Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович (книги онлайн полные TXT) 📗
Томазян немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжал:
— Нужно было установить факт их смерти и разыскать сумку с почтой. По моему поручению опытные агенты тщательно обследовали каждый квадратный метр тайги, расспрашивали местных жителей. Розыски не прекращались ни на минуту. Я сам выехал туда, так как мне сообщили, что первого июня двое золотоискателей видели, как с самолета, летевшего над тайгой, прыгнул парашютист. Один рассказали, что парашютист спускался с каким-то грузом, второй уверял, что видел под одним парашютом двух человек. Оба золотоискателя (они наблюдали каждый отдельно) думали, что с самолетом случилось несчастье и он вот-вот упадет. Но самолет промчался дальше и исчез за лесом. Видя это, золотоискатели не стали разыскивать парашютиста: они решили, что прыжок сделан со специальным заданием и парашютист в помощи не нуждается… Узнав такие новости, я, разумеется, распорядился обследовать местность, над которой видели парашютиста. На следующий день среди густого кустарника на берегу узенькой речки нашли небрежно свернутый парашют. Я был там. Осмотр убедил меня, что эта площадка пригодна даже для посадки небольшого самолета. Ни парашютиста, ни сумки с почтой мы не нашли.
Томазян умолк.
Его рассказ чрезвычайно заинтересовал меня. Что за странная история!
— Какой вы нашли парашют? — спросил я.
— Обыкновенный. Вы разбираетесь в парашютах?
— Приходилось прыгать… Кроме того, о парашютах я много слышал от Догадова. Кажется, он когда-то увлекался этим видом спорта.
— Парашют шелковый, пятьдесят четыре квадратных метра, учебный…
— И никаких меток?
— Есть номер: Р-002561.
— А по номеру ничего нельзя установить?
— Только то, что он выпущен фабрикой три года назад.
— Что же вы думаете по этому поводу?
— Парашютиста нужно найти во что бы то ни стало. И даже не одного, а двух. Будем искать везде: в тайге и вне тайги.
Теперь я почувствовал, что над моими друзьями и всем строительством Глубинного пути нависла серьезная опасность. Чья-то рука пытается похитить принадлежащие государству тайны. Не эта ли рука мечтает о срыве величайшей стройки?
— Не знаю, найдут ли их в тайге, но думаю, что московская почта и корреспонденция на имя Лидии Дмитриевны Шелемехи не целиком удовлетворит этого энергичного парашютиста или тех, кто вместе с ним работает, — заговорил Томазян. — Итак, нужно следить за теми, кто будет вертеться вокруг этой девушки и ее товарищей. Пайрекс-алюминий — это вещь, о которой мечтают за границей. Мечтают там также о чертежах литостатов. Вот почему за окружением Самборского тоже нужно следить.
— Кому же все-таки принадлежит честь изобретения литостата? — спросил я. — Сам Самборский что-то глухо намекал на Макаренко…
— Идея Макаренко, но чертежи и конструкция Самборского. Заграничной агентуре идея знакома, и машину они, вероятно, видели не раз. Ее конструкция — вот что их интересует.
— Вы говорите — агентура. Значит, вы считаете, что здесь действует целая шпионская организация?
— Об этом я знаю столько же, сколько и вы… Повторяю: вражеских агентов, появлявшихся здесь до сих пор, мы ловили, как кроликов… Но есть какой-то дьявол, которого нам никак не удается вытащить. Очевидно, он прекрасно владеет искусством маскировки. К тому же, на охоту за ним я вышел, по сути, без помощников, если не считать вас. Помощникам я уже не доверяю… Когда едет Лидия Дмитриевна?
— Вероятно, сегодня или завтра утром.
— Итак, вы должны туда выехать самое позднее послезавтра.
В эту минуту в дверь постучали и подали следователю телеграмму.
Сев за стол, он начал внимательно изучать ее. Текст телеграммы состоял из большого количества цифр. Телеграмма была шифрованная.
— Подождите, пока я прочитаю ее, — сказал Томазян, передавая мне какой-то журнал.
Я пересел в кресло возле окна и сделал вид, что углубился в чтение. Мысли мои настойчиво возвращались к только что услышанному. Кроме того, меня интересовала телеграмма. Не имеет ли она какого-то отношения к делу?
Томазян вытащил из ящика небольшую книжечку, посмотрел на стенной календарь, открыл книжку на первой странице и отсчитал какое-то количество строк. Потом он что-то обозначил в книжке карандашом и только после этого принялся переписывать телеграмму.
Я вглядывался в его энергичное, восточного типа лицо с несколько длинноватым носом и чуть кудрявящимися у висков черными волосами. В его внешности чувствовались упорство, настойчивость и в то же время темпераментность.
Иногда он останавливался на какой-нибудь цифре, но ненадолго: решение задачи находилось быстро, и он записывал на бумаге очередное слово.
Я думал: стоит ли рассказать следователю обо всем, что мне известно? Хотя Томазян и прекрасный человек, но сумеет ли он чутко отнестись к трагедии моих друзей — Лиды и Ярослава? Хватит ли у него деликатности обойти их взаимоотношения? Это очень трудно, особенно когда присматриваешь за этими людьми, выслеживая врага… Нет, лучше ничего не говорить. Пусть я буду единственным посторонним, кому известна эта тайна.
Но вот Томазян закончил расшифровку телеграммы и протянул мне бумагу. Я прочитал:
«Возле Братска задержан подозрительный человек с документами на имя Виноградова. Есть сходство одежды. Остальные приметы не соответствуют тому, что нам известно».
Пока я читал, Томазян начал что-то писать.
— Что вы думаете делать? — спросил я.
— А вот посылаю телеграмму в Братск, — ответил следователь. — «Немедленно самолетом доставьте Виноградова в Иркутск. Требую осторожности». Полагаю, что завтра мы увидим этого Виноградова.
Во мне заговорило любопытство:
— Послушайте, Томазян, мне очень хотелось бы увидеть этого субъекта.
— Хорошо, — сразу же согласился следователь. — Завтра, после того как мы его увидим, мы окончательно решим, нужно ли вам выехать в Забайкалье вслед за Лидией Дмитриевной. Все-таки готовьтесь, чтобы вы могли за час собраться в дорогу.
— Хорошо, буду готов. Я вам еще нужен?
— Будьте здоровы… Между прочим, имейте в виду, что тот, за кем мы охотимся, знает о личных — кажется, достаточно сложных — взаимоотношениях между Лидией Шелемехой и Ярославом Макаренко.
Услышав это от Томазяна, я оторопел.
— Вам что-нибудь известно об этом? — спросил он, испытующе глядя на меня.
— Нет… — едва выговорил я и сразу почувствовал, как у меня начинают гореть уши.
— Ну хорошо, — усмехнулся Томазян. — Итак, имейте в виду, что между ними что-то было и кто-то об этом пронюхал… До свиданья.
Выйдя, я сейчас же посмотрел на себя в зеркало, стоявшее в коридоре. В самом деле, уши мои были красны как огонь. На душе было скверно. Но мог ли я сказать что-нибудь Томазяну о моих друзьях?
12. Человек, сомневающийся в своей фамилии
Прокуратура помещалась в двухэтажном доме напротив областного суда. Мы приехали туда во втором часу дня.
В кабинетах следователей царила тишина. Сюда не долетали ни стук пишущих машинок из канцелярии, ни шум посетителей из приемной прокурора.
Один из этих кабинетов занял Томазян. Местный прокурор давно знал московского следователя и помогал ему не только по обязанности, но также из чувства дружбы и уважения.
Нам сказали, что Виноградова уже привезли из Братска и он находится в помещении для арестованных.
Томазян попросил одного из следователей проводить меня в это помещение и дать мне возможность посмотреть на арестованного так, чтобы тот меня не видел.
Выяснилось, что сделать это нетрудно: в помещении для арестованных было небольшое затемненное оконце. Очутившись перед ним, я посмотрел в камеру и увидел на скамье маленького человечка без шапки, с усиками. На нем был костюм цвета хаки, на ногах — краги. Костюм был явно не по нем. Рукава рубашки он подвернул, брюки обвисали над крагами. Вообще арестованный выглядел грязным, испуганным, помятым.
Он сидел неподвижно, вперив взгляд в стену.
