Серебряная тоска - Валигура М. (первая книга TXT) 📗
Какого ещё лука в рака... Это там у него, кажется Петюшка Собаковский вещал - хотя нет, это капитан, потому что - "... с Петюшкой Собаковским мы как-то съели по сто раков".
Мне бы сейчас раков отведать. Кажется, я даже облизнулся, но тотчас смутился и спрятал язык. Хочется - перехочется. У меня из личных после дня рождения всего червонец остался. Я взял ещё кружку пива (без раков), и вернулся к своему столику. Нечего мне миндальничать, сегодня ночью же попробую. Ишь ты! Я припомнил текст, что был на дискете. "Высший Разум! Пришельцы, ещё, небось, какие! Но, Игорь, не из какого-нибудь сраного Космоса, а из другого измерения".
Интересно, как они видят наш мир? Наверное, так, как мы видим двухмерный мир.
Всезнание! К ихнему всезнанию мне б ещё и деньжат немного. А может, именно с помощью всезнания я деньжата и раздобуду? Как же, держи карман шире, раскатил губу по всей Ивановской, а губа-то ох, не дура у тебя, ох, до чего не дура, аж жуть, Матушинский-сякой!
Тут я с новым умилением обнаружил, что в бар стали сползаться первые чумазые посетители. Ну да, смена-то закончилась, трудовой люд спешит залить горе пивом.
Напротив меня уселся потный грязноватый индивид и дыхнул мне в лицо запахом смазки и лука. Я быстро допил своё пиво, ставшее в момент безвкусным, и хотел было удалиться, сохраняя, впрочем, достоинство, как вдруг узнал в индивиде Митяя с товарной станции.
- Ну, - насмешливо сказал Митяй, глядя своим прищуром мне в глаза, говорил я тебе, что мы ещё встретимся. И не на угле. Не хош угостить коллегу кружкой пива?
- Хотелось бы, - смущённо ответил я.
- Понятно, - с каким-то удовольствием кивнул Митяй. - Финансы поют романсы?
- Хрен их знает, чего они там поют, но - поют.
- Ладно, коллега, давай я тебя угощу. Не побрезгуешь?
- Не надейся.
Митяй сходил к стойке и вернулся с четырьмя кружками пива и тарелкой раков.
- Работнику труда умственного от благодарного пролетариата, - объявил он.
"Всё ж, поем сегодня раков", - с беззастенчивой признательностью подумал я. И принялся за работу. Взламывал панцири, высасывал сладкий сок. Митяй с удовольствием наблюдал за мной.
- Что, поэт, иной раз и ты не прочь поработать руками?
- И ртом, - добавил я.
- Скользко шутишь, - скрутил физиономию в улыбку Митяй.
- Стар я, батюшка, шутить.
- Ну-ну. - Митяй отхлебнул полкружки. - Вишь, как приятно работяге пьётся?
- А мне, думаешь, не приятно? - Я тоже отхлебнул полкружки.
- Сравнил ту приятность и эту. - Митяй махнул рукой. - Не, ты представь:
намахался ты кайлом, руки ноют, плечи ноют, поясница ноет, душа... тоже ноет. И тут ты хватаешь своей мозолистой рукой кружку пива и высасываешь из неё сладкой горечи. И по всему телу, по всей душе ползёт благодать. Благостная расслабуха. - Митяй зажмурился, как сытый кот, и отхлебнул ещё. В кружке осталось на донышке.
- Любопытная концепция, - заметил я.
- А ты не выражайся. Ты поработай с моё. Кстати, вагоны разгружать когда снова придёшь?
- Приблизительно никогда.
- Шо ж так? Без денег сидишь, а подзаработать не желаешь? Или физический труд претит?
- Да ничего мне не претит. Но есть причины...
- Лень?
- Ага.
- Эт ты молодец, хорошо ответил. - Митяй неожиданно залыбился и хлопнул меня по плечу. - Без понтов, как без пружинок. Хотя и врёшь.
- Хотя и вру.
- Мне перед моей бабой тоже одно время неудобно было, что я, мол, грузчик, а не академик. - Митяй с якобы пониманием поглядел на меня. - Так что я сделал?
Послал бабу на хер. С тех пор горя не знаю. Баба - существо временное, а деньги - предмет постоянный. Мой тебе совет - гони свою, пока не поздно.
- Поздно.
- Сочувствую, - равнодушно сказал Митяй. - Чё, такая хорошая?
- Тебе и не снилось.
- Везёт. - Митяй взялся за вторую кружку. Я корпел над раками.
- Экай же ты счастливчик, - поцокал языком Митяй. - И стихи он пишет, и любовь у него неземная, и дядя Митяй его раками с пивом кормит... Ну, понятно, чего тебе ещё какие-то вагоны разгружать... А в голову тебе, скажем, не приходило, что за это твоё счастье кто-то другой горбатиться должен? А то и слёзы в подушку проливать? Может, ты кусок чьего-то счастья украл?
- С получки верну.
- Юморист ты. А я серьёзно. Хотя я тебя и понимаю - с радости почему б и не поюморить.
- С радости... - Я хмыкнул. - Дурбень ты, Митяй. Где ж ты на свете радость видел.
- Шо, нету? - обрадовался Митяй. - То-то и я смотрю...
- Счастье - есть. Но не от радости. А от тоски.
"От серебряной тоски", - подумалось назойливо.
- А ты, часом, не заболел? - Митяй участливо потрогал мой лоб. Счастье от тоски... Горе от ума. Вон, пивко лучше хлебай. Всё полезней.
Я отпил из кружки.
- Кстати, - вспомнил я, - как там твой напарник? Ну, Петро, в смысле?
- А пёс его знает. Я его после той разгрузки и не видел. Сагитировал ты его чем-то против меня. То от него не избавиться было, а теперь уж вот как несколько дней и носу не кажет.
- А, может, это ты его сам против себя сагитировал?
- Слышь, ты... - Митяй сощурил глаза. - Сидит тут, понимаешь, пьёт моё пиво, жрёт моих раков, ещё и хамит.
- Ладно, Митяй. - Я встал из-за стола, положил Митяю руку на плечо. За пиво спасибо, за раков спасибо, за хамство извини. Сам в себе разберись.
Я направился к выходу.
- А, всё ж, ещё встретимся! - не то с угрозой, не то с надеждой крикнул мне вдогонку Митяй.
- Там видно будет.
Выйдя из бара я, прижмурившись, оглядел микрорайон Солнечный. Довольно гнусный, надо сказать, микрорайон. Однообразные десяти- и двенадцатиэтажки, хаотично разбросанные по долинам и по взгорьям окраины Саратова. Руслан жил прямо напротив бара, на десятом этаже типичного для этих краёв дома. Я обогнул этот дом по гиперболе и, зайдя с тыла, вошёл в первый подъезд. И, как ни был я проворен, дверь с тугой-претугой пружиной всё же успела звездануть меня по жопе.
Чрезвычайно взбодренный таким приёмом, я пулей взлетел к лифту и нажал большую красную кнопку...
Двери лифта разъехались в стороны, открыв под собою щель. На мгновение мелькнула сумасшедшая мысль: достать из кармана чёртову дискету и бросить её в эту щель.
Как говорится, концы в воду.
Я вошёл в лифт и нажал кнопку десятого этажа. Дискета осталась в кармане.
- От тебя шикарно пахнет пивом! - сказал Руслан, целуя меня в прихожей.
- И раками, - похвастался я.
- Банк, что ли, ограбил?
- Угостили.
- Везёт вам, поэтам, поборникам чести, - вздохнул Руслан. - Любого так словесами оплести сумеете, что он вам и пиво, и раков поставит...
- Эт мы умеем. Всякий выбирает себе жребий. Юлий, вон, Цезарь швырнул свой вверх - и перешёл Рубикон.
- А потом его зарезали, - с ядовитой улыбкой продолжил Руслан.
- Но его ж не сразу зарезали.
- А как? Постепенно?
- Не строй из себя дурака.
- А знаешь, Ига, Цезарь-то по другому поводу жребий кидал.
- По какому?
- А, вот, думает: орёл - первым в деревне; решка - вторым в Риме.
- И что?
- Ну, а монета, не будь дура, встала на ребро. Пришлось ему, бедному, стать первым в Риме. Вот его и зарезали.
- Ис-то-рик. - Я потрепал Руслана по волосам.
- От ис-то-ри-ка слышу.
- Ладно, не дерзи, мальчик. Лучше позволь мне вновь восползоваться твоим компьютером.
- Снова в качестве микроскопа для заколачивания гвоздей?
- Приблизительно.
- Не дам, - потешно замотал головой Руслан. - Это унижает меня как программиста.
- Вот жлоб! - ахнул я. - Ты принуждаешь меня к насилию.
- Опять бить будешь?
- Бить не буду, но к компьютеру прорвусь. Даже если придётся побить.
- Ладно, - вздохнул Русланчик. - Побей и иди печатай.
- Обойдёшься без побоев, - сурово отрезал я.
- Приказаний никаких не будет? - угодливо согнулся Руслан.
