Искатель. 1969. Выпуск №4 - Поляков Борис (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
На душе у Яши словно что-то оборвалось. Неужели сделали что-то не так?
— Вы что, совсем голову потеряли? — сжав кулаки, Федорович пошел на Яшу. — Соображаете, что натворили? Ну, говори, я кого спрашиваю? Хоть немного шевелите мозгами? Или у вас здесь, — Федорович постучал Яше по голове кулаком, — вакуум, абсолютная пустота?
Яша опешил. Чего-чего, а такой встречи, такой благодарности от Антона Брониславовича он не ожидал. Растерянно переминаясь с ноги на ногу, он виновато вертел в руках кубанку и не знал, что ответить.
— Мы… мы хотели, как лучше, Петр Иванович, — ошеломленный натиском Старика, начал оправдываться он, — нашим хотели помочь… Ведь фашистов у катакомб как саранчи. А сегодня, сами знаете, они с овчарками под землю поперли…
— А кто, кто вас просил об этой помощи? — наседал Федорович, не давая Яше опомниться. — Кому нужна такая помощь?
Все в Федоровиче кипело и клокотало от бешеной ярости. А Яша моргал глазами и решительно… решительно ничего не понимал. Не мог понять, хотя силился и хотел.
— Не доложили почему? — в голосе Старика звенел металл. — Это же безумие, мальчишество, черт знает что! Хороши помощнички!.. Разве сейчас время для такой операции? Гитлеровцы как осы… Как злые осы, а они — полюбуйтесь! — еще больше их злить удумали. Они же немедленно начнут розыск, по следу бросятся, кругом все вверх дном перевернут. Об этом вы подумали?
— Мы думали о том, что там, в катакомбах, бой, что нашим чем-то помочь надо, — повторил Яша, оправляясь от растерянности. — Мы не только склады уничтожили, но и отправили к господу богу немало фашистов.
— Наши городские подпольные группы важнее десяти таких складов! Мы оставлены здесь, в тылу врага, для чего? Для выполнения особых заданий. О-со-бых, понимаешь? Вместо того чтобы затаиться на время, конспирацию соблюдать, мы выводим ищеек на след. Ты уверен, что за вами не проследили и что, возвращаясь домой, не приволок за собой хвоста? Уверен?
— Уверен, — ответил Яша твердо, окончательно взяв себя в руки.
Вдруг Федорович как-то обмяк, сник, опустился на стул. Яшу даже напугала такая перемена в настроении Старика. Что с ним? Только что распекал, все ходило в нем ходуном и вдруг — опущенные плечи, висящие, как плети, руки, какая-то отрешенность в лице. И голос… Голос Старика внезапно стал глухим, словно простуженным.
— Подождать бы, пока все успокоится да перемелется, — проговорил он, — а то с такой конспирацией в два счета загремишь. Загремишь и опомниться не успеешь.
Федорович поднялся и устало направился в свою комнату. Через несколько минут Яша услышал, как Старик наливает себе в стакан самогонки.
«Старик опытный, — подумал Яша, — ему виднее. Может, действительно наломали мы сегодня дров и поставили под удар другие городские, подпольные отряды и всю нашу группу?»
Подавленный, он вышел из квартиры и, шаркая ботинками, стал медленно спускаться вниз…
Ф. Скотт ФИЦДЖЕРАЛЬД
ЛЮДИ И ВЕТЕР
I
Машина, в которой сидели двое, взбиралась в гору, навстречу кроваво-красному солнцу. Хлопок в поле у дороги был еще низким и редким. Вокруг царило полное безветрие, и вершины сосен не шевелились.
— Когда я трезв, — говорил доктор, — когда я абсолютно трезв, я вижу окружающий мир иначе, чем ты. Тогда я похож на человека, у которого один глаз нормальный, другой — близорукий, а носит он очки для близоруких; круглые предметы представляются ему в форме эллипсов, и он все время спотыкается об обочину дороги, в общем ему лучше выбросить эти очки. Я бываю под мухой большую часть дня и поэтому берусь только за ту работу, которую могу выполнить в таком состоянии.
— Угу, — неловко поддакнул его брат Джин.
Доктор уже изрядно выпил, и Джин не знал, как приступить к делу, ради которого приехал, а Форрест все говорил и говорил:
— Я или жутко счастлив, или барахтаюсь по уши в грязи. Хохочу или канючу, но чем глубже ухожу в себя, тем быстрее все движется вокруг. Я все меньше отдаюсь работе и смотрю на жизнь как на мелькающие кадры киноленты. Я потерял дружбу и уважение людей своего круга и точно знаю, к чему это приведет. Мои привязанности и симпатии не подчиняются никаким законам, они устремляются на любого, кто оказывается под рукой, поэтому я стал удивительно славным парнем — гораздо более славным, чем в те времена, когда был известным врачом.
После очередного поворота дорога вдруг выровнялась, и Джин увидел вдали свой дом, вспомнил лицо жены и свое обещание ей… Больше он не мог медлить.
— Форрест, мне надо тебя попросить…
Но в этот момент доктор неожиданно затормозил перед маленьким домиком у соснового леса. На крылечке сидела девочка лет восьми и играла с серой кошкой.
— Эта девочка — самый милый на свете ребенок, — сказал доктор Джину и обернулся к девочке. — Хелен, я слышал, твоей кошке нужно лекарство?
Девочка засмеялась.
— Не знаю, — сказала она неуверенно.
У нее с кошкой только что началась новая игра, а приезжие ее прервали.
— Видишь ли. Киска звонила мне сегодня утром, — продолжал доктор ласково и очень серьезно, — и сказала, что хозяйка плохо заботится о ней, просила найти ей хорошую няньку в Монтгомери.
— А вот и нет, — сказала девочка и прижала к себе кошку. Доктор вынул из кармана пятицентовую монетку и бросил ее на ступеньки.
— Я советую дать кошке хорошую дозу молока, — сказал он и завел мотор. — До свидания, Хелен.
— До свидания, доктор.
Когда они выехали на дорогу, Джин решился снова начать разговор.
— Послушай, останови машину, — сказал он. — Остановись здесь, вот здесь.
Доктор затормозил, и братья посмотрели в лицо друг другу. У обоих были крепкие кряжистые фигуры и суровые лица. Обоим перевалило за сорок, и этим они были похожи; но даже очки доктора не скрывали его слезящихся, с красными прожилками глаз, а у Джина глаза были ясными и ярко-голубыми. Лицо доктора было изрезано мелкими морщинками горожанина, а морщины на лице Джина напоминали линии срезов столетних лип, водоразделов полей, навесов над стогами сена. Словом, Джин Джанней был сельским жителем, в то время как в докторе Форресте Джаннее все выдавало человека с образованием.
— Ну? — спросил доктор.
— Ты знаешь, Пинки дома, — сказал Джин, опустив глаза.
— Да, я слышал, — равнодушно ответил доктор.
— Он ввязался в драку в Бирмингеме, и ему прострелили голову. — Джин помолчал. — Мы приглашали доктора Бехрера, мы думали, что ты, наверное, не захочешь, не придешь.
— Не захочу и не приду, — мягко согласился доктор.
— Но подумай, Форрест, дело ведь такое, — настаивал Джин. — Понимаешь, как все получается, ты ведь сам говорил, доктор Бехрер ни черта не смыслит. Я и сам в него не верю. Он сказал, что пуля давит на… давит на мозг, а вытащить ее он не может, боится, что получится это… кровоизлияние, что ли, даже не знает, следует ли нам везти его в Бирмингем или Монтгомери, потому что можно и не довезти… Доктор нам совсем не помог, а нам бы так хотелось.
— Нет, — сказал его брат и покачал головой. — Нет.
— Ну, просто осмотри его и скажи, что же нам делать? — умолял Джин. — Он без сознания, Форрест. Он тебя даже не узнает, да и ты узнаешь его с трудом. Понимаешь, дело в том, мать его обезумела от горя.
— Ею владеет животный инстинкт, и ничего больше. — Доктор вытащил из бокового кармана фляжку с алабамской кукурузной водкой, наполовину разбавленной водой, и выпил. — Мы-то с тобой понимаем, что парня этого следовало утопить в тот самый день, как он родился.
