Мост Ватерлоо - Лазарчук Андрей Геннадьевич (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Но на этот раз размах кампании был даже неприличен – сотни и тысячи типографских и самодельных плакатов залепили все вокруг, их клеили слой на слой, клеили все; то ли это был какой-то болезненный энтузиазм, то ли массовая демонстрация лояльности в условиях повышающейся смутности – непонятно. Армант, прикусив от усердия язык, выводил большими буквами прямо на стене:
«Объективность – долг нашей совести!» Петер прочел это, перехватил хитрый взгляд Шанура, но промолчал. С Шануром после той памятной ночи творились странные вещи. Во-первых, он сделался этаким воспаленно-веселым мальчиком, у которого любые слова и действия вызывают внутреннюю щекотку. Во-вторых, он как-то признался Петеру, что совсем перестал спать, но это не причиняет ему никаких неудобств, ночью он размышляет или встает и бродит, благо стены для него теперь не препятствие. Скалы, земля – это да, а все, что построено людьми, пропускает его свободно. Но, что самое смешное, ни на что по-настоящему интересное он в своих блужданиях не наткнулся.
– А знаешь, – сказал он, подумав, – нам ведь с тобой, наверное, можно поумерить осторожность. Теперь с нами трудно что-то сделать. Помнишь, тебя бомбами накрыло? Я ведь потом посмотрел: швеллер тот, за которым ты прятался, весь осколками посечен, что твое решето. А тебя просто воздухом ударило да об землю ободрало…
– Мы и так вовсе страх потеряли, – сказал Петер. – Я как подумаю, что будет, если обнаружат тайник…
– Расстрелять-то нас все равно не смогут! – горячо возразил Шанур. – И из любой тюрьмы…
– Э-э! – махнул рукой Петер. – Да эта наша неуязвимость до тех только пор существует, пока мы не боимся. А чуть испуг – и нет ее. Можешь знать назубок, что ты неуязвим, а придут за тобой комендантского взвода солдатики – сердчишко-то и ёк! Рефлекс, будь он проклят. И где твоя неуязвимость?..
– Это точно? – спросил Шанур.
– Попробуй, – сказал Петер.
Нахмурясь, Шанур подошел к двери, оглянулся на Петера и протянул вперед руку. Рука уперлась в дверь. Шанур надавил, потом со злостью ударил по доскам и вернулся к Петеру, посасывая костяшки.
– Убедился? – спросил Петер. – Чуть-чуть – а хватило. Так что не рассчитывай слишком на это. В бою – да, в бою может спасти. А против этих…
Шанур сел на койку, вцепился руками в край, зажмурился и стал медленно раскачиваться вперед-назад, что-то неразборчиво бормоча и постанывая.
– Прекрати психовать, – сказал Петер. – Перестань.
– Да, – сказал Шанур. – Да, сейчас. Сейчас.
– Прекрати.
– Знаю. Дурак. Поверил. Ох, какой дурак!
– Не ты первый.
– Жаль.
– Если бы было так просто…
– А знаешь, я так поверил…
– Пройдет.
– Что пройдет?
– Легковерие.
– Пройдет, конечно… Ах, черт побери, как было бы здорово, а?
Петер не ответил. Ему вспомнился вдруг господин Мархель, как он говорил: «Вы сценарием вообще не предусмотрены… вы всегда находитесь по эту сторону камеры…» – и Петер, положив руку Шануру на плечо, сказал:
– Ничего. Мы сценарием вообще не предусмотрены. Ничего с нами не случится. Мы всегда находимся по эту сторону камеры. Шанур медленно, стараясь, чтобы это получилось необидно, высвободил плечо из-под руки Петера, встал, подошел зачем-то к двери, потом вернулся.
– Конечно, – странным голосом сказал он. – Что же… С нами ничего не случится. И гори все ясным огнем. Правда?
– Правда! – зло сказал Петер. – Чистая правда. Ясным огнем.
Именно ясным. Ты что, всерьез считаешь, что хоть что-то можно сделать? Да оглянись ты! Это же… это… система! Очнись и оглянись! Хоть раз!
– Это я-то не оглядываюсь? – шепотом заорал Шанур. – Да я уже всю шею себе свернул, оглядываясь! Все я вижу, все, понимаешь ты – все! Всю дрянь и гниль вижу – но ведь нельзя же видеть и сиднем сидеть, видеть и молчать, видеть и не видеть, ну нельзя, не могу, понимаешь ты, не могу, тварь ты после этого, последняя тварь распаскудная, я-то думал, ты просто не понимаешь, а ты все понимаешь – да на хрена сдалась нам наша блядская жизнь, если все – на пропасть? Ну, скажи! Нет, ты скажи мне – на хрена? – Шанур уже тряс за грудки Петера, и тот, ошалев, попытался возразить – но что тут возразишь? – Да они купили нас на корню, они знают уже, что мы дерьмо, что мы за кусок мяса любого задавим, а потом еще себе воз оправданий найдем и гордыми будем ходить – а уж за шкуру свою мы что угодно сотворим, особенно если попросить уметь…
– Заткнись! – Петер наконец пробил застрявший в горле ком. – Заткнись, дурень! Жить надоело?
Шанур попятился от него, глядя прямо в глаза – сначала с недоумением, потом с презрением, потом спокойно. Спокойно – глаза в глаза.
– Так – надоело, – сказал он. Тоже спокойно.
– Понятно, – сказал Петер. Помолчал, добавил: – Но ведь тебя убьют. Это очень неприятная процедура.
– Не убьют, – сказал Шанур. – Я не испугаюсь.
Петер покачал головой.
– Чего же ты хочешь добиться? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Шанур. – Не знаю, чего хочу. Знаю только, чего не хочу.
– Чего же?
– Врать. Врать самому и помогать врать другим.
– Ты идеалист, – сказал Петер.
– Почему идеалист? – усмехнулся Шанур. – Я признаю первичность материи. Информация материальна, не так ли? Петер думал. Все, что сказал Шанур, новостью для него не было – это были его собственные мысли, давние и недавние; но Шанур, кажется, собирался пойти дальше простого думанья.
– А праздник в честь Гангуса, Слолиша и Ивурчорра? – вспомнил Петер.
– Все, – сказал Шанур. – Все в одну кучу. Ты прав – нельзя бороться со сценарием другим сценарием. Так что… – Он замолчал, не договорив.
– Но что ты конкретно собираешься делать? – спросил Петер.
Шанур молчал. Он молчал долго, и Петер не торопил его с ответом.
– Буду больше снимать, – сказал Шанур наконец. – Буду записывать. Будут записывать другие. Есть несколько фотоаппаратов, надо достать пленку…
– Будет пленка, – сказал Петер.
– …надо добраться до архивов, до штаба, до лагеря штрафников – короче, сделать полную картину стройки. И сохранить ее, конечно. Такая вот программа.
– Хорошая программа, – сказал Петер. – На пять расстрелов с поражением в правах…
