Клинки максаров - Чадович Николай Трофимович (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Скоро мысли в голове Артема стали путаться, и он уснул, но внезапно проснулся, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Накрепко въевшееся в кровь и плоть чувство самосохранения заставило его мгновенно сгруппироваться, приготовившись к схватке.
Однако это была всего лишь дочь судьи. В полумраке Синей ночи лицо ее казалось неестественно бледным, и только сейчас, лежа у ее ног, Артем разглядел, что это вовсе не ребенок, а девушка-подросток в пору раннего расцвета. Изысканная печаль, так свойственная людям Страны Забвения, уже наложила свой отпечаток на ее черты, однако во взгляде читалась непривычная твердость.
– Я не хотела приходить к тебе при свете, – сказала она так, будто они были давно знакомы.
– Темнота наступила совсем недавно. – Артем мысленно прикинул, сколько времени ей понадобилось, чтобы дойти сюда от дома судьи. – Разве ты умеешь предугадывать наступление ночи?
– Только Синей. Иногда. Но только не Черной.
– Тебя послал отец? – Артем поднялся.
– Нет. Я пришла сама. – Она помолчала немного, по-прежнему пристально рассматривая Артема. – То, что ты говорил… правда?
– По крайней мере, сам я верю в это.
– На сумасшедшего ты не похож.
– А тебе часто приходилось встречать сумасшедших?
– Здесь каждый второй сумасшедший… Если ты так уверен в удаче, то я хочу попытать счастья вместе с тобой.
– Значит, ты все же не хочешь умирать?
– Не хочу.
– Но еще недавно ты говорила совсем другое.
– Говорила. А что мне еще оставалось делать? Рыдать? Биться головой о стенку? Уж если ты обречен, зачем предаваться напрасному горю? Лучше прожить оставшийся срок в свое удовольствие. Сейчас я вольна делать все, что захочу, – веселиться до упада, есть самую вкусную еду, расстаться с девственностью, бить младших, дерзить взрослым. Ведь я не имела никакой надежды! Я смирилась. Я была спокойна. А потом пришел ты. И появилась надежда.
– А отец отпустит тебя?
– Повторяю: сейчас никто не смеет мне указывать. Я – невеста смерти.
– Но остается все та же проблема. Пища для моей машины. Холод.
– Если я попрошу, отец отдаст мне свой запас холода.
– И будет вынужден волей-неволей сопровождать нас?
– Нет. Будет вынужден умереть. Он никогда не покинет это место – ни живым, ни мертвым.
– Нужели тебе его не жалко?
– Жалко. Но жалость мы понимаем совсем не так, как ты. Уж если жалеть, то нужно жалеть всех нас, от стариков до грудных младенцев. Кроме того, еще неизвестно, что хуже – легкая смерть от кубка пьянящего напитка или заточение в тесном вонючем саркофаге. Ведь ты действительно ничего не знаешь о нас! Попробовал бы ты пережить в Убежище хотя бы одно Лето! А я однажды уже испытала такое. Я лежала в саркофаге вместе с матерью – долго, очень долго. Я была уже большая, и мы едва могли повернуться в этом гробу. Все в саркофаге нужно делать на ощупь, в полной темноте. Ты же знаешь, там десятки всяких рычагов и кнопок. Напиться – пытка, сменить воздух – пытка. Про все остальное я уже не говорю. А клопы! Видимо, это единственные живые существа, которые уцелели вместе с нами. В саркофагах их кишмя кишит. От них нет никакого спасения. Вот уж пытка так пытка! Не знаю, что случилось с моей матерью. Наверное, она и до этого страдала какой-то неизлечимой болезнью, которая обострилась в саркофаге. В конце концов даже я поняла, что мать медленно умирает. Чем я могла ей помочь? Она то плакала навзрыд, то стонала, то хохотала. Потом она принялась рассказывать мне всю свою жизнь – во всех деталях, от начала до конца. Если бы ты только знал, что она мне наговорила! Лежа в саркофаге, я как бы пережила жизнь взрослой женщины и невольно сама стала гораздо старше. А потом мать умерла. В агонии она чуть не задушила меня. Представляешь, каково было мне, глупому ребенку, находиться рядом с ее телом, сначала холодным, как камень, а потом разлагающимся. Я хотела есть и грызла семена тех растений, которые в летнюю пору мы сберегаем в саркофагах. Я умирала от жажды, но не могла найти нужный рычаг. По ошибке я открыла заслонку сосуда с холодом. Смотри! – Она оттянула ворот рубашки, и между левой ключицей и маленьким темно-коричневым соском открылся глубокий звездообразный шрам. – Спаслась я чудом. Лето было уже на исходе, и отец по обязанности судьи первым покинул свой саркофаг. Он сразу догадался, что с нами неладно, и открыл крышку снаружи. С тех пор я больше ни разу не заходила в Убежище. Я отказалась изучать устройство саркофага. Даже если бы сейчас мне представилась такая возможность, я не согласилась бы снова лечь в него. Уж лучше умереть на свежем воздухе.
– Невеселый у нас получился разговор. Признаться, о многом я даже не догадывался, хотя и не раз бывал в Убежище… Скажи, а что имел в виду твой отец, когда говорил: твоя машина не пройдет и тысячи шагов?
– Не знаю точно. Отец давно чем-то напуган. Мне кажется, дело тут вот в чем. Случается, что кто-то хочет усовершенствовать машину холода, построить более надежный саркофаг или воспользоваться каким-нибудь древним знанием. Никто из этих людей не сумел довести свое дело до конца. Все они нашли преждевременную смерть. Как будто над ними тяготел злой рок. Поэтому отец, да и многие другие считают: если хочешь уцелеть – ничего не меняй в заведенном порядке вещей. Пожелаешь чего-то нового и обязательно погибнешь.
– Понятно… – сказал Артем, хотя на самом деле ему до сих пор почти ничего не было понятно.
Молчание затягивалось, и первым его нарушила девочка:
– У тебя есть какое-нибудь имя, чужеродец?
– Представь себе, есть. Если хочешь, можешь звать меня…
– Нет! – Она вскинула руку в предостерегающем жесте. – Твое имя может мне не понравиться. Когда-нибудь я дам тебе другое имя, настоящее.
– Именно ты? – Что-то не устраивало Артема в чересчур безапелляционных высказываниях девочки.
Интересно, сколько ей лет по нашему счету, подумал он. Четырнадцать? Шестнадцать? Девочки в ее возрасте не говорят так. Неужели она действительно прожила во мраке и ужасе саркофага жизнь взрослого человека? Любопытно, как поведет себя дальше эта юная смертница?
– Именно я, – сказала девочка, глядя на него спокойно и ясно. – И кажется, я даже знаю, при каких обстоятельствах это случится.
– Ты ясновидящая? – спросил Артем, а сам подумал: «Уж не помешанная ли она? Вот будет мне подарочек в дорогу!»
– Нет. Но иногда мне снятся очень странные сны. Бывает, что я вижу их даже наяву. Как только ты ушел, меня посетило одно такое наваждение. Я ясно поняла, что на следующий день мы обязательно отправимся в путь, но… – Голос ее дрогнул впервые за время разговора. – Но перед этим случится что-то страшное.
– С нами?
– Нет… По крайней мере не с тобой. Лучше расскажи, из каких мест ты пришел.
– Моя родина так далеко, что я уже потерял надежду туда вернуться. Поверь, это совершенно другой мир. И главное его отличие вот в чем… – Артем на мгновение задумался. – Как бы тебе получше объяснить… Кусок мяса, вырванный из тела черепахи, продолжает жить своей жизнью, ползет и даже питается. Но это лишь видимость жизни. Мой мир отличается от вашего так же, как живая, полноценная черепаха от куска ее плоти. Страна Забвения лишь клочок того необъятного мира, в котором когда-то жили ваши предки.
– В каком направлении нужно идти, чтобы попасть в твой мир? – Девочка никак не выразила своего отношения к последним словам Артема.
– Такого направления просто не существует. По крайней мере сейчас. Я в ловушке. И ты тоже в ловушке. В ловушке весь ваш народ и, наверное, множество других народов. Только вы попали в этот капкан случайно, а я влез в него по собственной воле. Сейчас ты наверняка ничего не поймешь. Пора для этого еще не настала. Подожди немного.
– Я подожду. Чему-чему, а терпению меня научили… Скажи, а откуда тебе известно устройство всяких машин?
– В моем родном мире машины встречаются чуть ли не на каждом шагу.
– И машины холода тоже?
– Маленькие машины холода есть почти в каждом доме. Но больше всего строится машин для передвижения. На одних ездят, на других летают, на третьих ныряют под воду. В некоторых машинах я неплохо разбирался. Они совсем другие, чем ваши, но что-то общее все же есть. Твой дядя Тарвад объяснил мне общие принципы их работы, а до остального я дошел своим умом.
