Ночь черного хрусталя - Михайлов Владимир Дмитриевич (е книги txt) 📗
Додумывая эту мысль, Милов прозевал команду и налетел вдруг на шагавшего впереди: отряд остановился. Передний, однако, даже не выругался, только передернул плечами. Остановка могла означать, что сейчас начнется что-то конкретное, дело дойдет до оружия – и людям делалось не по себе, потому что почти все они никогда не были солдатами и не привыкли к тому, что убийство может быть и священным долгом, а не преступлением против личности.
«Если бы армия выступила на стороне законного правительства, – размышлял Милов, – если бы, конечно, такое правительство существовало, – я бы на все это ополчение не поставил и пяти копеек. Но армия пока бездействует, может быть – просто ждет, пока вся грязная работа не будет сделана энтузиастами, а потом возьмет власть – легко, одной рукой возьмет, – и настанет военная диктатура. Только вот армия, придя к власти, станет ли задумываться о сохранности природы? Будет ли искать равнодействующую между интересами природы и человека в ней, искать компромисс? Диктатура – все равно, гражданская или военная – компромиссов не любит…»
– Что? – переспросил он, не расслышав сказанного его очкастым соратником.
– Я говорю: слава Богу! Пока только остановка для соединения с другим отрядом.
Милов посмотрел. Вблизи стояла еще одна группа таких же добровольцев, более многочисленная – ничем другим она не отличалась, и воины в ней были такого же, солидного уже, возраста.
– Скажите, – повернулся он к нотариусу, – неужели защита природы интересует только людей зрелых? Где же молодые люди?
– О, вы ошибаетесь. Просто у них – свои отрады. Согласитесь, что это разумно: у них и сил побольше, и темперамент… не беспокойтесь, они уж не останутся в стороне!
Да, организация и в самом деле была неплохо продуманной… И командиров, видимо, подобрали заранее. – Милов поглядел на того, кто командовал их отрядом, – сейчас тот, повернувшись к строю спиной, разговаривал с другим человеком, тоже носившим зеленую повязку на рукаве. Казалось по их жестикуляции, что оба в чем-то не согласны, но вот пришли, наконец, к единому мнению, повернулись и медленно двинулись вдоль фронта прибывшего отряда, когда строй повернулся направо. Милов оказался в первой шеренге. Командиры приближались, и Милов все более пристально всматривался в того, другого. Что-то было в нем очень знакомое, очень… Что-то… «Граве! – подумал Милов изумленно. – Черт бы взял, это же Граве!..»
Да, именно Граве это был, живой и здоровый, с командирской повязкой на руке и пистолетом за поясом – тем самым пистолетом, что Милов оставил тогда в машине.
«Ну, молодец, – подумал Милов, весело глядя на товарища по скитаниям, пока тот приближался, – всех нас за пояс заткнул. Зря я боялся, что он спятил необратимо; видимо, нервная система крепкая, психика устойчивая, погоревал, пережил, понял, что не рыдать надо, а дело делать, – и уехал, не стал дожидаться нас. Нехорошо, конечно, с его стороны, но при таком раскладе трудно его упрекнуть. Зачем только он полез в добровольцы? А куда еще? – сам себе ответил Милов. – Вот и сам я, получается, пошел же. Если он не один тут такой – это хорошо, люди здравомыслящие крайностей не допустят, сыграют, может быть, роль этакого тормоза. Да увидь же ты меня, увидь, нам с тобой обоим в Центр надо, людей спасать, предупредить об опасности, выйти на связь со всем миром…»
Граве увидел его, когда был уже почти рядом. Остановился. Долго смотрел на Милова, и на губах его возникло даже нечто вроде улыбки – но не более того, а Милов-то ожидал, что тот ему чуть ли не на шею бросится! Хотя – какие могут быть нежности в воинском строю… Граве повернул голову ко второму командиру, негромко сказал что-то; тот пожал плечами и кивнул. Тогда Граве скомандовал громко по-намурски:
– Милф, выйдите из строя, подойдите ко мне!
Милов вышел, с удовольствием, по всем правилам, «дав ножку», приблизился, щелкнул каблуками. Второй командир скомандовал – и отряд, с которым пришел Милов, кое-как повернулся налево, приблизился к большому отряду, пристроился к нему. Нотариус в последней шеренге оглянулся и помахал Милову рукой.
Граве сказал:
– Ну что же – поехали.
– Куда? – осмелился спросить Милов.
– Туда, куда вы и хотели попасть.
«Вот и прекрасно, – подумал Милов. – Все же молодец он. Кто бы подумал: казался, в общем, божьей коровкой, пистолета взять не хотел – и на тебе, командует отрядом и собирается, похоже, делать именно то, что нужно».
– Слушаюсь! – ответил он громко. Граве зашагал первым, не оглядываясь.
Свернули за угол. Там стояла машина – та самая, наследие покойного Карлуски. Завидев ее, Милов обрадовался, словно встретил старого, доброго знакомого. Новых вмятин на ней не прибавилось, и это почему-то было приятно.
– И как это у вас ее не отобрали? – весело спросил Милов.
Граве ничего не ответил, только покосился на Милова, глаза его странно блестели. «Под газком? – подумал Милов. – Для смелости, что ли? Ну, если и принял, то немного».
– Еву я доставил домой, – сказал Милов.
Вовсе не обязательно было ему отчитываться, командирская повязка Граве была, по разумению Милова, такой же липой, как и его собственный листок на груди. Однако должна же была интересовать Граве судьба их спутницы в ночных приключениях. Граве на сей раз откликнулся – что-то пробормотал. Милов переспросил:
– Простите?
– Я говорю, все равно, – ответил Граве погромче.
Он сел за руль, кивнул Милову на правое сиденье. А больше сесть и некуда было: сзади на сиденье и на полу машины что-то лежало, укрытое сверху брезентом. Повернувшись, Милов хотел, любопытствуя, приподнять брезент. Граве резко осадил его:
– Это не трогать!
Милов пожал плечами. Играем в секреты? Ладно, все равно, приедем – увижу: ясно же, что инженер везет что-то для Центра.
Граве вел машину небыстро, повороты брал плавно, старательно объехал выбоину, что попалась на пути, – то была, впрочем, одна-единственная на всей дороге. Въехали в промышленный район; по сторонам, за бесконечными бетонными заборами, тянулись фабричные корпуса, многоэтажные заводские строения, старые и новые, но все – крепкие, добротные; складские помещения – и капитальные, и легкие металлические полуцилиндры, на которых отблескивало давно уже прошедшее зенит солнце. Порой улицу пересекали железнодорожные рельсы подъездных путей – на переездах Граве был особенно осторожен, проезжал их со скоростью пешехода, хотя рельсы шли заподлицо с мостовой и толчков ждать не приходилось. В одном месте на рельсах, едва не загораживая проезд, стояли четыре длинных товарных гондолы с маневровым паровозиком – все было тихо, безжизненно, и не верилось, что еще день тому назад здесь шумело, вращалось, двигалось, жило. Зато ни деревца не было вокруг, ни кустика, ни травинки даже, пусть даже убогих, умирающих, как в жилой части города: здесь цивилизация победила безоговорочно, чтобы теперь умереть. Хотя пока это была еще, пожалуй, не смерть, скорее летаргия, и пробудить уснувших оказалось бы делом нетрудным – было бы желание.
Однако, это тут так выглядело, где они проезжали сейчас, а где-то в других местах, наверное, происходило и нечто иное: один, другой, третий взрыв раскатился, но далеко, на другом конце города, наверное. Видимо, и здесь все шло не как-нибудь, но в соответствии с продуманным планом.
«Интересно все же, – подумал Милов, – люди-то что будут делать? Те, что еще вчера здесь работали? Разрушить до основания – работа простая, но ведь потом надо и строить что-то? Можно, конечно, и города разрушить, и всех на землю посадить – но ведь и тут профессионализм нужен, да и земли пустой нет, значит, надо ее отнимать у кого-то. Может быть, конечно, есть у них уже какой-нибудь теоретически изящный проект, который на практике, вернее всего, ничего не стоит… Нельзя ведь «назад к природе», можно только – вперед к ней… Ну, и что же ты думаешь, – спросил он сам себя, – ты один такой умный, а другие ничего не понимают? Ну ладно, есть, допустим фанатики вроде того же Растабелла, но ведь политики, как правило, фанатизмом не страдают – хотя порой оно и может показаться – на деле они всегда практики или же удерживаются недолго. Нет, не зря, видимо, тут сохраняются эти корпуса: пройдет немного времени и окажется, что надо их снова пускать – и будет это подано и воспринято как новая великая победа, а чтобы ощутимым был прогресс, кое-где улучшат очистку, а в других местах только сделают вид, что улучшили, а на деле все так и останется; просто другие люди окажутся у руководства, что и требовалось доказать. Но беда ведь в том, что избежать этого уже почти невозможно, а может быть – и совершенно уже невозможно. Потому что новая цивилизация действительно необходима, но никто разработкой хотя бы основ ее заниматься и не начинал даже, отделывались заклинаниями. Значит, должно было взорваться – и вот взорвалось. Но и у этих, судя по всему, никаких основ нет, иначе в сегодняшних речах хотя бы хвостик позитивной программы мелькнул, а его не было. И вернее всего, все просто пойдет по новому кругу. А впрочем…»
