Человек напротив - Рыбаков Вячеслав Михайлович (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
С приятным чувством хорошо сделанного дела он мысленно перебирал по пунктам все, что успел наработать за день, а ноги сами собой, без малейшего участия разума, несли его к Кириной двери — точнехонько к семи, минута в минуту. По Симагину всегда можно было проверять часы. И Кира, казалось, в урочное время уже ждала его прямо за дверью — дверь начинала лязгать многочисленными замками буквально сразу после того, как Симагин тренькал звонком. Сначала трижды приглушенно лязгала внутренняя дверь, затем еще трижды, уже отчетливее, резко и громогласно — внешняя, лестничная. Очень эти звуки напоминали Симагину соответствующие кадры из «Бриллиантовой руки» — как неведомый шеф унизанной перстнем лапкой растворяет перед Папановым и Мироновым свой жилой сейф изнутри; но, когда он попробовал пошутить на эту тему с Кирой, она не поняла юмора. Пожалуй, это был единственный раз, когда в разговоре с ним она не поняла юмора. Симагин даже опешил от неожиданности и плохо запомнил, что именно она ответила; что-то вроде «Еще бы, а как же? Знали бы вы, что сейчас по богатым домам творится… никакие вахтеры не помогают».
Заранее улыбаясь чудесной, солнечной своей улыбкой, она настежь распахнула люки своего убежища. Нет, все-таки она, наверное, нарочно к моему приходу причепуривается, в который раз подумал Симагин; не может девушка вот так сама по себе, одна, сидеть дома. Хочет нравиться. Ну да, наверное, в ее возрасте и с ее данными девочка всем хочет нравиться, это естественно. Длинные, пышные, явно только что чуть подвитые волосы благоухают молодой чистотой. По случаю наконец-то случившегося лета юбочка — длиной даже не как шорты; как купальник. Лифчиков Кира, похоже, отродясь не носила — во всяком случае, в симагинском присутствии, — и тугая тонюсенькая футболка обтягивала грудку с рекламной откровенностью. Симагин старался не смотреть. Сегодня это было бы особенно нехорошо. А все равно приятно.
— Андрей Андреевич, вот и вы! Добрый вечер!
— Добрый вечер, Киронька.
— У вас лицо усталое и озабоченное. Разувайтесь, вот шлепки… Что-нибудь случилось? Может, у вас дела и вам не до меня сегодня? Так вы скажите!
— Что вы, Киронька, все в полном порядке.
— Да вы разве признаетесь! Я уже ни одному вашему слову не верю! Все в порядке, все в порядке — а сами отработаете со мной и, наверное, бегом в больницу, куда, может, ночью жену с приступом увезли. А я сиди, как дура, с вами два часа и не знай, можно смеяться или нет.
— Разумеется, можно.
— Не знаю, не знаю… Бабу, Андрей Андреевич, не обманешь, баба — она сердцем видит! Вы со мной как с чужой, честное слово!
— Кокетка вы, Кира.
— Я? Я? Да побойтесь Бога! Да я сама простота!
— Ну, тогда сбацайте «Мурку».
— Да сбацала я вашу «Мурку»… Все, что вы задали, расщелкала, Фихтенгольца от сих до сих превзошла… Хотите — требуйте вдоль, хотите — поперек… Хотите — задом наперед. Все могу в любой позиции.
Вот так она с ним. Что прикажете думать? Может, молодежь теперь вообще этаким манером всегда разговаривает и, наоборот, считает полным и круглым дураком того, кто воспринимает текст осмысленно? Ну, как если бы я, услышав «Здрасьте, я ваша тетя!», начал всерьез размышлять о том, что у меня-де никогда не было такой тети, или, по крайней мере, я никогда не знал, что у меня есть такая тетя, и как же это моя тетя так хорошо сохранилась… Симагин засмеялся только.
Они прогулялись по квартире — не как по Эрмитажу, конечно, но на одно из крыльев какого-нибудь Монплезира обиталище уже вполне тянуло; уселись к теннисных размеров овальному столу возле широкого окна, выходящего прямо на тускло мерцающее оранжевыми и розовыми отсветами просторное зеркало Невы. За Невой царственно клубился сумеречный Летний сад. Доставая и раскрывая тетрадку и какие-то свои вспомогательные, промежуточные бумажки — Симагин всегда требовал все материалы до последнего листочка, чтобы прослеживать, как он говорил, этапы восхождения к истине, — Кира неловко сказала:
— Андрей Андреевич, вы извините, но я вас еще огорчу.
— Что такое? — удивился Симагин. — Меня пока еще никто не огорчил.
— Ну… тогда я буду первая. Мне же хуже. Понимаете, у нас ведь сегодня день выплаты, да?
— Да вроде… — ответил Симагин. Он и забыл об этом.
— Не вроде, а точно. Четвертое занятие после того, как я с вами последний раз расплачивалась. Я прекрасно знаю… вы не думайте, пожалуйста, — у нее даже голос задрожал, — что я буржуйка и мыслю на уровне французской королевы, дескать, если уж у народа и впрямь нет хлеба, то почему он не ест сладкие булочки…
— Да вы о чем, Кира?
Не поднимая глаз, она упрямо продолжала:
— И я прекрасно знаю, как у таких замечательных людей, как вы, всегда трудно с деньгами. Может, вам хлеба купить не на что. А у нас по сравнению с вами как бы куры не клюют. И вот сегодня, — совсем напряженным, без интонаций голосом закончила она, — я не смогу вам заплатить.
Она перевела дух. Самое трудное было сказано. Теперь она умоляюще взглянула ему в лицо и выкрикнула с отчаянием:
— Ну просто дурацкое стечение обстоятельств! Папа больше полугода шустрил и добился-таки, что ему предложили должность коммерческого директора в «Аркадии»…
— Поздравляю, — автоматически сказал Симагин, хотя, что такое коммерческий директор и, тем более, что такое «Аркадия», — ни малейшего представления не имел.
— Да я не к тому! Понимаете, все бумаги уже подписаны, оформлены, он уже и заступил фактически, и тут всплывает, что по лукьяновской росписи от февраля девяносто второго для поста этой категории у батьки не хватает четырех месяцев партийного стажа! Представляете? Каких-то поганых четырех месяцев, он уж и сам забыл давно, когда именно вступал в эту Кэ Пэ Сэ Сэ — и вот такая плюха!
— М-да, — сказал Симагин сочувственно. — Партийные тоже плачут.
— Еще как! Ох, что тут вчера было! Я так жалела, что вы не видите… с ваших заоблачных высот на все это посмотреть — живот бы надорвали. Всю наличку, какая есть, сгреб подчистую — и ночным поездом в Москву, в комиссию партконтроля… чтоб ему там как-то приписали эти месяцы, что ли, или наоборот, его назначение переоформили более поздним сроком… я не знаю.
— А деньги-то ему там зачем? — спросил Симагин и тут же сообразил: — Подмасливать, что ли?
Она посмотрела на него даже с некоторым недоверием.
— Ну вы даете, — сказала она. — Конечно! Партконтролю же коммерческая деятельность запрещена, поэтому, скажем, взаимозачетом там ничего не сделать, они только наличку признают… Папка считал тут — человекам шести совать придется! Бумажки одна к одной по пачечкам раскладывает, по числу потенциальных получателей… а с самого пот градом, и на кончике носа капля пота болтается… И деваться некуда, он уже два документа как директор подмахнуть успел, теперь, если что — семь лет с конфискацией, как минимум! Представляете? — И она засмеялась, не испытывая, разумеется, ни малейших опасений. Ведь всевозможные законы — где-то вдали, а они с папой — здесь, в жизни.
— С трудом, — честно ответил Симагин.
— Я тоже. Поэтому дико даже подумать, тем болей сказать — но в доме ни копейки. Это буквально на пару дней, правда. Я в следующий раз расплачусь. Честное комсомольское! Если что — сама у ребят настреляю… стекляшку какую-нибудь заложу… или продам. Да если б не вчера все стряслось, а хотя бы позавчера, я бы уж как-нибудь раскрутилась и вам ни словечка бы не сказала!
— Да Кира же! — рыдающим голосом сказал Симагин. Он видеть не мог, как девочка убивается. — Да не принимайте вы это так близко к сердцу! Я совсем не бедствую!
— Не верю, — твердо сказала она.
— Ну хотите, я вас ссужу?
— Если вы будете так шутить, — ровным голосом предупредила она, — я разревусь.
— Вот только этого не надо. Давайте лучше займемся…
— Сейчас займемся, я… я только закончу. А то второй раз к этому возвращаться у меня смелости не хватит. Я ведь не зря насчет хлеба. Я из остатков былой роскоши сбацала плотнющий и вкуснющий ужин, мы с вами вместе поедим, и я вам еще с собой дам. — Ее щеки и даже шея стали пунцовыми. — И вот только вздумайте отказаться!! Буду с вот таким свертком бежать за вами всю дорогу до дома… кстати, узнаю, где ваш дом… и вопить благим матом: милый, любимый, ненаглядный, ты не доел курочку и трусы забыл. Вы меня еще не знаете. Я женщина без предрассудков, у меня не заскорузнет!
