Между-Мир - Фостер Алан Дин (версия книг .TXT) 📗
На разговоры с великанами всегда уходило слишком много энергии, но Борн как всегда вежливо ответил.
— Есть предание о том, как силверслит напал на группу из двадцати или тридцати человек. Они разбежались во все стороны. И даже силверслит не может уследить за таким количеством запахов, потому что некоторые успевают выветриться. Поэтому некоторые выжили и рассказали об этом монстре.
— То есть, ты хочешь сказать, что даже двадцать или тридцать таких, как ты, и еще столько же фуркотов не могут сразиться с одним силверслитом? — не унималась Логан.
— Слишком большой, слишком сильный, — сказал ей Борн.
— А я думала, этим вашим ядом джакари можно убить кого угодно.
— У силверслита слишком толстая кожа, — объяснил Борн. — Кроме того, яд джакари действует на… — он порылся в памяти, подбирая нужное слово, — на нервную систему.
— Так почему же он тогда не может воздействовать на силверслита? — спросил Кохома. — Ведь есть же у него какие-то уязвимые точки.
— Вот догонит нас, тогда и покажешь их мне, — проворчал Борн. — Кроме того, у силверслита нет нервной системы.
В сознании Логан еще могло уложиться, что какое-то существо может не спать, не отдыхать, но только не это.
— Ну уж, Борн, — сказала она с уверенностью в превосходстве своих знаний, — у каждого животного есть нервная система.
— Разве?
— Животное не может быть без нервной системы, Борн, — продолжала настаивать на своем Логан.
— Неужели?
— Но уж, во всяком случае, должен быть у него какой-то рудиментарный мозг и центральная двигательная система.
— Да что ты?
Логан сдалась.
Кохома не обращал внимания на их разговор. Он по-прежнему размышлял над тем фактом, что этот зверь способен вышибить мозги из тридцати фуркотов. И не удержался от вопроса:
— Послушай, а что во всем этом правда, а что было преувеличено теми, кто выжил из этих двадцати или тридцати? Ведь совершенно естественно, что им захотелось представить неуязвимым того, кто обратил их всех в бегство.
Борн собрался было ответить, но вмешался Руума-Хум.
У фуркотов не было принято встревать в разговор между людьми.
Руума-Хум прибег к этому, чтобы поберечь нервную энергию Борна, поскольку она ему еще понадобится.
— Дерево силверслита, — мягко пророкотал он, — это единственная в мире вещь, которой сторонятся акади. А теперь пусть великаны замолчат и следят за дорогой.
Полученной информации хватило, чтобы Логан и Кохома даже не обратили внимание на то, что им распоряжение отдало животное. Еще долго они молча размышляли о том, что услышали.
Борн тем временем вернулся к своей прежней мысли и стал так и эдак обыгрывать ее в голове. Борн пытался отвязаться от этой мысли, но она прочно заняла место в его сознании и стояла на пути всех остальных мыслей, подобно колонне дерева силверслита. На какое-то время ему удалось забыть о ней, и он принялся ругать себя за то, что ему не удалось распознать истинную природу дерева. Такое огромное, сухое, манящее убежище. Такое пустое, такое покинутое.
— Дурак! Дурак из дураков, — ругал Борн себя вслух.
— И я тоже, — проворчал Лостинг.
Но Борн его даже не слышал.
— Ну, не ругай себя, Борн. Ты же сказал, что определить это невозможно, — сказала ему Логан.
— Нет. Если бы силверслит был тогда ниже, Руума-Хум его обязательно бы учуял. Но он был высоко, очень высоко, почти на самой макушке, вероятно. Он занимался адской охотой.
— Адской охотой? — переспросила Логан.
— Ну да, ловил в ночном небе летающих демонов. Сбивал над лесом летунов, подобных тому, который напал на ваш скаммер, когда он упал.
— О-о, — пробормотала женщина. — Еще одна отрезвляющая мысль.
— А нас, — продолжал Логан, — он учуял только тогда, когда начал спускаться, тогда его Руума-Хум и унюхал.
Наконец на дороге, среди деревьев, им попались шарообразные листья.
Их увидел Джелливан, и они с Руума-Хумом стали на страже, пока Борн и Лостинг срезали и приготавливали их. Хотя если силверслит нападет, они вряд ли смогут сохранить людям хотя бы пару минут жизни. Немного огненной пыльцы, и вот у них уже есть настоящий свет. Это немного приободрило Кохома и Логан. Теперь они, по крайней мере, видят, куда идут. В это же самое время Логан поделилась с Борном новой тревожной мыслью.
— А не сделает ли это нас более легкой добычей для прочих здешних хищников.
— Какое это теперь имеет значение. Силверслит слишком близко. Ни один ночной зверь не осмелится даже приблизиться сюда, учуяв его. Они тоже побегут. Ты же заметила, какая тишина.
Логан прислушалась и поняла, что имел в виду Борн. Обычные ночные звуки — все эти посвисты, пощелкивания, гудения, перемежающиеся изредка глубоким ревом, — всего этого не было, только постоянное «кап-кап». Это непрекращающийся дождь, да вклинивающийся изредка далекий шепот заблудившегося ветерка. Они двигались в неестественной тишине.
— Он приближается, — шепнул вскоре Руума-Хум. — Медленно, но приближается.
— Прости, прости меня, Борн, — вдруг заговорила Логан, — задыхаясь, переводя дыхание. — Я не знаю, что откажет мне раньше, ноги или глаза.
— В таком случае, — сказал Борн, тяжело вздыхая, приняв решение, которое он откладывал с часу на час, — лучше уж начать сейчас.
— Что? — удивленный вопрос был произнесен Лостингом.
— Начать спускаться на другие Уровни.
Ни Лостингу, ни великанам не было теперь дела до того, что чудовище, сидящее у них на самом хвосте, может услышать их голоса.
— А что толку спускаться на нижние Уровни? Ведь мы просто лишимся дневного света, когда наступит день. Кроме того, силверслит легко догонит нас и там, — добавил Лостинг. — Он будет гнаться за нами вечно, ты же знаешь это, Борн.
Борн внимательно посмотрел на своего союзника и соперника.
— Даже в Ад?
Тут Кохома и Логан в первый и последний раз услышали, как фуркот издает какое-то подобие удивленного рыка. Лостинг был слишком ошеломлен, чтобы ответить Борну, и тот продолжил.
— Я не собираюсь тут задерживаться и спорить с тобой, Лостинг. Не только с тобой, но и со всеми. Я спускаюсь на Седьмой Уровень, что бы там не ждало, если силверслит не отстанет от нас раньше.
— Там ждет смерть, — вздохнул фуркот Джелливан.
— Смерть ждет здесь, мой добрый друг, — напомнил Борн. Снова взглянув прямо на Лостинга, он продолжил. — Или нам не известно, что сделает с нами силверслит, когда поймает? А так мы, по крайней мере, найдем какой-то другой способ умереть.
— Борн, но ведь ты сам говорил, что спуститься в Нижний Ад — верная смерть, — сказала Логан.
— Оставаться здесь — еще более верная смерть. Может быть, силверслит не пойдет за нами туда, потому что живет он здесь — наверху мира. Хотя с тем же успехом он может жить среди своих сородичей там, на дне. Мы ведь не знаем ничего про это. Так что, по крайней мере, у нас есть шанс. Кроме того, я совершенно не собираюсь заставлять кого-либо из вас спускаться вниз вместе со мной.
Борн решил, что сделает так, как считает нужным, а остальные поймут, что он поступает мудро, и последуют за ним. Он всегда так делал, и в этот раз все снова сработало. Борн начал спускаться в глубины невидимого, вгрызаться в еще более зловещую, более черную темноту. И остальные последовали за ним, все до одного, но не из уважения к его величайшей мудрости, как думал отважный охотник. Они последовали за ним потому, что в момент кризиса потерявшие уверенность люди последуют за любым, кто объявит себя вожаком. И в этом отношении Лостинг проявил себя таким же человеком, как Логан и Кохома.
Возникали и исчезали корневища и лианы, склоненные вниз ветви деревьев, паразитические побеги размером с секвойю. Одно из таких деревьев распустило тысячи толстых, переплетенных воздушных корней.
Ими они и воспользовались, чтобы с еще большей скоростью опуститься сразу еще на много метров.
Пятый Уровень остался позади, и они оказались на Шестом. В этих местах коричневая, белая и темно-красная растительность преобладала над зеленой. И вот они уже миновали середину Шестого Уровня, спустились сквозь его дно и попали в мир призраков, в мир такой тьмы, что, казалось, даже пламя факела в страхе льнет к породившему его дереву, в мир оснований Деревьев-Колонн, с основаниями огромными, как звездные корабли. Со всех сторон вздымались массивные многогранные опоры. Повсюду в беспорядочном буйстве росли яркие грибы, размером со складские помещения, поражавшие непристойными, гротескными очертаниями. Среди них копошились мелкие фосфоресцентные твари, прятавшиеся от света факела. Здесь уже не существовало ни утра, ни вечера, ни дня, ни ночи, лишь вечная тьма, которой не ведомы ни солнце, ни луна. И хотя фосфоресцирующие грибы и их извивающиеся сородичи достаточно освещали окружающее пространство, факелы гасить не стали. Они давали более чистый, более ясный свет, чем тот, в котором мерцала здешняя флора и фауна. Желтые, красные, белые огоньки вспыхивали со всех сторон. Призрачное, эфемерное сияние.
