Чумные (СИ) - Сиряченко Максим Николаевич (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Образы замелькали у него в голове. Его жена, дворец, бунт в Сиэльстене, корабль. Кого-то он везет на корабле прочь от пылающего дворца и разъяренной черни сюда, на Зеленый берег. Такое невозможно забыть. Теперь мысль сама всплыла в его памяти, и Солт торжествующе вцепился в нее, как голодный кот в жирную корабельную крысу. Нельзя забывать ее.
В этот момент шаги стали ближе, и посреди комнаты вспыхнул огонек лампадки. Даже этого света хватило, чтобы осветить немногочисленную мебель каюты. Пара шкафов, сундук, стол посреди каюты, и кровать, на которой лежал Солт. Раздался шелест, который капитан узнал не сразу - шелест пергамента. Зачем он Филиппу? Он в него что-то заворачивает, может, хранит в нем какие-то свои ингредиенты? Капитан повернул голову на звук и действительно увидел свитки пергамента. Филипп развернул один, который уже был исписан аккуратным почерком, и на котором осталось совсем немного свободного места. Лекарь вытащил из сумы, которая тоже лежала на столе, какую-то стеклянную черную баночку, за ней-еще один свиток. В последнем оказалось недлинное гусиное перо. Чернила, догадался Солт. И тут же, опомнившись, отвернулся от стола и вновь вцепился в свою драгоценную мысль, которая уже начала от него ускользать.
Капитан вновь услышал шаги и увидел, как Филипп подходит к кровати, держа перед собой лампадку. Огонек отражался в стеклах маски, отчего глаза лекаря казались необычно яркими. Филипп был рядом и непременно услышал бы его, каким бы тихим голосом Солт не произнес свои слова. И он непременно поможет, ведь от этой просьбы зависит жизнь самого важного для капитана человека. Он уже открыл рот, чтобы сказать эти слова, но Филипп жестом остановил его. Лекарь наклонился к груди капитана.
- Дышите.
Солт сбился с мысли. Что Филипп просит? Разве он не должен выслушать его? Нет, он сказал "дышите", значит, надо дышать. Капитан сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Дышал капитан хрипло, и лекарь, прослушивавший в тот момент шумы в легких, заметил это с первого вздоха.
- Не дышите.
Капитан задержал дыхание и почувствовал, как бьется его сердце. Филиппу это сказало больше, чем старому моряку. Кровь осталась такой же густой, сердце работало тяжело, давление было избыточным.
- Есть изменения в самочувствии?
Смысл вопроса не сразу дошел до капитана, тот слегка растерялся, но все же ответил:
- Есть. Мне хуже.
- Новые симптомы?
- Нет. Старые только ухудшаются.
Филипп задал еще несколько вопросов, капитан дал ответ на все. Лекарь молча проверил глаза капитана и температуру. Жар все никак не спадал, тоненькие сосуды на белках лопнули. Лопнувшие сосуды были темно-красными, почти черными, глаза слезились, у их уголках скопился гной. Филипп молча покачал головой и направился обратно к столу, забрав с собой лампадку. В этот момент Солт подумал, что сейчас самое время сказать лекарю те важные слова, которые он так старался не забыть. Но когда он открыл рот, чтобы начать говорить, то обнаружил, что с губ не слетает ни звука. Слетать нечему, он снова все забыл. Теперь, когда самые простые мысли требовали высочайшей концентрации, даже самые простые вопросы могли выбить его из колеи. Что и произошло только что.
Капитан устало вздохнул. Ничего, он уже даже успел привыкнуть к таким поворотам собственного разума. Он уже несколько раз вспоминал и забывал эту мысль, вспомнит и еще раз.
Снова раздался шелест пергамента. Солт повернулся на звук, к столу. Огонек лампадки по-прежнему освещал большую часть каюты. В этом неярком свете было видно, как Филипп, склонившись над столом, записывал что-то на листе пергамента.
Еще несколько секунд капитан смотрел на лекаря, и вдруг осознал, насколько необычно то, что делает Филипп. Стоило Солту удивиться, как необыкновенно важная мысль ушла от него, точно кисель, стекла в лабиринт извилин, туда, откуда ее уже нельзя было бы вытащить, если бы болезнь затронула его разум чуть сильнее. Капитан на время забыл о самом существовании этой мысли, его полностью поглотил вопрос, почему и что пишет лекарь.
Перо и пергамент в каюте были столь же необычным явлением, сколь летающий налим в небе. Но дело было даже не в этом. Сразу после того, как проверил пациента, садится за пергамент, пишет в корабельной каюте при свете жалкой лампадки, при постоянной качке, не снимая маски и перчаток, и все это стоя, это же уму непостижимо! Ученые всегда трепетно относятся к своим трудам, и работа в подобных условиях - оскорбление для великого человека. Внезапно бывший адмирал вспомнил: Филипп делал так каждый день.
- Филипп... Могу я узнать, что вы пишите?
Солт удивился своему голосу, совершенно непохожему на его прежний. Впрочем, он не мог вспомнить и своего прежнего голоса, мог только удивляться его необычности.
- Историю болезни. - Ответил лекарь, не поднимая головы. - Вы умудрились подхватить новый, никому не известный недуг. Выделить его среди прочих, описав симптомы и характер протекания болезни - мой врачебный долг.
Еще что-то сильно удивило капитана. Но что? Он поймал себя на мысли, что не помнит, кто такой Филипп. Нет, он помнит, что Филипп - придворный врач, его бывший друг. Но чем он занимается? Он алхимик. Или лекарь? Или ученый? Капитан был уверен во всем сразу и ни в чем из этого одновременно.
- Я, кажется, брежу... - В этот момент лекарь поднял на него взгляд. Увидев легкую улыбку на лице у капитана, он вернулся обратно к пергаменту и чернилам. - Но я уже перестал понимать, кто вы.
- Вижу, болезнь окончательно вас запутала. Я бы посоветовал вам поспать и набраться сил.
- Ответьте на мой вопрос. Вы лекарь, но готовите свои лекарства на алхимической машине. Теперь ведете записи, как ученый.
Алхимик на мгновение перестал писать и постукал кончиком пера по поверхности стола. Вопросы капитана на секунду сбили его с мысли, и нужное слово никак не приходило на ум снова. Лекарь оставил попытки и повернулся к Солту.
- Капитан, странно, что вы задались этим вопросом через тридцать лет после нашего с вами знакомства.
- Тогда я принимал это как должное. Теперь я только удивляюсь.
- Что ж, лучше поздно, чем никогда. - Сказал лекарь и тут же вернулся к пергаменту, записав одно-единственное слово. То самое, которое чуть не забыл. - На самом деле, удивляться нечему. - Филипп снова сделал паузу и обмакнул перо в остатки чернил. - Я лекарь, но для того, чтобы эффективно лечить больных, а не кормить их обещаниями, как это делает Церковь, мне приходится совмещать дело лекаря с алхимией, и время от времени систематизировать добытые знания. И для себя, и для других.
Некоторое время оба молчали, и слышался только скрип пера о пергамент. Мысли Солта разбегались и собирались как попало, но теперь они собирались чаще и так, как надо. Видимо, длительные упражнения и попытки размышлений пошли ему на пользу, настроили голову на рабочий лад. Наверное, отсюда такая головная боль...
- Эта болезнь вам неизвестна. - Сказал Солт после некоторого молчания.
- Неизвестна, хотя симптомы в чем-то схожи с чумой. Многое бывает в первый раз. Не волнуйтесь, мы найдем лекарство, как только пристанем к берегу. И лучше бы нас ничто не задерживало.
Солт не заметил намека лекаря, Заметил бы, не будь он болен, но недуг сковывал разум цепями - все было как во сне, и незначительные детали не имели значения, как и намеки не имели смысла смысла.
- А эта болезнь, насколько все серьезно?
Филипп снова обмакнул перо в чернильницу. Он говорил, делая частые паузы в письме, и делал паузы лишь тогда, когда на пере кончались чернила.
- Лекари обычно не распространяются об этом, тем более не рассказывают о степени тяжести пациентам. Но раз уж я упомянул про симптомы... Во многом ваша болезнь действительно схожа с чумой. Жар, бубоны, рвота - это те симптомы, которые мне известны. Тем не менее, эта болезнь имеет мало общего с бубонной чумой. Почернение крови и провалы в памяти остаются для меня загадкой. Болезнь для меня новая, и как она поведет себя, я предсказать не могу, но болезнь, без сомнений, опасна. Сейчас вам важно как можно скорее оказаться на Зеленом берегу, каждый день на счету.
