Человек без лица (сб.) ил. И.Мельникова - Бестер Альфред (лучшие книги TXT) 📗
Пауэл повернулся и вышел из светового круга, скрывшись в темноте. Приближаясь к входным дверям, он ждал: возьмет ли Черч приманку? Вся эта сцена была разыграна лишь для него, чтобы в последнюю секунду… За крючок пока никто не дергал.
Когда Пауэл распахнул дверь и в комнату хлынул с улицы холодный серебристый свет, Черч вдруг окликнул его:
– Погодите-на!
Темный силуэт Пауэла замер на пороге:
– Да?
– О чем это вы толковали Тэйту?
– О Клятве Эспера. Вам следовало бы ее помнить.
– Дайте-ка мне вас прощупать.
– Валяйте. Я открыт.
Пауэл снял почти все блоки. То, чего Черчу знать не следовало, было тщательно замаскировано и затемнено тангенциальными ассоциациями и калейдоскопом телепатем, в которых эсперу второй ступени было не под силу разобраться.
– Не знаю, – произнес наконец Черч. – Сам не знаю, как быть.
– О чем вы, Джерри? Объясните вслух – я ведь вас сейчас не прощупываю.
– Да обо всей этой истории с револьвером. Бог вас знает. Хоть вы ханжа и чистоплюй, а может, мне и в самом деле следовало бы довериться вам.
– Вот этот разговор мне уже по душе. Вы помните, я вам сказал, что ничего не обещаю?
– Помню. Но, может быть, вы из таких, с кем и не нужно загодя сговариваться. Может быть, мое горе в том и состоит, что я всегда старался сторговаться загодя и не…
В это мгновение недремлющий локатор Пауэла уловил на улице смерть. Мгновенно отскочив назад, Пауэл захлопнул дверь.
– Не стойте на полу! Скорей куда-нибудь взбирайтесь!
В три больших шага оказавшись у прилавка, Пауэл вспрыгнул на него.
– Сюда, ко мне! Джерри! Гас! Живей же, дурни!
Комната затряслась противной тошнотворной дрожью: вибрация усиливалась, наращивая темп. Пауэл сбросил ногой лампу. Свет погас.
– Прыгайте вверх и цепляйтесь за люстру. Это гармонический дезинтегратор. Прыгайте!
Судорожно глотнув воздух, Черч прыгнул вверх, в темноту. Пауэл схватил Тэйта за руку; рука дрожала.
– Боитесь не допрыгнуть, Гас? Высоковато для вас… Вытяните руки, я вас подброшу.
Он кинул Тэйта вверх и следом прыгнул сам. Вцепившись в стальные паучьи лапы люстры, Тэйт, Пауэл и Черч повисли в воздухе, спасаясь от смертоносной вибрации, которая создавала гармонию распада во всем, что находилось на полу или с ним соприкасалось. Стекло, металл, камень, пластик… все это со скрежетом разлеталось на куски. Слышно было, как потрескивает пол, глухо рокочет потолок. Тэйт застонал.
– Держитесь крепче, Гас. Это наемные убийцы Киззарда. Отчаянная шайка. Один раз чуть было меня не укокошили.
У Тэйта отключилось сознание. Он автоматически продолжал цепляться за люстру, но его связи с окружающим все больше и больше терялись, и Пауэл, почувствовав это, обратился к подсознанию.
– Держаться! Держаться! Держаться! Не отпускать! Не отпускать! Не отпускать!
В подсознании Тэйта так явственно обозначилась обреченность, что Пауэл понял: никакими мерами Лига не смогла бы уже спасти его. Он неуклонно двигался навстречу гибели. Последние остатки чувства самосохранения иссякли, руки маленького щупача разжались, и он упал на пол. Вибрация затихла сразу после того, как, глухо шмякнувшись об пол, распалось тело. Черч тоже слышал этот звук и вскрикнул.
– Тише, Джерри! Еще не кончено. Держитесь.
– В-вы это слышали? Вы слышали ЕГО?
– Слышал. Мы еще в опасности. Держитесь!
Дверь ссудной кассы приоткрылась. Острый, как бритва, луч пробежал по полу. Задержавшись на три секунды там, где размазалось страшное месиво, луч мигнул и исчез. Дверь закрылась.
– Отлично, Джерри. Эти молодчики опять решили, что со мной разделались. Теперь вопите на здоровье.
– Я не могу спрыгнуть, Пауэл. Я не могу на это наступить…
– Еще бы, Джерри, я вас понимаю.
Повиснув на одной руке, Пауэл схватил другой Черча за плечо и подтолкнул к прилавку. Черч спрыгнул. Пауэл последовал за ним. Их обоих мутило.
– Так вы говорите, что это кто-то из молодчиков Киззарда?
– Конечно. У него целая банда психопатов. Не успеем выловить и спровадить в Кингстон одних, а Киззард уже подбирает новых. Он их приманивает наркотиками.
– Но что они имеют против вас?
– Неужели не ясно, Джерри? Они работают на Бена. А Бен начал паниковать.
– Бен? Бен Рич? Но ведь они явились в мою кассу. Я мог здесь оказаться.
– Вы и оказались здесь. Что это меняет, скажите на милость?
– Как что меняет? Рич не позволил бы им подвергать мою жизнь опасности.
– Вы в этом уверены? – Образ улыбающейся кошки.
Черч остолбенел. Потом вдруг вскрикнул, охваченный яростью:
– Ах сукин сын! Ах распроклятый сукин сын!
– Не стоит горячиться, Джерри. Рич спасает собственную жизнь. Едва ли от него можно ждать сейчас особой щепетильности.
– Ну что же, если он спасает свою жизнь, то я займусь спасением своей, и пусть не жалуется на меня, подлец… Готовьтесь, Пауэл. Я ничего не утаю, коль скоро уж я раскололся.
После страшной гибели Тэйта, беседы с Черчем и очередного посещения полиции приятно было, возвратясь домой, встретить белокурую озорницу малышку. В правой руке у Барбары был черный карандаш, в левой – красный. Высунув язык и скосив темные глаза от усердия, она что-то старательно малевала на стенах.
– Бари! – строго воскликнул Пауэл. – Ты что это делаешь?
– Рисоваю картиноцки, – отозвалась Барбара, – славные картиноцки для папы.
– Спасибо, душенька, – сказал он. – Превосходная идея. Теперь пойди сюда и посиди с папой.
– Не-е, – ответила она, продолжая рисовать.
– Ты моя девочка?
– Дя.
– А разве моя девочка бывает непослушной? Мэри слушается папу.
Барбара взвесила в уме этот довод.
– Дя, – ответила она, сунула карандаши в карман и села рядом с Пауэлом на тахту, взяв его за руки своими выпачканными в мелу ручонками.
– Право же, Барбара, – пробормотал он, – твоя шепелявость начинает меня беспокоить. Может быть, тебе нужно надеть пластиночку на зубы?
Он сказал это полусерьезно. Как-то забывалось, что рядом с ним сидит взрослая девушка. Он заглянул в темные глубокие глава, сверкающие и пустые, как не наполненный вином бокал.
Медленно пробираясь сквозь верхние слои ее сознания, он приближался к густо затянутому покровом туч взбаламученному подсознанию. Слабый проблеск света там, за тучами, одинокий и трогательный, стал уже чем-то мил ему. Но сейчас его встретил не робкий проблеск, а острие луча, который мог бы исходить разве что от пышущей грозным жаром новой звезды.
– Здравствуй, Барбара. Ты, кажется…
Откликом был такой взрыв страсти, что Пауэл поспешно отступил.
– Эй, Мэри! – крикнул он. – Скорей сюда!
Из кухни выскочила Мэри Нойес.
– Новые осложнения?
– Пока еще нет. Но скоро будут. Наша пациентка пошла на поправку.
– Я не заметила в ней перемен.
– Загляни вместе со мной внутрь. В ней ожили глубокие инстинкты. Где-то в самой, в самой глубине. Мне чуть мозги не выжгло.
– А при чем тут я? Потребовалась компаньонка? Охранять секреты девичьего сердца?
– Ты шутишь? Это меня нужно охранить. Протянуть руку помощи.
– Барбара держит тебя за обе руки.
– Я выразился фигурально, – Пауэл смущенно посмотрел на спокойное кукольное личико, прохладные пальцы, вяло прикасавшиеся к его рукам. – Ну, пошли.
Снова вглубь по темным переходам к пылающему в ней – к пылающему в каждом из людей – горнилу, вечному источнику душевных сил и психической энергии; безжалостной, безрассудной, алчной. Он чувствовал, как Мэри Нойес на цыпочках пробирается следом за вам. На этот раз он остановился поодаль.
– Привет, Барбара.
– Убирайся!
– Это же я, дух.
Его полоснуло ненавистью.
– Ты меня помнишь?
Ненависть перешла в смятение, потом прихлынула жаркая волна страсти.
