Журнал «Если», 2004 № 08 - Бачило Александр Геннадьевич (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Короче — гружу его по полной, пальцы веером, все дела… а он только хлебало разевает.
— Что еще за красные? — спрашивает.
— Темень деревенская! — говорю. — Если у вас тут еще телевизора нету, так вы хоть радио слушайте! Война гражданская идет! Большевики наступают! Царя убили! Неужели не слышал?!
Тут это чудо с усами надувается, как Мишка олимпийский — ну прямо полетит сейчас! — и хватает меня за воротник.
— Я вот тебе покажу царя! — орет. — А ну пошли в околоток!
И давай в свисток дуть! Аж уши заложило.
Смотрю, с другого конца коридора бегут двое таких же. Ну, думаю, пора когти рвать. Выхватываю баллончик из кармана и пшик ему прямо в усы! Он и завалился с непривычки, и с ним еще пара мужиков, зацепило их, видно. Визжат, кашляют, по полу катаются, ничего понять не могут…
Остальные разбираться не стали, увидели такое дело да как дернут от меня в разные стороны! Смели и тех двух ментов, что на помощь бежали, и два прилавка — в щепки, и окно даже высадили. Ну и я, не будь дураком, ноги делаю — через прилавок перепрыгнул и по подсобкам! Я ж у нас в Гостином экспедитором целый год работал, каждый закоулок знаю. По лестнице наверх, два коридора — прямо и направо — и вот я уже на другой линии. На ходу подцепил телогрейку какую-то, надел, чтоб не очень выделяться, и постепенно ход сбавляю. Здесь уже, чувствую, потише, паники не слышно, народ делом занят — ящики штабелюют, бочки катают, матерятся — в общем, все спокойно. Ну и я такой деловой иду, будто ни при чем.
Смотрю, стоит мужик, мнет папироску и газетку полистывает. Ага, думаю, ну-ка я разговорюсь с ним. Подхожу, вынимаю «Мальборо».
— Огоньку не найдется? — спрашиваю, а сам тут же ему пачку под нос. — Моих не желаете? Угощайтесь!
Берет он сигарету и, вижу, не знает, какой стороной ее в рот совать.
— Это откуда ж такие?
— Американские, — говорю, — с угольным фильтром.
— Вот черти! Чего только не напридумают!
Закурили.
— Что пишут? — спрашиваю. — Как успехи на фронтах?
— На которых фронтах?
Вот тебе раз, думаю, а сам в газетку заглядываю — неужели и там о красных ни слова?! И вдруг вижу, под самым заголовком, крупно — дата: двенадцатое мая тысяча девятьсот первого года!
Я сразу и не понял.
— Что это, — говорю, — вы такие старые газеты читаете? Не подвозят?
— Почему старые? Третьего дня из уезда. Самая свежая!
Ну, до меня и дошло наконец. Машина твоя, чтоб ей пусто было, не в тот год меня законопатила! В девятьсот первый вместо девятьсот восемнадцатого! Я чуть не разревелся там.
— Ну, все понятно, — бормочу. — Базара нет. Конечно, какой тут может быть Тележкин? Никто тут никакого Тележкина еще не знает!
А мужик вдруг:
— Почему не знаем? Знаем. Никишка Тележкин у Вахлаковых в приказчиках. Да вон он в лавке с кралей лясы точит!
И пальцем тычет куда-то.
Я, как подорванный, пулей туда! Вбегаю в лавку и вижу — точно, он! Только молодой. Какие уж там сыновья! Сопляк сопляком! Стоит, с девахой какой-то базарит.
— Тележкин? — спрашиваю.
— Тележкин.
Ах ты, мать твою! Наконец-то повезло!
Только слышу вдруг: по коридору будто табун лошадей ломится — топот, свист, крики!
«Держи! — вопят. — Вон он, в лавке!»
Глянул, а там целая рота ОМОНа, да с шашками наголо. Меня ищут.
Ну, я деваху шуганул оттуда, чтоб не мешалась, а этого пацана взял за шкварник и говорю:
— Как разбогатеешь через семнадцать лет, так не прячь, дурила, клад в амбаре! Красные его там найдут и тебя же за него и шлепнут! А зарой лучше в Сыром овраге под старой ивой! Там одна такая. За это правнуки тебе спасибо скажут…
Только всего и успел объяснить. Вваливается вся толпа — и ко мне! Я к стене, руками уперся, ноги расставил.
— Сдаюсь! — ору. — Не стрелять! Добровольно отпускаю заложников!
И глаза закрыл. Ну, думаю, сейчас бить начнут. Стою, жду. А куда деваться?
Но не бьют почему-то, замерли, тишина мертвая. Я осторожно глаза открыл — темень, хоть глаз выколи! И холодно.
Тут дошло до меня, что я опять в твоей этой термопальной камере. Выдернуло меня из прошлого! Холод собачий, камера вся сосульками обросла, еле выбил дверь. Чувствую — дома. В смысле, тут, в нашем времени. Только тьма во всем институте, чуть с подъемника не слетел, когда спускался!
Тебя будить не стал, понимаю, что наделал делов с этим электричеством, заложишь еще… В общем, кое-как выбрался за территорию и рванул прямиком в Сырой овраг, под старую иву! А там, ну ты можешь себе представить? Пусто. Нету клада!
Саня похлопал себя по карманам, достал «Мальборо» и, не предложив мне, прикурил от свечки.
— Вот она, ваша машина времени, чтоб ей ни дна, ни покрышки!
— А мы-то здесь причем? — меня вдруг пробило на нервный хохот.
— Не поверил, видно, тебе прадед-то! За психа принял! Ты радуйся, что вернулся благополучно!
— Благополучно?! — взбеленился Саня. — А это что за хрень?!
— Где? — я огляделся.
— Вот где! — Тележкин взмахнул рукой.
Я думал, он хочет меня ударить, и инстинктивно закрылся кулаками, но вдруг понял, что он имеет в виду. Словно в луче стробоскопа, рука его отпечаталась веером четких силуэтов.
— Ух ты! Что за фокус?
— Фокус?! — совсем остервенился Саня. — В гробу я видал ваши фокусы! А это что такое, я спрашиваю?!
Он поставил свечу на стол и загородил ее собой. Я выпучил глаза. Огонек свечи был по-прежнему виден! Как будто корпусная Санина фигура не стояла на одном месте, а исчезала и появлялась с большой частотой.
— Я когда это в зеркало увидел, чуть не сдох, — сказал Саня тихо.
— Чего это со мной, а?
— Разберемся, — пообещал я, хотя в голове еще не было ни одной мысли, кроме смутного предчувствия беды. — А ну расскажи еще раз, как было дело с Никанором. Подробно, каждое слово.
— Ну как было дело… Говорю же, с девахой он стоял…
— Стоп! А нет ли у тебя старых семейных фотографий?
— А как бы я иначе прадеда узнал? Конечно, есть!
— Неси.
Саня ушел со свечой в другую комнату, долго хлопал там дверцами шкафов и наконец вернулся с древним фотоальбомом в сафьяновом переплете.
— Вот он, прадед, — Тележкин раскрыл пахнущий пылью альбом на первой странице. — Но здесь он уже взрослый, с усами. А вот это они вдвоем, с прабабкой… Ух ты, блин!
Саня испуганно поглядел на меня.
— Она? — спросил я, уже зная ответ.
— Она! Та самая деваха! А я-то ее так шуганул, что только пятки засверкали! Неудобняк получается…
— Неудобняк! — простонал я. — Да знаешь ли ты, что натворил?! Ты разрешил главный парадокс Машины Времени!
— Как разрешил? — испугался Саня.
— Тупо! Путешествия во времени считались невозможными именно из-за этого парадокса! Если отправиться в прошлое и убить там своего дедушку, то некому будет родить твоего отца, а следовательно, и тебя. Значит, некому будет поехать в прошлое и убить дедушку, значит, ты все-таки родишься, и так далее…
— Да не убивал я никакого дедушку! — обиделся Саня.
— Какая разница! Ты расстроил его брак. Следовательно, никто из твоих предков и ты сам не родились! Понимаешь? В камеру тороида ты не влезал, в прошлое не отправлялся — и не мог помешать прадеду ухаживать за девушкой. Поэтому он благополучно женился, нарожал детей, обзавелся внуками и, наконец, феноменально жадным правнуком… Никакого парадокса времени не существует, если волна изменений распространяется с конечной скоростью! Это же величайшее открытие!
Я вскочил и зашагал по комнате.
— Открытие… — задумчиво повторил Саня. — В гробу я видал твои открытия! Это что же выходит, что меня теперь нет?
— Не всегда. То нет, то есть. В зависимости от фазы.
— От фазы… — Саня почесал в затылке. — Понятно. Это, типа, как у нас на подстанции. Ухватишься по пьяни за провод, а дальше — в зависимости от фазы. Либо ты есть, либо — чпок! — и тебя нету…
— Примерно так, — покивал я, чувствуя приближение новой мысли. — Мало того! Все, что ты сделал своими руками, тоже будет мерцать!
