Мастер сглаза - Жвалевский Андрей Валентинович (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
— Осторожно, — устало произнёс мой собеседник, — он заряжён. Серебряными пулями.
И неожиданно заулыбался.
— Это как на вампиров?
— «Топор» — это и есть вампир. Закон сохранения энергии справедлив и для сверхъестественного. Чтобы изменять историю сущего, нужна колоссальная психическая сила. Это вам не порчу и сглаз наводить!
Похоже, Николаич слегка успокоился, и я воспользовался этим, чтобы перевести разговор с моего несостоявшегося трупа на что-нибудь более жизнеутверждающее:
— Давно хотел спросить, как же это меня угораздило из «отбойников» в «топоры» переквалифицироваться? Это же совсем другое, прямо противоположное… качество!
— Вот вы и ответили на свой вопрос.
— То есть?
— «Отбойник» и «топор» — это полная противоположность. Всё, что нужно было сделать с вашим даром, — это поменять знак. Простейшая математическая операция.
— То есть вас это не удивляет?
— История знает аналоги. Человеку вообще свойственно метаться между крайностями. Он способен очень быстро менять знак. Знаете ли вы, например, что на самом Деле вы видите все в перевёрнутом виде?
— Да ну?
— Вы ведь, кажется, оптик по образованию? В таком случае вы должны помнить, что собирающая линза переворачивает изображение вверх ногами. А зрачок — это как раз и есть собирающая линза. Верхнюю часть изображения он проецирует на нижнюю часть глазного дна, и наоборот.
Я недоверчиво посмотрел на потолок, потом на ноги (не забыть накупить новых носков!) и покачал головой:
— Что-то не заметно.
— Естественно. Мозг автоматически синхронизирует зрение с другими чувствами. А вот младенец в первые дни жизни постоянно путает верх и низ, право и лево.
— Дурите вы меня, вот что, — вздохнул я.
— Мне гипотеза смены знака тоже не очень нравится, — согласился Николаич, — мне думается, гораздо ближе к истине теория модульной замены.
«Любит наш Николаич красивые слова, — горько подумал я. — Как будто они хоть что-нибудь объясняют». Тем временем он откинулся в стуле и задумчиво потёр переносицу, что обычно предшествовало долгой нравоучительной беседе.
— Теория модульной замены объясняет не только превращение «отбойника» в «топора», но и сохранение «отбойником» изначальных способностей.
— А я что, на самом деле их сохранил?
— Да, и в ближайшее время я планирую подготовить для вас краткий цикл упражнений. Они позволят вам использовать оба типа информационной модуляции. Не стоит так морщиться. Я Имею в виду, что вы будете и сглаз наводить, и «золотой рыбкой» работать. Кстати, для результативности упражнений я и собираюсь немного поглубже ознакомить вас с теорией…
Дальше дело пошло хуже. Терминологию Николаич, похоже, изобрёл сам, поэтому теоретическую часть я понимал только тогда, когда он начинал приводить простейшие примеры и аналогии. Я запомнил только две.
Во-первых, обучение игре на пианино. Сначала человек подолгу думает, какую клавишу нажать, потом это получается у него все быстрее и, наконец, процесс нажатия клавиш совершенно выпадает из сознания. Музыкант может бегло сыграть какую-нибудь мелодию, но задумается, если у него спросить, какую клавишу он нажал первой, второй и так далее. Пальцем покажет моментально, а вот словами назовёт только после секундной заминки.
Или такая, более близкая моему образованию аналогия. Есть закон всемирного тяготения (помните, конечно — Ньютон, яблоко). Он гласит, что все тела притягиваются друг к другу: человек к Земле, Земля к Солнцу и т. д. Так вот, нашлись анархисты-физики, которые объявили, что все совсем наоборот: все тела друг от друга отталкиваются. Ввели соответствующие формулы, рассчитали по ним движения планет — и результат получился такой же, как по формулам Ньютона. То есть отталкивай («отбойник») или притягивай («топор») — результат один.
Короче, за прошедший год я настолько преуспел в тренировках, что научился абсолютно автоматически отсекать все ненужное, оставляя для будущего только то русло, тот вариант развития, который устраивал меня. Сознательно я отдавал команду «пусть выпадет пятёрка», а трудолюбивое подсознание само создавало мгновенные картинки «выпала единица», «выпала двойка» и так далее.
И теперь мне осталось только научиться немного по-разному посылать команды, чтобы превратиться в мечту Всех шампуней: «топор» и «отбойник» — два в одном.
На третьем часу лекции я взмолился о пощаде и отпросился погулять.
Николаич глянул на часы, прикинул что-то и милостиво согласился, потребовав от меня назавтра быть готовым к тренировкам.
И когда он прятал неиспользованный пистолет в недра пиджака, я всё-таки задал грызущий меня вопрос:
— А почему пули-то серебряные?
— Традиция, — немного смущённо ответил охотник за «топорами» и даже решил пояснить. — Не всегда сталь была самым распространённым оружейным материалом.
10
Знаете, я вообще-то люблю учиться, люблю узнавать что-то новое и ощущать, что я начинаю что-то уметь и делаю это с каждым разом все лучше.
Но за последнее время процесс обучения меня начал утомлять. Когда тебя непрерывно натаскивают на выполнение не вполне ясных целей — это удручает.
Видимо, поэтому очередной этап дрессировки проходил тяжеловато. Да и методику Николаич, как он сам признался, придумывал на ходу. Кое-что явно относилось к разряду «А вдруг сработает?». Например, неделю мы угробили на то, что я сидел с закрытыми глазами и концентрировал внимание на пятках. В неожиданный момент мне поступала команда, по которой я должен быстро встать, или сказать скороговорку, или угадать, который час, или отмочить что-нибудь совсем необычное, типа схватить за нос Машку.
Особым пунктом шли тренировки, которые я про себя называл «самбо». В детстве я целых три года занимался этим советским видом дзюдо и навсегда запомнил наставления любимого тренера:
— Не пытайся сопротивляться сопернику, а то упрётесь друг в друга и будете пыхтеть, как два барана. Он тебя толкает? Так ты его тяни на себя — и переднюю подножку. Он тебя к себе? А ты шагаешь ему за спину — и заднюю подножку. Тогда его сила с твоей плюсуется, а не вычитается. Хитрость нужна, а не сила.
Свою философию тренер неустанно доказывал на практике и в конце концов получил два года условно за какие-то махинации с командировочными.
Теперь Николаич повторял те же инструкции почти слово в слово.
— Не сопротивляйтесь! Из вашего сопротивления соперник черпает силу. Поддавайтесь. Но! — он поднимал указательный палец с аккуратно подстриженным ногтем. — Не в реальном мире, а исключительно в сознании. И не забывайте вовремя включать «отбойный» эффект. Гарри Семёнович! Прошу.
Гарри Семёнович мрачно брал меня за шею и начинал раздавать мысленные приказы. Второй рукой он держался за Николаича, чтобы сэнсэй мог следить за ходом тренировок.
— Плохо! — говорил сэнсэй. — Что это за однообразные приказы. «Лечь! Уснуть! Застыть неподвижно!»?
— Спать охота, — отвечал Гарик, — с ног валюсь.
Маша с Гариком умучивались не меньше меня. Зашедший в «методический тупик» (цитата) Николай Николаевич постоянно требовал от них предложений по проведению тренировок и выглядел рассерженным, когда они честно разводили руками. И это при том, что своим бизнесом ребятки занимались в нормальном темпе. Кстати, и меня — после напряжённой разборки с Николаичем — Гарик вернул на прежнюю работу. Дежурил я только по уик-эндам, но в сочетании с дрессурой и этого было выше крыши.
Зато временами, когда очередной эксперимент заканчивался ничем, нам давали день-другой отдыха, и тогда мы оттягивались, словно нормальные люди— Иногда устраивали пир (чаще всего на Гариковой квартире), иногда ходили в кино на хорошие европейские фильмы, дважды Машка затаскивала нас на классические концерты. Перед первым походом Гарик заявил решительное «нет, только через мой труп», но уже через час его вполне живое и даже довольное тело сидело и слушало Вивальди. До сих пор не могу понять, как это Машке удалось. Она ведь даже не пыталась его переубедить. Просто так вышло и все. Машка вообще за последнее время здорово изменилась. Почти постоянно молчала и улыбалась. Все чаще она выглядела не просто женственной, а… соблазнительной, что ли? Нет-нет, никаких глубоких декольте или мини-юбочек не по сезону! Никакого глупого хихиканья или призывно-застенчивых взглядов из-под накладных ресниц. Что-то изменилось — в голосе ли, в походке ли? Краснеть иногда начинала. А глаза… Кто его знает, как и что в ней поменялось, но в кабаках нам с Гариком всё чаще приходилось отшивать от неё праздношатающихся типов. А когда я, поддавшись внезапному порыву, притащил ей одиннадцать белых роз, она приняла их так просто и естественно, что я засомневался — а был ли мой порыв таким уж внезапным? Обрадоваться Маша, конечно, обрадовалась, но удивляться не стала. Даже для виду. Ведьма.
