Нашествие Даньчжинов - Маципуло Эдуард (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
Монахи были недовольны. Оказывается, при недостаточном окислении крови легче впадать в священный транс. А я немедля принялся за потерянную было идею и развил ее почти до максимума. Выходит, метод инсайта перестраивает мозг на неадекватные, псевдоположительные эмоции? Как наркотик или алкоголь? И создается такой же замкнутый круг, когда жертва нуждается во все больших «дозах беды» для краткого подъема душевных сил.
Меня взволновало это открытие. Я размечтался о серьезных научных исследованиях на нейрохимическом уровне. Действие даньчжинской бессамости разрушает нейроны Светлого Пятна? И блокирует механизм самости? Проверить бы это все, развить, выявить связи с глобальными законами жизни…
Возбуждение, всегда сопутствующее обретению новых истин, не покидало меня. Я провел остаток дня и ночь на скрипучем колеблющемся помосте, переживая что-то похожее на счастье.
Ну почему инсайт только беда? Человек жил в животном состоянии сотни и сотни тысячелетий, когда он был только охотником и собирателем дикорастущих плодов. Инсайт на этой стадии был мощным орудием познания, как и интуиция, как и вся система чувств. Слава богу, что это сохранили, принесли в двадцатый век. Ведь мы только сейчас начинаем понимать, что чувственное познание – не примитивное, а просто другое мышление. Современный человек с трудом и недоверием учится видеть в других эпохах не ошибки и глупости, а естественные этапы развития, постижения истин, учится понимать чужое мнение, отдаленное веками.
В трактатах, списках, наставлениях и прочих ветхих «глупостях» зашифрованы колоссальные достижения дологического познания мира. Я увидел, как зарождалась личность, как пробивались первые ростки нравственных систем. Я был поражен ясным взглядом древних дань чжинских авторов на проблему родства человека и природы. А ведь подобные идеи мы сейчас внедряем в свой технологический разум. Наши дела на удивление жестоки к животному и растительному миру – свидетельство ориентированного подсознания. С молоком матери с первых бит информации передается неродство человека с окружающей средой.
А способность видеть и чувствовать физические поля, умение концентрировать внимание, максимально расслабляться и форсировать свои силы, вызывать состояние «ложной смерти» и многое другое – даньчжины это вынесли тоже из доисторических эпох. Именно с доисторических. Даньчжинский мир законсервировался еще тогда, когда не возникла иерархия. Йога и местный «бокс» не знают степеней и разрядов, религиозный культ лишь в зачаточной и наивной форме применяет звания и титулы. Может быть, в таких образах гениальность неолита дошла до наших времен? Или даже палеолита? Прошибла эпохи, реформы, войны, катаклизмы и предстала перед нами вот в таком потрясающе нелогичном, почти опереточном виде и сумела обнаружить пустоты в нашем сознании и заполнила их. И теперь перехлестывает за пределы пустот…
Так что я должен быть благодарен судьбе в лице научной монстрологам – мне дается шанс познать суть и методы «сенсорного мышления».
Я должен выйти на рубеж Небесного Учителя?
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ В МИР ДУХКХИ
Дни бежали со скоростью минут. В глубоких медитациях я размышлял о личности Небесного Учителя. Из этого разноречивого материала, которым я нагрузился и продолжал нагружаться, трудно было создать что-нибудь цельное и логичное. И «фазы приливов» мало что дали, и активизация творческих способностей с помощью аппаратуры из «чемодана монстролога» не помогла.
Монахи, забросив свои дела, постоянно крутились возле меня. Они знали, что я пытаюсь увидеть Небесного Учителя. И что-то вроде болезненного любопытства и черной ревности раздирало их книжные души. Еще бы! Ведь не святой анахорет задумал сие, а какой-то наглый чужак, не очистивший себя от мыслей и желаний, не прошедший и половины ступеней к совершенству… Разве такой способен познать нирвану? Разумеется, бога можно увидеть только в нирване, только в полном просветлении…
Я попал в какой-то замкнутый круп чтобы выйти в нирвану, надо уподобиться божеству, а чтобы уподобиться божеству, надо выйти в нирвану. Упершись в стену из умерших гипотез, я размышлял в дурном расположении духа: что же делать дальше. А монахи не скрывали своей радости. Будто светлый праздник заглянул в подвальную темень. Но ведь зло – страшный грех, ужасная скверна? Опять поразительные парадоксы в правоверных душах, не имеющих своего мнения…
Время от времени к Большой Отдушине, забранной теперь массивными решетками, наведывался хозяин Подвалов, чтобы выяснить, как я ищу добавку к восьмой ступени совершенства. Вот и снова он начал стыдить меня.
– Ты, оказывается, ленивый, Пхунг, совсем плохо ищешь. Скоро сезон дождей закончится, и храмовые павлины, вылупившиеся из яиц уже при тебе, успели состариться и растерять свои волшебные перья, а ты все топчешься на одном месте. Нехорошо.
Я попытался его порадовать обещанием кое-каких результатов в ближайшее время. Он задавил меня вопросами, недоверчивым тоном.
– О мудрейший, – ответил я. – Кто выпил море, тот выпил и все дождевые капли, упавшие в него. Подвальная мудрость – большое море, а малые капельки в нем – то, о чем вы спрашиваете.
– Ты выпил море?
– Уже допиваю. Так что тайное знание и добавки к совершенству во мне растворены, как сахар в чае. Я не могу так сразу выделить их, но вы спросите что-нибудь такое и я, наверное, отвечу.
Грузная тень монаха по ту сторону решетки закоченела. А вокруг меня так же закоченели подвальные мудрецы. Их лица были черны от копоти светильников. Наконец – осторожный тихий голос Верховного Хранителя Подвалов:
– Скажи, Пхунг, правильные слова о рабстве. Ты их знаешь?
– Небесный Учитель не принимал рабов в свою общину, – тотчас ответил я.
– И царских слуг! – выстонал Чжанг.
– И воинов… – прошелестел чей-то бедственный голос.
– Пусть все уйдут в свои кельи! – рассердился толстый монах. – А ты, Пхунг, останься! Скажи, Пхунг, почему Просветленный не пускал рабов в свою общину? Ты знаешь?
Я вспомнил одну из притч Небесного Учителя. В рукописи на темно-синей тибетской бумаге эта притча была обведена золотой жирной чертой – признак особого глубокомыслия или святости. Хотя суть ее довольно проста.
Некий мудрец достиг высот совершенства и обрел «небесное око», дар видеть далекое и близкое, прошлое и будущее, внутри себя и извне, вверху и внизу. Правитель страны решил, что этот человек должен искать для него клады и сокровища, скрытые под землей, и приказал своим людям: «Сделайте так, чтобы он остался навсегда в моем государстве». Мудреца окружили благами и лестью, применили силу, чтобы он не гнушался дарами. Мудрец не мог вести праведный образ жизни и лишился «небесного ока». Правитель подумал, что мудрец не хочет искать то, что надо искать, и велел отрубить ему голову.
Так если «небесное око» – метафора способности находить истины, то и ребенку должно быть понятно, почему Небесный Учитель не терпел рабов.
– Ведь истинный раб, – сказал я, – это не тот человек, которого заставили выполнять непосильную работу. Истинный раб – добровольный раб, который нуждается в чужой воле, он не сможет выжить без понуканий и приказов, ибо неспособен или отучен от принятия решений. Такое сознание бесчувственно к истине, потому что для него истинно только то, что идет ему на пользу, в том числе и хозяйская воля. Впустить рабскую суть в общежитие людей – значит уничтожить способность общества видеть истину.
– А воины и царские слуги? – перебил монах. – Они же не рабы?
– Воины тех времен подчинялись, по-видимому, любым приказам господина. Те же рабы. А царские слуги повсюду – худшие из рабов.
А… что ты скажешь про… про… – монах начал заикаться, что-то мешало ему собраться с духом. Ясно, что: он экзаменовал меня по пунктам эзотерического знания. – Про… святые запреты… можно ли нарушать…
Даньчжинские святые из древних и новых трактатов с легкостью нарушали всевозможные табу. А Говинд и «герои»? Это же олицетворение ужасных для мирянина нарушений! А подсказки Чжанга расправиться с Чхиной?
