Спонсор - Логинов Святослав Владимирович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
– Я не читаю перед обедом советских газет, – процитировал Тимолев.
– Тем не менее, рынок существует, суммы вращаются немалые, а мы с вами, своими «этически неоправданными методами» уже слегка подпортили торговлю живым товаром. Не потому что мы дешевле – мы значительно дороже – а просто после наших операций отторжения тканей не наступает. Чистый прагматизм: у нас выше качество. А так, рабов резать выгоднее, чем большинство подпольных клиник и занимается.
Тимолев судорожно глотнул горячего чая, заперхал обжегшись, неловко принялся вытирать выступившие слёзы.
– Так-то, – нравоучительно произнёс Борис Анатольевич. – Этика-с… Между прочим, наши пациенты деликатно не интересуются происхождением трансплантатов. А меня считают крутым русским мафиози, который по ночам отстреливает запоздалых прохожих и ворует детей. А я своих клиентов, тоже между прочим, не разубеждаю. Пусть боятся и уважают. Опять же, помалкивать будут.
Вид у Тимолева был совершенно потерянный, оставалось только помалкивать и слушать монолог спонсора.
– У вас, Сергей Владимирович, чистая наука, башня из слоновой кости, этическая стерильность, можно сказать, так и то вас достали. А вообще, медицина дело кровавое. Ваш приятель Гарлов много может порасказать на эту тему. Да и я могу. Давно, ещё в бытность мою студентом, попали мне в руки архивы Русского венерологического и сифилидологического общества имени Тарновского. Их в макулатуру сдали, а я вытащил. Два толстенных тома, а в них подшиты подлинные документы. Прелюбопытнейшее чтение, осмелюсь доложить! Сначала всё благопристойно: сбор средств на памятник этому самому Тарновскому, не знаю, кто такой, наблюдения за больными, статистика всякая: сколько в России сифилитиков приходилось на душу населения… А вот второй том, где советские времена пошли – это нечто! Вот где наука-то разбушевалась! Брали сифилитика, заражали кандидомикозом. Или брали кандидомикозного больного и прививали ему сифилис. А потом изучали развитие смешанной инфекции. Какие-то очень поучительные выводы делали. И это не где-нибудь в гитлеровских концлагерях, а в Ленинграде, в больнице у Калинкина моста, что Саша Чёрный воспел. Потом всё засекретили, но не думали, что рукописные отчёты сохранятся. Меня это чтение сильно избавило от юношеских иллюзий. В тридцатом году все научные общества к общему знаменателю привели, согнали в один колхоз – Научно-Техническое общество. Тридцатым годом архивы и заканчивались. А знаете, какой самый последний доклад был прочитан в обществе Тарновского? Ни в жизть не догадаетесь! «Борьба с правым и левым уклонами и правильная марксистско-ленинская позиция в лечении венерических заболеваний»!
– Как это? – промолвил Тимолев, возвращаясь к жизни.
– Очень просто. Вот если к врачу приходит больной, и врач принимается его лечить, то это правый, мелкобуржуазный уклон. А требование лечить классы: пролетариат – стационарно, трудовое крестьянство – амбулаторно, а прочих – не лечить вовсе, это уже левацкий загиб.
– А правильная марксистско-ленинская позиция?
– О! Она заключается в лечении трудовых коллективов. Скажем, труженникам морского порта всем без исключения – курс неосальварсана. Работницам ткацких и табачных фабрик – обязательное спринцевание перманганатом и так далее…
– Неужто всё это правда? – тихо спросил Тимолев.
– Правда. Я сам читал этот доклад.
– Да нет, я не о том. Вернее, не только о том. Торговля людьми… человеческими органами для пересадки?
– И это правда, – жёстко сказал Борис Анатольевич. – Особенно активно этим делом львовская криминальная группировка занимается. А поскольку мы с вами по их бизнесу нанесли чувствительный удар, то следует ожидать вульгарных бандитских разборок. Так что не удивляйтесь, что охрана будет усилена, и постарайтесь, чтобы информация о вашей работе никуда не просачивалась. У наших конкурентов длинные руки и очень большие уши.
Разговор этот произошёл два дня назад. А вот сейчас в университетской аудитории на месте нерадивого студента сидит господин силовой министр и требует… ничего он не требует, у него просто умирает дочь. И если бы это был всего лишь бывший однокашник, можно было бы попытаться помочь. Но ввязывать в игру министра никак нельзя.
Когда, лет десять тому, фамилия сокурсника замелькала среди руководителей компетентного ведомства, кто-то из общих знакомых обмолвился в невесёлую минуту:
– А ведь получается, что он уже и тогда работал в органах. Опекал нас, обормотов. А мы при нём разговоры разговаривали.
– Так ведь никого не посадили, – возразил Тимолев, – хотя на нашей болтовне прекрасный процесс можно было сварганить. Значит, совесть у него живой оставалась.
– Или его начальству всё уже было по-фигу, – возразил оппонент.
Вот так вот… сиди и гадай.
– Открою тебе служебную тайну, – медленно произнёс министр. – По каналам Интерпола мы получили информацию, что здесь у нас, в России, делаются незаконные операции по пересадке внутренних органов с каким-то предварительным облучением организма донора. Якобы это впоследствии снижает имунный ответ реципиента.
– Реникса… – непослушными губами произнёс Тимолев. – Лысенковщина чистейшей воды.
– Это я понимаю, но ведь дыма без огня не бывает. Значит ведутся какие-то работы.
– Вот моя работа! – Тимолев отбросив всякие сомнения, хлопнул ладонью по врезанному в стол лозунгу: «Ненавижу, козлы!»
В дверь постучали.
– Я занят! – крикнул Тимолев, забывший, что он не у себя в кабинете, а в аудитории, куда всякий и без стука войти может.
Дверь открылась и на пороге появился смущённый Борис Анатольевич.
– Я не помешал? – спросил он. – Дело в том, что вы так громко разговаривали, что я невольно слышал часть вашей беседы…
Разговор вёлся вполголоса, но сейчас это несоответствие прошло мимо Тимолева. Чёрт, так бездарно вляпаться!
–…я думаю, – говорил Борис Анатольевич, что мы могли бы помочь вашему другу. В виде исключения… ведь это же ваш друг, да?
– Одногруппник…
Тимолев не мог оторвать взгляда от лица своего одногруппника. Лишь однажды видел он такое выражение, какое проявилось сейчас на этом лице. Тогда их, всех парней курса, во время занятий на военной кафедре, привели в тир. Именно с таким выражением лица будущий господин силовой министр лупил из «Макарова» по грудной мишени. И единственный из всего курса выбил зачётные очки.
– Вот видите, одногруппник, – ничего не замечая, тараторил Борис Анатольевич. – Пять лет вместе. Конечно, надо помочь. Давайте сделаем так: вы сейчас поезжайте в центр, подготовьтесь к приёму образцов ткани, а я пока обсужу с вашим другом кое-какие детали. Думаю, выращивание клонированной культуры можно будет начать уже завтра. А недели через четыре, если всё сложится удачно, проведём подсадку…
Тимолев поднялся и молча вышел. Он не знал, что думать и на что надеяться.
Министр и Борис Анатольевич остались одни. Оба молчали, лишь с лица министра сползал прицельный прищур. Потом министр произнёс:
– Вот, значит, как… Всё уже существует и находится в ваших руках. И зачем вам это нужно? Это же не ввоз контрабанды, не поставка русских девчонок в китайские бордели, не наркотики даже. С чего бы вам этим заниматься?
– Помилуйте, – прежним, ничуть не изменившимся тоном ответил тот, что называл себя Борисом Анатольевичем. – Какие наркотики? У меня вполне официальный бизнес… я просто отказываюсь понимать.
– Понимаете, – отмахнулся министр. – Просто взять я вас покуда не могу. И это вы тоже понимаете.
– А если вы настолько обо мне осведомлены, то должны бы знать, что есть у меня слабость – подбирать то, что плохо лежит, порстите великодушно за дурной каламбур. Вы вышвырнули на свалку лучших учёных, я их подобрал. Дал им лаборатории, средства, возможность в свою очередь подбирать сотрудников. Что в этом плохого?.. даже не по понятиям, а просто по совести? Кстати, за нарушение вашего запрета на клонирование не полагается ничего… удивительно глупо – принять закон и не назначить наказание за его нарушение. Такой закон только ленивый не станет нарушать. А я, между прочим, трудолюбив, этого вы отрицать не сможете. Так что никакого обвинения вы мне не предъявите. Даже за уклонение от налогов – в эту программу я покуда вложил денег много больше, чем получил. Зато в руках у меня действительно уникальные вещи. Отнять их можно, но трудно. К тому же, в случае конфликта, многое может попросту погибнуть. Люди смертны, а все данные и отчёты – у меня. В единственном экземпляре, как те архивы.
