Неведомый груз Сборник рассказов из журнала "Вокруг света" - Морозов Александр Иванович (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Но было поздно! Иванов словно только и ждал подобного вызова. Напрасно я убеждал его выполнить наш план без отклонений: закончив путешествие, намеченное Волковым, испытать годность пищи на обезьянах, собаках и других животных. Если хотя бы часть животных выдержит длительное питание ею — значит, задача в какой-то мере разрешена.
Тогда, говорил я, мы можем вместе рискнуть и нашей жизнью. Все было тщетно! Иванов выбрал из наших запасов банку, хранившуюся около шести месяцев, и уселся за стол с видом лакомки, добравшегося до любимого кушанья.
Кириллов замолчал, уставившись в темный угол трюма, как будто ожидая, что сейчас оттуда кто- то выйдет и подтвердит своим свидетельством его рассказ.
— Иванов умер у меня на руках в страшных мучениях. Смерть его, явившаяся трагическим подтверждением его заблуждения, положила конец нашим работам.
Но адмирал потребовал довести опыт до конца. Оказывается, он и сам размышлял о том, что следует искать новые виды провизии специально для дальних путешествий. Еще молодым человеком он ввел во флоте некоторые средства против скорбута: крепкий чай, клюквенный сок, фрукты, сваренные в густом сахарном сиропе. «То, что задумал Иванов, — дело большой государственной важности, — сказал мне Волков. — Надо обязательно выяснить, чего еще не хватает, почему хорошие продукты превращаются в яд…».
Я подчинился, ибо только я мог предупредить какие-либо еще более безумные затеи. По настоянию Волкова была изготовлена специальная партия «вечной пищи». Я старался действовать с особым тщанием и применил даже новый состав для заливки пробок — испытание должно было стать последним и окончательным доказательством невозможности создать «вечную пищу». Остальное вы сами знаете. Напомню только еще раз: рискнувшего отведать хотя бы ложку того, что хранится в трюме, ждет участь Иванова. Жертвы отравления постепенно слепнут и в нечеловеческих муках умирают. Мы не имеем права подвергать несчастную команду «Отважного» еще и этим предсмертным страданиям.
Я прошу вас помочь мне уничтожить содержимое ящиков, пока у нас еще есть некоторые силы. К тому же этого требует государственная тайна. Ведь неизвестно, в чьи руки может попасть бриг, когда… словом, когда все кончится.
Ни малейшего сомнения не закралось в душу Сидорова, когда он слушал рассказ о «вечной пище». Ведь это его собственная мечта!.. Победа над скорбутом, над ужасами голода в океанских пустынях! То, что не удалось сегодня, может, удастся завтра, через месяц, год, пусть даже через десять лет! Важно, что уже наметился какой-то путь.
Он подошел к одному из ящиков, вытащил округлый предмет, сорвал соломенную обертку и с некоторым разочарованием стал рассматривать стеклянный сосуд. Так вот как выглядит таинственная «вечная пища»! Вот и вся тайна брига «Отважный».
Банка, обыкновенная банка, и в ней что-то очень похожее на суп с большими кусками вареного мяса.
Кириллов бегло глянул на банку.
— В этих ящиках баранина. А здесь… лучшая свинина. — его дрожащая от слабости рука вытянулась влево. — В ящиках прямо перед нами — костромская говядина. Тут, ближе к деку, овощи: горошек, капуста, огурцы, редька, сладкий лук…
Голос Кириллова делался громче, торжественней, как будто он называл не обыкновенные продукты, а нечто таинственное, созданное им в секретнейшей лаборатории. Расписывая содержимое банок, он незаметно для себя впал в состояние настоящего экстаза.
Слушая Кириллова, снова и снова оглядывая ящики с лучшими продуктами, которые нельзя есть, Сидоров почувствовал, что его желудок будто наполнила обжигающая кислота. Мысль о том, что тут, рядом, сколько хочешь вареного мяса, кружила голову. Лейтенант посмотрел на Плаксина. Тот скорчился на ящике, переживая те же самые ощущения.
Надо действовать немедленно, не то…
— Так будем продолжать, пока есть силы, — произнес Сидоров.
И они снова потянулись с банками один за другим вверх по трапу трюма.
Испытание
Светало, когда Плаксин вышел на палубу с последней на сегодня банкой. Он занес ее над водой… и вдруг как будто кто-то схватил его за руки. Что, если взять банку в каюту, чтобы только рассмотреть ее содержимое? Ведь это чрезвычайно интересно! А потом он все бросит в море.
Мичман зажал ношу под мышкой, и с неожиданной для себя самого быстротой прошмыгнул в каюту. Там он поставил банку на стол, вытащил нож и начал торопливо сбивать плотную массу, заливавшую пробку. Но чем ближе подходило дело к концу, чем ощутимее становился запах пищи, тем нерешительнее действовал Плаксин. Он чувствовал, что не найдется силы, которая сможет удержать его, когда банка будет открыта.
— Нет! — он сунул банку под койку. — Выброшу вечером…
Целый день не входил в каюту мичман. И где бы он ни был, как привидение преследовала его банка с мясом.
А когда наступила ночь и вновь пришлось, падая от усталости, с бешено вращавшимися огненными кругами перед глазами выносить одну за другой банки из трюма, Плаксин заговорил, стараясь не смотреть на товарищей:
— Вот что мне, господа, пришло в голову… Начатую работу надо закончить. Иначе зачем же мы столько трудились? А силы наши исчерпаны. Между тем источник этих сил тут же, вокруг нас… Если мы закусим сейчас, мы успеем расправиться со всеми банками, прежде чем их содержимое начнет расправу с нами. Блестящая идея! — закончил он, как будто убеждая самого себя.
— Нет. Не согласен… — Кириллов покачал головой. — Вы не видели, как умирал Иванов, а я видел. Не представляете себе, что это такое.
— Крепись, Плаксин! Ты же все время держался молодцом. Что теперь сдаешь? — увещевал его Сидоров.
Плаксин молча вынес еще несколько банок. Потом, поддержав опять едва не упавшего Кириллова, тихо сказал:
— Я уже спрятал одну банку в моей каюте… Боролся с собою весь день и хотел бы послушаться вас. Но ничего не выходит. Все-таки я сегодня поем. Будь что будет.
Сидоров с грустью смотрел на мичмана. Немногим больше прожил Василий Сергеевич на свете, но и эти годы сейчас казались ему словно отнятыми у Плаксина. Плаксин — воспитанник того же Кронштадтского корпуса. Значит, еще шесть лет долой — вычеркнуть из жизни. Остается совсем ерунда. И вот теперь единственная мечта юного мичмана — наесться досыта. Нечего сказать, достойное завершение пути моряка.
Он представил себе банку в каюте Плаксина. Вот мичман открывает ее, вытаскивает мясо. Много мяса, гораздо больше, чем нужно одному человеку. Режет на мелкие кусочки. Зубы-то теперь у всех ходуном ходят… Да, поесть досыта… Разве это еще возможно? Разве есть люди, у которых пищи сколько угодно?
— А может быть, Плаксин и прав? — начал в раздумье Сидоров. — Наверное, нам уже не к чему терзать себя голодом. Ведь у нас нет выхода. Работать мы не можем, прекратить начатое дело нельзя… Откуда же взять необходимые силы?
Кириллов, поглядывая на силуэты молодых людей, видел, как они то раздувались, вырастали чуть не до потолка, то, скорчившись, превращались в маленькие безобразные фигурки. Чувствуя, что, пожалуй, он сейчас упадет и вряд ли поднимется, Кириллов не стал спорить.
— Будем кончать… Ладно! Но раз так, устроим последний пир по-настоящему. Обед из многих блюд. С закусками и сладким.
Кириллов оживился. Даже глаза его прекратили свои оптические фокусы.
— Вскрывайте этот ящик. Потом тот, направо… Теперь вон тот. У меня в каюте есть немного спирта, мы подогреем на нем еду… Но помните, друзья, не проклинайте потом ни меня, ни Иванова.
