Почти как люди. Город. Почти как люди. Заповедник гоблинов - Саймак Клиффорд Дональд
Но Вебстер знал, что никто не прочтет его труд. Не найдется желающих тратить на это время и силы.
На широком мраморном крыльце своего дома Вебстер остановился и окинул взглядом улицу. Красивая улица, самая красивая во всей Женеве, — зеленый бульвар, ухоженные клумбы, доведенные до блеска неугомонными роботами пешеходные дорожки.
Ни души на улице — и в этом ничего удивительного. Роботы рано заканчивают уборку, а людей в городе очень мало.
На высоком дереве пела птица — эта песенка вобрала в себя и солнце, и цветы, она рвалась из переполненного счастьем горлышка, пританцовывая от неиссякаемой радости.
Чистая улица, прикорнувшая в солнечных лучах, и большой прекрасный город. А какой в них смысл? Такую улицу должны заполнять смеющиеся дети, влюбленные пары, отдыхающие на солнце старики. Такой город — последний город на Земле, единственный город на Земле — должен быть полон движения и жизни.
Пела птица, и человек стоял на ступеньках, и тюльпаны блаженно кивали реющему по улице душистому ветерку.
Вебстер повернулся к двери, толкнул ее и переступил через порог.
Комната была тихая и торжественная, похожая на собор. Витражи, мягкие ковры… Старое дерево рдело патиной веков, медь и серебро искрились в свете лучей из стрельчатых окон. Над очагами висела выполненная в спокойных тонах большая картина — усадьба на бугре, усадьба, которая пустила корни в землю и ревниво льнула к ней. Из трубы вился дым — жидкая струйка, размазанная ветром по ненастному небу.
Вебстер прошел через комнату, не слыша своих шагов. Ковры, подумал он, ковры стерегут здесь тишину. Рендолл и тут хотел все переиначить на свой лад, но я ему не позволил, и хорошо сделал. Человек должен сохранять что-нибудь старинное, быть верным чему-то, в чем слиты былые голоса и будущие надежды.
Подойдя к рабочему столу, он нажал кнопку, и над столом зажегся свет. Он медленно опустился в кресло, протянул руку за папкой с черновиками. Открыл ее и прочел заглавие: «Исследование функционального развития города Женевы».
Превосходное заглавие. Солидное, ученое. А сколько труда вложено… Двадцать лет. Двадцать лет читал и сопоставлял, взвешивал слова и суждения предшественников, двадцать лет просеивал, отсеивал, отбирал факты, выявляя параметры не только города, но и людей. Никакого культа героев, никаких легенд, одни факты. А факты добыть далеко не просто.
Что-то прошелестело в комнате. Не шаги — просто шелест. И ощущение, что рядом кто-то сидит. Вебстер повернулся. Сразу за световым кругом от лампы стоял робот.
— Простите, сэр, — сказал робот, — но мне поручено вам доложить. Мисс Сара ждет в Морской.
Вебстер вздрогнул.
— Что, мисс Сара? Давно она здесь не появлялась.
— Совершенно верно, сэр, — отозвался робот. — Когда она вошла, сэр, мне показалось, что вернулись былые времена.
— Благодарю, Оскар, — сказал Вебстер. — Я сейчас. Принесите нам что-нибудь выпить.
— Она принесла с собой, сэр, — ответил Оскар. — Одну из этих смесей мистера Бэлентри.
— Бэлентри! Надеюсь, это не отрава.
— Я наблюдал за ней, — доложил Оскар. — Она уже пила, и с ней пока ничего не случилось.
Вебстер встал, вышел из кабинета и прошел по коридору. Толчком отворил дверь, и его встретил плеск прибоя. Он невольно прищурился от яркого света на раскаленном песке пляжа, белой чертой уходящего вправо и влево за горизонт. Перед ним простирался океан, голубые волны с солнечными блестками и с белыми мазками бурлящей пены.
Он двинулся вперед по шуршащему песку, постепенно глаза его освоились с разлитым в воздухе солнцем, и он увидел Сару.
Она сидела в пестром шезлонге под пальмами, рядом на песке стоял элегантный, пастельных тонов кувшин.
Воздух был с привкусом соли, и дыхание моря разбавляло прохладой зной на берегу.
Заслышав шаги, женщина встала и протянула руки навстречу Вебстеру. Он подбежал, стиснул протянутые руки и посмотрел на нее.
— Нисколько не состарилась. Такая же прекрасная, как в день нашей первой встречи.
Она улыбнулась, ее глаза лучились.
— И ты, Джон… Немного поседели виски. Это тебе даже к лицу. Вот и все.
Он рассмеялся.
— Мне скоро шестьдесят, Сара. Зрелость подкрадывается.
— Я тут принесла… Один из последних шедевров Бэлентри. Сразу станешь вдвое моложе.
Он крякнул.
— И как только Бэлентри не угробил половину Женевы своим зельем.
— Но этот напиток ему удался.
Она была права. Пьется легко, и вкус необычный — пьяняще-звонкий.
Вебстер пододвинул себе шезлонг и сел, не отрывая глаз от Сары.
— Красиво у тебя здесь, — сказала она. — Рендолл?
Вебстер кивнул:
— Уж он отвел душу, так разошелся, что я его еле остановил. А эти его роботы! На что он шальной, так они еще хлестче!
— Зато какие великолепные вещи делает. Оборудовал для Квентина марсианскую комнату — это что-то неземное!
— Слышал, — сказал Вебстер. — Мне он непременно хотел отделать кабинет под уголок космоса. Дескать, самая лучшая обстановка, чтобы посидеть, поразмышлять. Даже обиделся, когда я сказал, что не надо.
Глядя в голубую даль, он потер левую руку большим пальцем правой руки. Сара наклонилась и отвела палец в сторону.
— До сих пор не избавился от бородавок, — заметила она.
— Ага, — ухмыльнулся он. — Можно свести, да все никак не соберусь. Очень я занятой человек. Да и свыкся с ними.
Она выпустила его палец, и он опять принялся машинально скрести бородавки.
— Занятой человек, — повторила она — То-то тебя давно не видно. Как книга подвигается?
— Можно садиться и писать. Уже размечаю главы. Сегодня проверял последний пункт. Хочется ведь, чтобы все было точно. Побывал в одном месте глубоко под землей, это под старым зданием Управления Солнечной системы. Какая-то оборонительная установка. Оперативный центр. Включаешь рубильник и…
— И что?
— Не знаю, — ответил Вебстер. — Надо думать, что-нибудь достаточно эффективное. Не мешало бы выяснить, да не могу себя заставить. Столько копался в пыли последние двадцать лет, больше сил нет.
— Я смотрю, ты что-то приуныл, Джон. Как будто устал. С чего бы это? Не вижу причин, ты у нас такой энергичный. Налить еще?
Он покачал головой.
— Нет, Сара, спасибо. Не то настроение. Мне страшно, Сара, страшно.
— Страшно?
— Эта комната… Иллюзии. Зеркала, которые создают иллюзию простора. Вентиляторы, которые насыщают воздух брызгами соленой воды, насосы, которые нагоняют волну. Искусственное солнце. А не хочется солнца — щелкни рычажком, и вот тебе луна.
— Иллюзии, — произнесла Сара.
— Вот именно. Вот все, что у нас есть. Нет настоящего дела, нет настоящей работы. К чему стремиться, для чего стараться? Вот я проработал двадцать лет, а закончу книгу — кто ее прочтет? Потратить на нее немного времени — вот и все, что от них требуется. Куда там! Зайдите, попросите у меня экземпляр, — а если недосуг, я и сам буду рад принести, лишь бы прочли. Никто и не подумает. И стоять ей на полке рядом со всеми прочими книгами. Так какой мне от этого толк? Что ж… я тебе отвечу. Двадцать лет труда, двадцать лет самообмана, двадцать лет умственного здоровья.
— Знаю, — мягко сказала Сара. — Все это мне известно, Джон.
Последние три картины…
Он живо повернулся к ней.
— Как, неужели…
Она покачала головой.
— Нет, Джон. Они никому не нужны. Мода не та. Реализм — это старо. Сейчас в чести импрессионизм. Мазня…
— Мы слишком богаты, — сказал Вебстер. — У нас слишком много всего. Мы получили все — все, и ничего. Когда человечество перебралось на Юпитер, Землю унаследовали те немногие, которые на ней остались, и оказалось, что наследство для них чересчур велико. Они не могли с ним справиться, не могли осилить. Думали, что обладают им, а вышло наоборот. Над ними возобладало, их подчинило себе, их подавило все то, что им предшествовало.
Она протянула руку, коснулась его руки.
— Бедный Джон.
