Из глубины глубин (Большая книга рассказов о морском змее) - Честертон Гилберт Кийт (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Так и пошли капитан Гинц и его матросы, всего три штуки, за десять долларов и никелевую табакерку, которую пожертвовал один из миссионеров.
Не удивляйтесь, что за Гинца так недорого дали: дикари Соломоновых островов, по крайней мере, в те дни, совсем младенцами были в практических делах, и сколько-нибудь хитрому человеку совсем легко надуть их. Можно было бы выкупить всю тройку по доллару за голову. Но миссионеры-то были новичками, практики не имели и потому оценили Гинца совсем не по заслугам: пять долларов и разломанная табакерка, которую какой-то туземец сейчас же себе в носовую перегородку засунул соплеменникам на утешение, врагам на устрашение, потомству же своему на радость.
А оба матроса пошли за пять долларов. По два с полтиною от башки.
Общий хохот встретил этот рассказ об оценке Гинца.
Когда хохот несколько смолк, Смит продолжал:
— Ну, когда Гинц появился здесь, в Алии, да разнеслись слухи о постигшей его «Джессику» участи, я сообразил, что при случае на этом можно заработать что-нибудь большее того, что заработали от миссионеров туземцы.
«Джессику»-то я знал отлично: суденышко, надо по совести сказать, никудышное. Ему давно бы надо было и честь знать, и самому добровольно на дно пойти, а не дожидаться удобного случая и помощи урагана.
Но, с другой стороны, груз. То есть эти самые раковины. А надо вам заметить, что в те дни, не знаю уж я и сам, почему именно, но спрос на раковины держался крепко. Мода, должно быть, на перламутр была, что ли.
И был у меня готовый покупатель на любую партию перламутра. Хоть две-три сотни тонн привези, все заберет и слова не скажет.
Слово за слово с Гинцем:
— Продай мне «Джессику» со всем грузом! Все равно ведь вытаскивать пароход не будешь: застрахован он был и то выше клотиков, и ты получишь страховую сумму полностью. А за грузом ведь в воду немедленно не полезешь: судно зафрахтовывать придется, людей набирать. Мне же с руки: буду идти мимо, загляну и на Безымянный остров, к твоим приятелям…
— Каким это? — насторожился Гинц.
— А к людоедам Соломоновых островов. Спрошу их, очень ли они жалеют, что вместо тебя пришлось простую свинью сесть…
Ну, выругался Гинц. Очень не любил он вспоминать о том, как дикари его чесноком нафаршировать хотели и на вертеле зажарить собирались.
Но Гинц вспыльчив да отходчив, и мы с ним поладили: я за сто фунтов стерлингов официально вступил в обладание всем грузом потонувшей у Безымянного острова «Джессики».
Но одно дело официально, а совсем другое на деле: ведь груз-то лежал не в каком-нибудь каменном амбаре, даже не под навесом на бережку, а на морском дне, в трюмах затонувшего судна. Да еще где затонувшего?
У каменистых и малоисследованных берегов островка Соломонова архипелага!
Положим, по описанию капитана Гинца я мог бы довольно легко отыскать ту бухту, где разбилась и затонула злополучная «Джессика». Но ни на кого опираться при работах по поднятию груза я уже не мог: покуда Гинц со спасенными матросами добирались до цивилизованных мест, обитатели Соломоновых островов, видите ли, вздумали произвести интересный опыт с миссионерами.
— Какой?
— А они вспомнили, как миссионеры их уверяли, будто от употребления в пищу человеческого мяса развивается проказа. Ну, у них там шла какая-то междоусобица. Два племени воевали. Вот побежденное племя и придумало такой фортель: изловили дикари двух миссионеров и отправили торжественно посольство к победителям:
— Посылаем вам в дар двух белых. Они достаточно откормлены. Скушайте их за наше здоровье, и не сердитесь больше на нас!
А у самих-то была затаенная мыслишка:
— А вдруг победители, покушав миссионеров, в самом деле, все проказой заболеют?
Не знаю, чем эта история закончилась. Но знаю, что миссионеров-то съели!
Словом, отправляясь к Безымянному острову, я даже не мог рассчитывать на то, что кто-нибудь возьмет на себя труд отговаривать людоедов предпочесть свиное или баранье мясо моему собственному.
Однако, перспектива вытащить и перепродать агенту несколько тонн раковин, купленных мною буквально за грош, была так соблазнительна, что вслед за получением от Гинца документов на право производства работ по поднятию со дна моря груза «Джессики» я развел пары и отплыл к Соломоновым островам. Мне удалось довольно легко и скоро отыскать ту бухту, в водах которой затонула «Джессика».
Берег был еще усеян обломками погибшего судна: здесь и там валялись балки, доски, разбитые бочонки и ящики, словом, все то, что или было снесено с палубы «Джессики» волнами до крушения, или, наоборот, уже после крушения всплыло наружу и было прибито волнами к берегу.
На песчаной полоске берега у скал виднелись многочисленные следы людей: это были своего рода визитные карточки тех самых приятелей капитана Гинца, о которых он теперь, не знаю почему, собственно, не мог равнодушно слышать. То ли был недоволен, чудак, довольно низкой оценкой его личности, то ли сердился, что бедные дикари так упорно добирались до его шкуры.
Но в данный момент берег был абсолютно свободен.
В чем дело? Почему они сбежали? Тут могли иметься разнообразные предположения.
Дело в том, что на Соломоновых островах несколько раз подряд перед тем побывали американцы, которые ведь не очень справляются с существующими в мире законами и не стесняются пускать в ход пушки при всяком удобном случае.
Очень возможно, визиты моряков так напугали дикарей, что едва завидев приближающееся к островку «Сузи», самое мирное судно в мире, хотя, правда, и снабженное на всякий случай парочкой палубных орудий, дикари поторопились удрать в дебри и трущобы в центре острова, куда за ними пришлось бы посылать целую экспедицию.
Но я не был в особенно большой претензии на отсутствие хозяев: иногда они выказывают, как мы видели на примере Гинца, слишком горячие симпатии и чересчур усердное гостеприимство, доходящее до предложения гостям занять местечко на вертеле или в «священном котле»…
А я, знаете, человек грубый, китайские церемонии для меня нож вострый. Предпочитаю, чтобы меня оставили в покое и только бы не мешали мне делать мое дело.
Ну вот я и принялся сейчас же за работы.
Прежде всего, я поставил мою «Сузи» на якорь, чтобы она, — довольно-таки шаловливая персона, — не вздумала без моего ведома свести ближайшее знакомство с прибрежными камнями или не пожелала бы заглянуть на дно морское, чтобы там узнать, как поживает ее старая знакомая, «Джессика».
Ну, потом я отправил партию вооруженных матросов на берег устроить там маленький лагерь.
Но, впрочем, раньше я отправил штучек пять или шесть послов к туземцам, — тем самым, помните, которые отправили на убой миссионеров.
Моих «послов» людоеды съесть не могли бы, потому что это были особые чугунные послы и начинены они были не чесноком, а порохом.
Проще говоря, я повернул в сторону берега обе мои пушки и шарахнул по скалам и по близкому перелеску гранатами. Гранаты полопались там, на камнях, среди стволов деревьев, нашумев порядочно, во всяком случае, совершенно достаточно для того, чтобы у дикарей отпала охота скоро показываться на берег и заглядывать в дула моих пушек. А больше мне ничего и не требовалось.
Как только лагерь был готов, то есть окружен импровизированными окопами и снабжен парочкой деревянных бараков, я сейчас же принялся за настоящую работу, то есть за добывание всего, что могло пригодиться мне из добра, затонувшего вместе с «Джессикой».
Тут, понятно, прежде всего понадобились водолазные работы.
Я свято сдержал слово, данное мною на прощанье капитану Гинцу, и, лично спустившись на дно, осмотрел подробно корпус «Джессики», чтобы выяснить, можно ли поднять судно и стоит ли, вообще говоря, возиться с этим.
Осмотр дал малоутешительные дли Гинца или, правильнее, для Ллойда результаты: судно было обращено в растоптанную галошу. Весь корпус расколочен. Киль на огромном протяжении измят, руль выворочен, палуба обратилась в нечто невероятное: словно внутри судна в момент гибели произошел взрыв, изломавший доски палубы и полуразрушивший трубу.
