Фантастика 1988-1989 - Кузовкин Александр Сергеевич (читать книги без TXT) 📗
Чего хочет Нептун Великий, спрашивают меня. Нептун Великий такой же слуга имбиторов, каким был я, какими являются те сотни людей, которые делают все от них зависящее, чтобы облегчить имбиторам-гавелам их возвращение на сушу. Древние хранители тайны Золотого Гобелена выделили его из нас и почему-то очень тесно сблизили с гавелами. Почему они это сделали — никому не известно. Нептун Великий вряд ли представляет для нас с вами особенный интерес… Образованием он не блещет, груб, смел, ограниченно находчив, как и положено профессиональному моряку. А впрочем, — Лаферт Су Жуар быстро встал на ноги и, резко выбросив кисть руки вперед, указал на кого-то в зале, — впрочем, вы можете расспросить самого Нептуна Великого. Он сидит среди вас, господа. Да, да, этот человек в белом морском кителе — Нептун Великий.
Человек в белой морской форме поднялся во весь рост и вышел в проход, разделявший зал на левую и правую половины.
— Так схватите же его, господа, закричал Лаферт Су Жуар, — чего же вы медлите?!
Нептун Великий остановился и посмотрел на Лаферта Су Жуара. И вместе с ним все также посмотрели в ту же сторону. И вдруг Лаферт Су Жуар закричал от боли и схватился за голову. И все увидели светящуюся точку чуть выше его лба. Через мгновение она была уже как раскаленный уголек, а Лаферт Су Жуар все кричал и кричал, пока не рухнул на колени, прижав мертвую голову к пуленепробиваемому стеклу.
Нептуна Великого никто не посмел задержать. Он спокойно вышел из конференц-зала, миновал вестибюль и исчез вместе с сопровождавшими его имбиторами.
Швейцарские снайперы не решились открыть огонь без приказа.
ПРОЩАЙТЕ, ГАВЕЛЫ!
Имбиторы исчезли неожиданно. Их уход с исторической сцены занял не более месяца. Отдельные колонии имбиторов, появившиеся в Год Великого Столкновения на всем океаническом побережье, как бы рассосались; те же из имбиторов, которые работали в научных учреждениях университетов и колледжей, или занимали какие-либо ответственные должности в глубинных государствах материков, тщательно подготовили свой уход под предлогом длительного отпуска и также выехали в неизвестном направлении, чтобы больше уже никогда не появляться на земной поверхности.
Вначале робко, потом все смелее и смелее отдельные храбрецы стали проникать в запретные в недалеком прошлом участки океанов и морей, и постепенно мировое общественное мнение пришло к неожиданному выводу: их нет, они ушли…
Что заставило их уйти? Почему они отказались от завоеванных позиций? Что могло быть лучше положения имбиторов ко времени Аляскинского перемирия?
Было высказано предположение, что имбиторов охватил всеобщий психоз массового самоубийства, к которому склонны и дельфины, и некоторые разновидности китов. Но одновременная гибель такой массы живых существ, несомненно, была бы замечена жителями морских и океанических побережий; рыбаки бы натолкнулись на какие-то их останки, обнаружили запах разлагающихся тел или нашли какие-нибудь иные следы…
Может быть, они вернулись в свою среду и стали третичноводными? Или собрались в каких-то грандиозных подводных городах, где, опираясь на новейшие достижения земных и имбиторных наук, готовят новое решительное наступление на материки?
А что стало с их вождем, с их Агуа — Нептуном Великим? Превратился ли он в какое-нибудь морское животное и бороздит вместе со своими друзьями морские просторы? Его штандартная бригантина «Золотая мечта» была найдена вблизи Сиэтла покинутой экипажем. Кстати, золотой она не была; ее корпус норвежской постройки оказался стальным, толщина же золотого покрытия не превосходила четырех миллиметров.
Именно в те дни, когда весь мир ломал себе голову над загадкой имбиторов и их Агуа, у меня в сознании впервые отождествились личности Нептуна Великого и Василия Шмакова. Я вспомнил, как мы обменивались с ним адресами, и нашел записи. С бьющимся сердцем отправился в Малаховку.
Был теплый майский день. Я отыскал дом, открыл калитку и фазу же увидел Василия Шмакова. Он сидел на ступеньках веранды и крючковатым инструментом вырезал из деревянной болванки ложку. Желтая стружка усеяла его колени, в углу рта торчала «беломорина». Да, это был он, Василий Петрович Шмаков.
— Баклуши бьешь? — сказал я, намекая на его занятие.
Василий поднял голову, некоторое время всматривался в меня, а потом встал и, широко раскрыв руки, шагнул ко мне.
— Так это ж вы! — сказал он. — Ну, как ребрышки?!
Мы обнялись. Это было прекрасно.
— Василий, — сказал я, когда мы уселись на веранде, — это же ты — Нептун Великий… Я угадал?
— А вы один и могли угадать, — сказал он. — Кому же еще?
— Но почему все окончилось? Почему? Весь мир ломает себе над этим голову.
— А вам бы хотелось, чтобы эта история продолжалась? — не без лукавства спросил, в свою очередь, Василий. — Да если бы мои ребята сказали миру: «Потеснитесь!», то вряд ли кто-нибудь усидел на своем стуле. Пусть так, хотя и мне немного жаль; не жаль, а все-таки…
Он выпрямился и посмотрел куда-то вдаль, как бы сквозь меня, и я позавидовал тем картинам, которые поплыли сейчас перед его мысленным взором.
— Но все же, Вася, что с имбиторами?
— Ох, и рано об этом говорить. Тут вот, — Василий похлопал по левой стороне груди, — тут вот болит порой. Ведь всю молодость этому делу отдал и не жалею, сейчас — не жалею!.. Вы, наверное, про эти дела читали? И про Лаферта Су Жуара тоже? Вот вы думаете, что это я Су Жуара уложил? А я тут ни при чем, это все они, Хранители Золотого Гобелена, беспощадные типы, скажу я вам, и жалости в них — ни на грош… Конечно, меня считают всему делу головой, да только таких, как я, с шариками, — Василий притронулся к голове, и я увидел, что сферическая выпуклость исчезла, теперь был виден только белесый шрам, — таких, вот — не я один был. И Лаферт, и другие… Только каждый из нас решал какую-то одну сторону проблемы, а у меня была самая сложная задача и не от ума, а скорее от сердца… Долго я не понимал, а почему это мне было поручено стать Агуа этих гавел? За что мне честь такая? Да не нужно это мне вовсе, но Хранители Золотого Гобелена меня вот как держали! — Василий сжал кулак с такой силой, что косточки побелели. Вот как меня держали. И все шариком, все им, проклятым! Как что, так такое мне в голову пустят, что я волчком вертелся. И только просчитались! Я как увидел, что они с Лафертом Су Жуаром сделали, так и понял: это они меня напугать хотят. И стал готовиться…
Зачем я нужен был Хранителям? Они во мне нашли нужную душу, понимаете? Я ведь молодым был — оторви и брось, мне все нипочем, вот это их и подкупило. Пропустить китов через Туннель Трансформации и получить имбитора — это кто угодно мог сделать, а вот им нужно было воспитать гавел, и так воспитать, чтобы они и в огонь и в воду, и на пушки и на пулеметы, чтобы они могли вернуться и занять свое законное место на планете.
— А человечество, нас куда?
— А нам искать пятый угол. Вот так… Но скажу прямо, гавелы — чудо ребята. Они, понимаете ли, добрые, что ли… И людей любили, хотя и не всегда сознавались в этом… И любили вспоминать прежнее житьебытье, тоска в них жила по морской жизни. Конечно, и человеческое им было не чуждо, и науками кое-кто из них серьезно увлекался и прочее, только вот такой веселой карусели, близости прежней к природе, — не было. И дружба у них была особая: один за всех и все за одного, это было у них в крови. И честность, и жадности ни на копейку. Мы какие клады поднимали со дна морского, боже мой! Какие клады! Когда мы подняли груз «Лютайна» у берегов Голландии, у самого входа в Зюдер-Зее, то это была картина! Моя бригантина чуть не по борт ушла в воду, а гавелы все носили и носили гинеи, луидоры, слитки золота и опять гинеи и эти, как их, да, пиастры! Чтобы гавела взял себе хоть монетку? Ни-ни! Я сам роздал им сотню тысяч, чтобы они украшения своим ундинкам понаделали, а сами они ничего не взяли.
— Но как же ты ушел от них, Василий?
