Черневог - Черри Кэролайн Дженис (библиотека книг TXT) 📗
И он ответил ей, но так слабо, что голос можно было принять за шелест ветра: «Разве я обязан извиняться перед дураками? А что ты сейчас делаешь здесь, дочка?"
Она вскинула голову, отбросила упавшие на глаза волосы, будучи абсолютно готовой к тому, что в то же мгновенье ветер начал меняться, наклон палубы изменился, парус почти повис на перекладине, неуверенно болтаясь, и все ее желания разбились.
— Папа? — Страх на мгновенье сковал ее, а сердце заколебалось так же неуверенно, как лодка, но вдруг ветер вновь наполнил парус, палуба выровнялась и лодка вновь пошла своим курсом, желание стало таким же уверенным, как руки, которые обычно помогали ей. И сердце забилось со знакомой уверенностью, волновалось и трепетало, словно весь мир кружился и раскачивался в удушающей тишине, где был лишь скрип снастей и корпуса старой лодки. Можно было вполне уснуть под этот звук.
«Отправляешься на север?» — вновь раздался шепот, похожий на голос. Ручка руля подпрыгнула и качнулась под ее рукой, а вода закипела, обтекая вибрирующий борт. «Дурочка. Я ожидал от тебя именно этого. А теперь спи, я подержу руль».
Но ей не хотелось спать. Она не могла спокойно переносить, когда отец, черт побери, забирал каждое дело из ее рук. Он всегда поступал именно так. И она ненавидела этот его тон, когда он обращался с ней вновь как с маленькой девочкой. Господи, да она уже и забыла, что он умеет так говорить, как он делал давным-давно: поправлял на ней одеяло, целовал ее в лоб и уходил, унося лампу и гася свет в той единственной комнате, из которой в те времена состоял их дом.
Спокойной ночи, обычно говорил он тогда из темноты. Спокойной ночи, мышонок. Спокойных снов.
Она старалась не смыкать глаз, но шум воды и гуденье натянутых веревок пронизывали ее до костей, и веки ее тяжелели, голова начала клониться, покачивания руля убаюкивали ее.
Голос, теперь более осязаемый и такой же грубый, каким она запомнила его, произнес: «Закрой глазки. Ты достаточно наволновалась за это время, и тебе нужна помощь. Разве ты еще не знаешь, глупышка, что носишь моего внука?"
10
Можно пожелать быстрого исцеления от раны, можно пожелать, чтобы перестали и ныть и гореть уставшие суставы, но все это можно делать лишь до тех пор, пока не последует столь глупого и безрассудного желания, которое исчерпает ресурсы данного конкретного тела, и хотя это тело и сможет потратить все то многое, что будет затребовано от него, впоследствии оно отплатит глубоким полуобморочным истощением.
Но лошадь должна крепко стоять на ногах, по крайней чтобы домчать их до места, с божьей помощью, и Саша растирал ноги Волка, напрягая при этом свою волю и желая прилива новых сил и себе и Петру, а тем временем Петр закрывал дверь и сносил вниз уложенные и упакованные вещи. Волк же, не в силах унять аппетит, беззаботно выщипывал что-то и жевал с полным ртом.
— Ты поедешь верхом, — сказал Петр, стаскивая мешки на деревянный помост. Малыш преследовал его по пятам. Наконец Петр поставил все на землю, протянул Саше руку и быстро подтолкнул его вверх, помогая забраться на лошадь. — Я поеду после тебя, — настаивал он.
Петр старался все делать как можно лучше и не задавать лишних вопросов, не говоря уже о том, что сейчас ему просто не хотелось спорить. Саша подпрыгнул, уселся верхом и забрал все, что подал ему Петр: тщательно завернутые книги, упаковку с хрупкими и бьющимися вещами, мешок с зерном и связку одеял.
— Я думаю, нам лучше направиться по старому пути, — сказал Саша. — Он длиннее, но ты прав: по крайней мере, река не даст нам сбиться с направления, если даже что-то и попытается помешать нам. Кроме того, у нас будет возможность обнаружить таким образом лодку.
— Сегодня с самого полудня дует южный ветер, — пробормотал Петр, взваливая себе на спину свою часть поклажи. — Не можешь ли ты что-нибудь сделать? Ну, хотя бы остановить его?
Он помнил, как что-то, напоминавшее глубокий вздох, пронеслось над деревьями, как только солнце миновало зенит. Это было как раз в тот момент, когда, они шли к дому, а Ивешка, должно быть уже была на реке и пожелала себе попутного ветра, который теперь… Саша все еще не был уверен в этом, хотя ему и казалось, что ветер чуть-чуть ослаб от его усилий.
— Я пытаюсь, — сказал он. — Но чтобы изменить погоду, требуется…
— Время, — мрачно закончил за него Петр, и вдруг насторожился. — Выходит, она заранее спланировала это. Именно это ты хотел сказать?
— Нельзя сказать с уверенностью, что именно она подняла его. — Он был вынужден сказать это, потому что не хотел говорить ничего другого. Он без единого движения и звука, одним желанием тронул Волка, а Петр тем временем быстро прошел вперед и открыл ворота.
— Ты хочешь сказать… — начал было Петр.
— Оставь это, Петр. Пожалуйста, давай отложим это.
Петр с удивлением обнаружил, что не надо было прикладывать лишних усилий, чтобы управлять Волком: этот малый только хотел про себя нужного направления, и Волк шел туда без всяких понуканий и подергивания поводьев.
Чего бы только не захотели колдуны, все тут же приходило в движенье: лошади, люди, друзья. Стоило только Ивешке сбежать, Бог знает за чем, как Саша сразу же убедил Петра оставаться на месте, но тут же, буквально через какие-то мгновенья, изменил решение, и вот они уже бросились следом за ней в темноту, прихватив с собой весь колдовской арсенал из трав, порошков и прочего, разложенного в погромыхивающие горшки, и нагрузившись связкой книг…
Все, сопутствующее их спешному походу, не добавило ровно ничего к его представлениям о происходящем, за исключением, может быть, того, что Саша мог найти в доме нечто такое, что испугало его, едва не лишив рассудка. Это было что-то такое, о чем он не хотел говорить из опасений, что их могут подслушать, не только во дворе, но и в доме…
— Что все-таки происходит, — спросил Петр, как только они оказались в самом низу спускающейся по склону дороги, рядом с причалом. — Скажи мне, ради Бога, от чего мы убегаем? Что тебе удалось обнаружить?
— Она оставила нам записку, — раздался сзади него, на уровне роста Волка, голос Саши. — Я нашел ее в своей книге. Я должен был бы в первую очередь заглянуть туда.
И Петр, взглянув на него снизу вверх, увидел только затененный силуэт его лица на фоне неба и услышал его голос, который был хриплым и слабым, немногословным.
— Она хотела немедленно идти разыскивать тебя, — продолжал Саша. — Хотя я и не думал, что мы должны делать это немедленно, чтобы не ввергнуть тебя по возвращении в какую-нибудь беду. Поэтому она собиралась остаться в доме и попытаться все-таки услышать тебя, тем временем как я отправился на твои поиски…
— Это ты уже рассказывал мне. А что еще говорилось, черт побери, в той записке? Что она собиралась делать?
— Отыскать леших. Она была очень обеспокоена тем, что происходило вокруг.
— Ее беспокоили лешие?
— Ее беспокоила тишина. Поэтому она и собиралась попытаться прямо из дома…
— Что? Что она собиралась попытаться? Саша, черт возьми, не заставляй меня вытягивать из тебя ответы. Говори быстрее! Что именно она написала? И что она сказала о своих намерениях?
— Она не сказала, и я не уверен, знала ли она это сама.
— Боже мой! И это колдуны! Тогда — угадай, разве это уж так трудно? Скажи мне, что все-таки происходит между вами двумя! Я ничего не пойму!
— Да нет, ничего.
— Черта с два! — Ему никогда не хотелось кричать на мальчика, он никогда не хотел показаться неразумным, и от этого только терял голову. — Черт побери, ну дай мне хотя бы предположение, дай мне хоть что-нибудь, мне все равно что! Только скажи мне, что творится в голове у моей жены. И какое отношение ко всему этому имеет банник?
— Он объявился сразу после твоего исчезновения. Она звала тебя и хотела вернуть назад, но… кругом была тишина…
— Это ты уже говорил. А что с банником?
— Мы оба расспрашивали его, и он показал нам лишь ветки, покрытые колючками. Ивешка не поверила ему.
