Опалы Нефертити - Бобев Петр (лучшие книги TXT) 📗
Он сделал вид, что не расслышал ее, и взмахнул рукой.
— Слово фараона — закон! Брат твой в моей власти. Разве ты не хочешь спасти его, спастись самой и помочь мне в моем Великом благодеянии?
— Я же сказала — нет! — почти прокричала Мария. — И освободите моего брата! Он не имеет ничего общего с этим.
Эхнатон продолжил безучастным голосом:
— Я спрашиваю тебя еще раз. Если ты и сейчас откажешь мне, я прикажу бросить его в яму. Похоже, ты еще не видела, что его там ждет.
Стражи подвели ее к краю колодца, и она посмотрела вниз. По спине у нее поползли холодные мурашки. На глубине трех-четырех метров под ней извивались, сплетенные в чудовищный узел, с десяток змей, покрытых блестящей чешуей, похожей на отполированную медь. Это были тайпаны, каждый длиной более трех метров. Тайпан — третья по величине ядовитая змея после королевской наи в Индии и черной мамбы в Африке.
Мария почувствовала, как в жилах у нее закипает кровь. Сорвиголова, которая плавала наперегонки с акулами и устраивала автомобильные гонки на шоссе, вновь проснулась в ней. Она рванулась к стоявшему ближе всего к ней стражу, вырвала у него из рук копье и метнула его в фараона. В колледже она была чемпионкой по метанию копья. Однако телохранители фараона оказались проворнее. Четыре бронзовых щита покрыли их повелителя, и с громким звоном копье отскочило в сторону.
Оставаясь по-прежнему равнодушным ко всему происходящему, Эхнатон глухо проговорил:
— Нефертити, смири свой гнев! Повторяю — хочешь ли ты помочь Эхнатону избавить все живущее от мучений и страданий?
— Нет! — прокричала Мария, пытаясь вырваться из рук стражников. — Нет и нет!
— Тогда смотри!
Палач немного ослабил веревку. Тело Крума спустилось на метр вниз. Змеи зашевелились, подняли головы, их тонкие шеи закачались из стороны в сторону, глаза засверкали зло и угрожающе. Язычки их заметались, словно жгутики пламени. Марии почудилось, что она видит стекающие из змеиных пастей капли яда.
— Ты согласна, Нефертити? — глухо спросил Эхнатон.
Она молчала, скованная ужасом. Лоб ее покрылся холодным потом.
Тогда Крум крикнул ей по-болгарски:
— Чего ты раздумываешь? Не видишь, что это сумасшедший? Потом решим, как надеть на него смирительную рубашку.
Эхнатон повысил голос. Иностранный язык, которого он не понимал, раздражал его.
— Отвечай, Нефертити!
Она тяжело перевела дух:
— Хорошо! Но знайте, что это насилие! И я не обещаю, что не постараюсь вырваться на свободу!
В глазах его мелькнула насмешка.
— Попробуй! Отсюда есть только один выход, который никем не охраняется. Потому что никто еще не вышел через него живым.
Он сделал знак рукой, и палач подтянул на веревке свою жертву, воины подхватили Крума и повели его куда-то.
— Где тебя держат? — успела только спросить его Мария.
— В нижнем этаже.
— А Бурамару?
— Не знаю.
Носильщики подняли фараона и внесли его в темный проход в стене. Попугай подлетел и сел на плечо Марии.
— Милый попугайчик!
Тронутая этим единственным проявлением доброго отношения к ней в стане врагов, Мария погладила его.
— Милый попугайчик! Милый попугайчик!
Четыре черных раба поставили перед ней другой позолоченный трон. Она изумленно посмотрела на них. Эхенуфер с поклоном обратился к ней:
— Нефертити, воссядь на трон! Божественный фараон ожидает тебя для важного разговора.
— Перестаньте называть меня Нефертити!
Но, увидев решительное выражение его глаз, она уступила и села на трон. Рабы понесли ее по темному коридору, пригибаясь, прошли через каменные ворота и опустили ее в храме рядом с ожидающим ее фараоном. Он бросил на рабов быстрый взгляд, и те удалились. Мария осталась наедине с фараоном среди скопища каменных богов.
— Нефертити! — начал он. — То, что я прочту тебе сейчас, очень важно. Выслушай меня внимательно!
Она гневно выпрямилась:
— Договоримся сразу! Никакая я не Нефертити, а Мария Димова! Для вас же — мисс Димова!
Он, казалось, не почувствовал ее язвительности, защищенный броней своего высокомерия, упоенный сознанием собственного величия.
— Посмотри на обратную сторону пьедестала, с которого на тебя смотрит царица Нефертити! Там высечены другие иероглифы, уже не торжественные, другие слова — слова отчаяния, вопли перед гибелью. Ты должна услышать их!
Он вновь прикрыл глаза, наизусть читая высеченный на камне текст:
— «Сердце мое, сердце моей матери, мое пребывание на земле! Не восставай против меня, защити меня перед лицом Осириса! Этими словами, записанными на драгоценном скарабее, которого жрецы кладут в мумию вместо сердца, чтобы свидетельствовать перед Владыкой загробного мира, все взвешивающим на весах добра и зла, я обращаюсь к тем, кто не будет существовать после меня. Обращаюсь я, Ахмес, пятый фараон из колена божественной Нефертити, потому что не знаю, найдется ли кто-нибудь, чтобы забальзамировать мое тело после смерти и подготовить тройственную мою сущность „Рен-Ка-Ба“ к путешествию в страну мертвых, к обитающим на западе. Рен — это имя человека. Кто помянет меня в своих молитвах, когда все жрецы уйдут на запад? Ка — это двойник человека, который ведет его в загробный мир. Кто напишет заклинания для Ка, чтобы предохранить меня от жестоких испытаний в стране мертвых? Ба — это душа. Где будет скитаться она, оставшись без имени и без двойника?
Бог Ра, правый глаз которого — солнце, а левый — луна, создал людей из своих слез. Не потому ли он и обрек их на слезы и страдания?»
К ногам Марии подбежала колючая ящерица. Молох — самое страшное по внешнему виду из всех пресмыкающихся, усеянное бесчисленными шипами, крючками и рогами, но в то же время и самое безвредное. Молох интересен не только своими колючками. На шипах его конденсируется влага из воздуха. И он поглощает эту росу прямо своей кожей — одно из многочисленных чудес жизни. Легенда аборигенов рассказывает, что когда-то ящерица молох, еще не имевшая шипов, дружила с попугаем. Но молох нечаянно ударил своим бумерангом попугая. Рассердившись, тот протащил приятеля через заросли колючего кустарника, пока вся его кожа не покрылась шипами.
Эхнатон подождал, пока не скрылась уродливая тварь, и затем продолжил:
— «В году сто семьдесят седьмом со времени прибытия Нефертити на Красную южную землю, на восьмой день четвертого месяца периода шему, на небосводе появилась звезда с хвостом, которую можно было видеть даже среди белого дня. Жрецы-звездочеты предрекли бедствие. Увы, никто не мог даже представить себе всей его огромности. Многие даже не поверили жрецам, настолько привыкли люди к изобилию плодов богатой земли, с ее бесчисленными реками и озерами, бескрайними лесами и полями. Все считали, что благоденствию не будет конца. Умножилось число землевладельцев, все больше становилось рабов. Человеческий род распространился по всей Красной земле, по берегам полноводных рек и ровным полям.
Когда рабы вытащили на берег небесную ладью и жрецы набальзамировали как богоравных два оказавшихся в ней трупа, из ладьи извлекли и сосуд с незнакомыми семенами. И сказал жрец Кенамон (Да будет проклято в веках его имя!):
— Осирис, который научил людей земледелию и который приказал Нилу разливать свою благодать, посылает нам свои небесные семена. Засей их, чтобы твоя земля дала тройной урожай, чтобы умножился твой народ, чтобы возросла мощь твоего царства!
И я — о, почему не оглохли мои уши! — послушал его. И запрягши в золотую соху двух крепких рабов вместо божественного Аписа, я засеял землю этими семенами. С нетерпением ждал я, что родит земля. Каждый день на восходе Атона фараон, жрецы и народ — все мы собирались возле засеянного поля, ожидая, когда же покажется первый росток.
Но семена не взошли. Они так и сгнили в почве. Однако вокруг все травы и посевы посерели, листья и ветви побелели, как белеет от времени папирус...»
Мария не смогла сдержать возгласа удивления.
— Белая гибель! Ахлорофиллоз!
