло от сердца. Квартира Лиззи была здесь. Маленькая дверка ее комнаты скромно белела в темноте коридора. Джек, замирая от волнения, постучал:
— Лиззи, это я, Джек!
Ответа не было. За дверью было тихо. Джек еще раз постучал.
— Ее нет дома! Она выехала отсюда!
М-сс Хованская воскликнула:
— Но дверь не заперта!
Дверь в самом деле была открыта. Джек порывисто распахнул ее и вошел в комнату.
…На кровати, свернувшись в клубочек, лежала Лиззи с громадной кровавой раной на виске. Кровать, пол, стены — все было залито густыми потоками крови.
Джек зашатался и сел на пол, как подкошенный. За его спиной дико, не по-человечески, кричала бледная женщина и неистово плакал и бился ребенок.
…Маленькие, нежные бабочки-однодневки живут всего только несколько часов и умирают, когда наступает вечер. И от них остается лишь нежная серебристая пыль…
…Маленькие, нежные, больные девушки живут дни и годы, которые в общем счете вечности кажутся мгновениями. И когда они умирают, от них остается серебристое, милое воспоминание…
Лиззи совсем не была виновата в том, что это серебристое воспоминание о ней окрасилось багряным оттенком пролитой крови. Это не ее вина! Она была нежнее и чище снега и белее дневного света…
— Это — китаец!
— Нет, это тот долговязый из Техаса!
— Вы ошибаетесь! Это дело рук негра!
Джек сжал кулаки и с диким воплем побежал по коридору:
— Я убью его!
За ним бежали жильцы страшного дома, уговаривали его:
— Сэр, успокойтесь! Сэр, это ни к чему! Вся эта компания уже погибла. Они все убиты!
Джек остановился. К нему подошел высокий худой рабочий и положил ему руку на плечо:
— Они уже получили возмездие, товарищ! Их убило обвалом!
И прибавил:
— Не время теперь упрекать вас, товарищ, но вы сами виноваты! Не нужно было в таком месте, как здесь, сорить деньгами и раздавать их направо и налево…
— Зачем я не взял ее с собой в Питсбург! — стонал Джек.
Ему было душно, и он плохо сознавал, что ему делать.
Но самое главное, — хотелось остаться совсем одному, без людей, без сочувствующих или любопытных глаз, смотревших на него со всех сторон… Джек, шатаясь, побрел за угол, вытащил дрожащими руками Глориану и надел ее. Он куда-то побрел. Куда — сам он не замечал и не соображал. Ему хотелось выйти на свежий воздух, опомниться, одуматься…
Ему кричали:
— Сэр, не ходите туда! Туда нельзя! Там падают кирпичи.
Джек остановился. Его удивило, что ему кричат. Разве он видим? Он ощупал шею. Глорианы не было!
— Сэр, вы потеряли что-то! — кричал ему, подбегая, рабочий. — Это не ваш ли инструмент?
— Я выронил ее! — пронеслось в голове у Джека. — А ведь я ее надел… Что это значит?
Он держал Глориану в руке. Рабочий взял его за руку и повел.
— Здесь опасно, сэр!
Но не успели они сделать трех шагов, как раздался сильный грохот. Повалилась еще одна часть полуразрушенной стены. Рабочий отскочил в сторону и уцелел. А Джека задело тяжелым куском штукатурки. Его ударило по голове и руке. Он упал в беспамятстве.
Рабочий подошел к нему, пренебрегая опасностью. Словно во время землетрясения, падали кирпичи, вздымались тучи пыли, кричали и падали люди. И еще не скоро в этот забытый угол Нью-Йорка прибыли кареты скорой помощи и санитары с носилками…
Не дожидаясь их, рабочий поднял Джека и понес его через развалины на улицу. В сжатой руке Джека находилась Глориана. Рука разжалась, и она выпала из его рук. Рабочий нагнулся и поднял с земли другую часть вилки, оглядел ее и сунул в карман Джеку.
Джек очнулся в больнице. Он был забинтован, рука его была вытянута в неподвижной повязке. На груди словно лежал какой-то тяжелый камень. Придя в сознание, Джек понял, что никакого камня не было, а была тяжкая дума о Лиззи.
Эта дума не покидала его в течение всего времени, пока он лежал в больнице. Потом к ней присоединилась другая печальная дума: Глориана испортилась. Сестра милосердия хотела выкинуть ее вон. Джек заплакал, и она положила ее под подушку. Очевидно, это был каприз больного человека, — подумала добрая женщина…
Когда он стал поправляться, он попросил однажды почитать. Ему принесли ворох газет. Сестра милосердия решила, что свежие газеты могут взволновать Джека, и приказала подать ему старые. Но для Джека они были новостью.
И он прочитал в одной из них:
«Вчера покончил с собой знаменитый профессор Коллинс. Покойного за последнее время преследовали неудачи, он потерял состояние, был обокраден. Его нашли в лаборатории, в кресле. Он принял яд».
Джек потерял сознание. Доктор упрекал сестру за то, что она разрешила слабому больному читать газеты.
Когда Джек пришел в себя, больница показалась ему концом его существования. Что ждало его дальше? Горизонт замыкался пред ним. Ему казалось, что для него нет места на земле и что ему нечего здесь делать. Прошлое казалось ему сном, настоящее же — хуже, чем сном. Оно представлялось ему смертью.
Но постепенно, день за днем, он стал интересоваться жизнью. В мире совершались небывалые, великие и жестокие события. Из револьверного выстрела гимназиста Принципа родилась всемирная война. Казалось, что рождаются и умирают целые народы. Это был ряд великих катастроф, и пред ними бледнела катастрофа, вторгшаяся в жизнь Джека.
— Может быть, мне еще придется принять участие в этих событиях! — подумал Джек. — Может быть, я еще не совсем пропал и мою Глориану можно починить!
Да, любезные читатели. Это очень может быть!..
Роман «Глориана» публикуется по первоизданию: Никольсен Б. Глориана: Фантастический роман. Л.: Рабочее изд. — во «Прибой», 1924. В тексте исправлены очевидные опечатки и некоторые устаревшие обороты; орфография и пунктуация приближены к современным нормам. Заставка и концовка взяты из оригинального издания.
