Падение Башен - Дилэни Сэмюэль Р. (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Верно, — сказал Тил. — Откуда ты знаешь?
— По глазам, — сказал Креветка. — Зеленые, как мои. Слушай, мы рыбаки, должны держаться вместе. Чего ради ты связался с армией?
Тил пожал плечами.
— А что еще делать?
— Это верно, — согласился Креветка. — Да, вот Кудряш, он фермер.
Кудряш, все еще думающий о своем проигрыше, проворчал.
— Какой я фермер? Я почти год провел в Адском Котле в банде недов?
— Верно-верно, — сказал Креветка. — Знаешь, это абсолютно честная игра, клянусь желтыми локонами Его Величества, по каким образом...
Воздух пробил удар гонга, и металлический голос ударил им в уши.
— Все новые рекруты идут к Звездному стадиону...
— Это мы, — сказал Креветка, и все они бросились к дверям.
Среди центральных зданий Тилфара, которыми быта ограничены действия рекрутов, было одно, погруженное в город, как опрокинутый пузырь. Оно могло вместить под своим куполом десять тысяч человек, но беспокойные солдаты заполнили только одну секцию.
На сияющем возвышении офицеры выглядели игрушечными. Один подошел к микрофону, кашлянул и, когда эхо прокатилось по арене, начал:
— За барьером у нас есть враг, враждебный всем принципам, которые человеческий род...
Тил сидел среди шестисот новобранцев и слушал. Затем у рекрутов было свободное время до следующего дня. Тил все еще держался с Креветкой и Кудряшом. Когда они возвращались в барак, он спросил:
— Как вообще работает эта игра?
Креветка пожал плечами.
— Точно не знаю. Но почему-то обезьяны как раз не имеют шанса. Нет, игра честная, но вот они выигрывают не больше, чем один раз из десяти. Обычные люди, вроде нас с тобой, делают как надо, а с практикой выигрывают чаще. А вот эти большие парни... просто забудь об игре, когда они поблизости. Ты разве не идешь с нами в барак? — они остановились у двери.
— Не-а, — сказал Тил, — я, пожалуй, пройдусь и посмотрю вокруг.
— Могу сказать тебе, что здесь не много увидишь, — сказал Креветка, — но дело твое. Увидимся позже.
Когда Тил ушел, Креветка пошел в барак, но Кудряш смотрел вслед Тилу, исчезавшему в полутьме.
— Чего ты ждешь? — спросил Креветка.
— Слушай, какого цвета глаза у этого парня?
— Зеленого. Чуть темнее моих.
— Я тоже так думал, а сейчас посмотрел, когда мы возвращались сюда, и они вовсе не зеленые.
— А какие же?
— В том-то и дело, что никакие. Просто дыры в голове.
— Ну, черт возьми, сейчас почти темно, ты просто не разглядел.
— Видел, и клянусь, за его веками ничего не было. Просто дыры.
— Вечерний воздух вреден тебе, парень, — сказал Креветка, покачивая головой. — Входи давай, и поиграем в честную игру «бродяга».
Тил шел по темнеющей дороге, он пошел по крутому переходу с одной спиральной дороги к другой и прошел над большинством окружающих здании. Только центральный дворец был заметно выше дороги. Когда дорога завилась вокруг темной башни, он смотрел на крыши меньших зданий Тилфара.
Внизу город вытянулся к равнинам, а равнины к горам, которые все еще слабо мерцали от радиационного барьера, идущего вдоль зубчатого края. Все это было знакомо Тилу. Ртутный свет вдруг замерцал и выбелил тени на перилах. Подняв глаза, Тил увидел ярдов в двадцати другого рекрута из разведки и узнал в нем лесного стража, который прибыл вместе с ним сегодня днем. Торн увидел его и помахал рукой.
— Как дела?
— Хорошо, — сказал Тил. — Ты тоже решил прогуляться?
Торн кивнул и посмотрел через ограду. Тил остановился рядом с ним и тоже наклонился над перилами. Ветер задирал верх их рукавов и дергал открытые воротники.
— Слушай, — сказал Тил, — как ты делаешь этот фокус с игрой?
— Ты не поймешь.
— Ну да! Думаю, что пойму! Попробуй.
Торн повернулся боком к перилам.
— Если ты действительно хочешь знать, то старайся думать: представь, что ты в Тороне и стоишь на тротуаре. Один из больших грузовиков Гидропоники Кошера идет вниз по улице, и мотор выключается примерно в четверти мили от конца квартала. Что произойдет?
— Покатится по инерции.
— Далеко?
Тил пожал плечами.
— Наверное, это зависит только от того, насколько он тяжел и насколько быстро ехал.
— Правильно. Но если бы ты переходил улицу, ты мог бы судить вполне точно, успеешь ли ты перейти, и даже определить место, где грузовик должен остановиться — как только увидишь, что он замедляет ход.
— Думаю, да.
— Ну, вот, и когда ты это делаешь то подсознательно решаешь задачу, для решения которой математик должен взять бумагу и карандаш, знать точно вес грузовика, скорость, коэффициент уменьшения скорости, трение, и тогда минуты через две он решит. А ты сделал это за полсекунды и с весьма неточной информацией, которую твои чувства успели собрать за долю секунды.
Тил улыбнулся.
— Да, поразительно. Но какое отношение это имеет к игре?
— Прямое. Ты и я рассчитаем и перейдем улицу, а обезьяна будет стоять на углу до тех пор, пока грузовик не остановится намертво, и только тогда перейдет улицу. Конечно, если ты научишь его математике, дашь ему бумагу, он высчитает это за то примерно время, что и всякий другой математик. Но он может просто глянуть на замедляющий ход грузовик и представить себе, где машина остановится.
— И все-таки, не вполне понимаю...
— Вот: смотри — путь, который вы, люди, точно представляете себе, только глянув на вещи, обезьяны постичь не могут, мы представляем себе вещи с одного взгляда, например, под каким углом и с какой силой бросить монету, чтобы выбить именно те монеты с дальнего конца квадрата слумата, какие мы хотим. Если ты можешь судить о направлении и скорости брошенной монеты, ты представишь себе эластичность игры и игру сил в матрице, и каким образом это сработает в конце.
— Я, кажется, понял, — сказал Тил.
— Я не могу объяснить тебе это математически, но и ты не можешь объяснить математически замедление своего грузовика.
— Пожалуй, нет, — Тил вдруг нахмурился. — Послушай, когда ты сказал «вы, люди» — это прозвучало так, будто это... не ты.
Торн засмеялся.
— Что ты хочешь сказать? Обезьяны часть вас, так же, как и вы, люди, часть нас.
— Вот-вот! Разве ты не слышишь, как ты это говоришь?
— Да, — сказал Торн, помолчав, — я слышу.
— Так вот, насчет игры. Может ли кто-нибудь из... нас, людей, сделать это, на что ты только что намекал?
Торн пожал плечами.
— Полагаю, какой-нибудь исключительный мозг может. По ведь, в сущности, это неважно.
— По-моему, важно. Мы, люди... — повторил Тил. — Как же вы себя называете, если не думаете о себе, как о людях?
Торн пожал плечами.
— Мы думаем о себе, как о стражах, лесных стражах. Только «лес» — это не главное. — Это верно. Иногда вы называете себя лесным народом.
— Как стражи мы охраняем ваши каторжные рудники на краю леса и возвращаем бежавших заключенных.
— Ах, да. Я и забыл. Я знал одного бежавшего заключенного, до того, как вступил в армию, — он задумался.
— О чем думаешь? — спросил Торн.
— По правде сказать, об ожерелье. Это ожерелье было однажды сломано, на него наступили. Но потом я его укрепил. Красивое было ожерелье. Я сам полировал раковины. Как ты думаешь, что там за свет на краю города?
— Не знаю. Может, собираются что-то делать в учебном лагере. Хотя, похоже, что свет из очень ограниченной части города.
— Ну. Но зачем им свет, если там никого нет?
— Кто знает... — Торн внезапно выпрямился. — Смотри-ка, видишь, некоторые бегут прямо вскачь.
— Угу, я тоже увидел одного. Интересно, куда это они.
— Не знаю. Те, кто бегут, обратно не возвращаются. Хотел бы я знать, связано ли это с базовыми учениями. Говорят, эти шесть недель будут здорово трудными.
— Знаешь, я не видел среди рекрутов ни одного из... стражей, которые читают мысли, стражей с тройными рубцами.
— В самом деле? А что ты знаешь о телепатах?
— Ничего, — сказал Тил. — Знаю только... да, я знал, когда-то одного мужика, я хочу сказать, стража, который мог читать мысли. И у него были шрамы...
