Межзвездная неотложка - Уайт Джеймс (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
А возникла эта ситуация как выход, навязанный им в доисторические времена. Гоглесканцы служили источником питания для всех хищников, населявших их океаны. Но и у них самих мало-помалу развились разнообразные защитные приспособления – жала, способные парализовать или убить более мелких животных, и длинные выросты на черепе, дававшие возможность телепатического контакта. Когда им угрожали крупные хищники, гоглесканцы соединили свои тела и умы. Тем самым доводя сообщество до размера, достаточного, чтобы одолеть хищника объединенным арсеналом жал.
На Гоглеске ходили слухи о том, что некогда тут велась борьба не на жизнь, а на смерть между гоглесканцами и гигантским, отличавшимся особой свирепостью океанским хищником. Эта битва вроде бы продолжалась не одно тысячелетие. В конце концов победили ФОКТ и в результате эволюции превратились в разумных обитателей суши, заплатив за это непомерную дань.
Для того, чтобы зажалить насмерть одного из тех гигантских хищников, требовалось объединяться сотнями. При каждом таком столкновении гибло множество гоглесканцев – хищники рвали их на куски и съедали. А все мучения несчастных жертв по телепатическим каналам передавались остальным собратьям. В попытке избавиться от подобных страданий гоглесканцы принялись без разбору крушить все кругом. Этим занимались несколько поколений, однако доисторические моральные раны так и не зажили окончательно.
Гоглесканцы, которым грозила опасность, издавали определенный звук. И их сородичи, слыша этот звук, не имели возможности отмахнуться от него как на сознательном, так и на подсознательном уровне, поскольку означал этот звук единственное – опасность, грозящую всем. Даже теперь, когда угрозы могли быть лишь воображаемыми или очень незначительными, все равно объединение гоглесканцев приводило к тому, что они бездумно сокрушали все, что только попадалось им на глаза, – жилища, транспорт, механизмы, книги, произведения искусства – все то, что они могли создать поодиночке.
Вот почему современные гоглесканцы не позволяли никому, за исключением редких случаев, прикасаться к себе. Даже разговаривать разрешалось только на отвлеченные темы. Они продолжали вести беспомощную и, до недавнего посещения планеты Конвеем, безнадежную борьбу с состоянием, до которого их довела эволюция.
Ча Трат понимала, что медики желают говорить только о гоглесканцах вообще и Коун в частности. Так и было – они вели об этом бесконечные беседы и в конце приходили к тому, с чего начали. Порой ей очень хотелось высказать какие-то предложения, о чем-то спросить. Но вскоре она обнаружила, что если сидеть тихонько и внимательно слушать, то в конце концов эти вопросы задавал кто-нибудь еще. Подобное поведение натуре Ча Трат претило, но она научилась сдерживать себя.
Как правило, эти самые вопросы задавала Найдрад, и куда менее вежливо, чем это сделала бы соммарадванка.
– Конвею следовало бы быть тут, – проворчала кельгианка, сердито шевеля шерстью. – Он дал пациентке обещание. Его отсутствие непростительно.
Желто-розовое лицо патофизиолога Мэрчисон приобрело более темный оттенок. Радужные крылышки пристроившегося на потолке Приликлы подрагивали, отвечая на растущее внизу эмоциональное напряжение, но ни эмпат, ни землянка не проронили ни слова.
– Насколько я понимаю, – вдруг проговорил Данальта, выставив глаз и направив его на кельгианку, – Конвею удалось преодолеть условности при общении с единственной гоглесканкой. Вышло это совершенно случайно, в результате опасного, беспрецедентного соединения их сознаний. Именно поэтому диагност и является единственным представителем иной расы, у которого есть шанс поближе подойти к пациентке. Не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ней во время и после родов. И хотя вызов поступил гораздо раньше, чем ожидалось, многие сотрудники госпиталя могли бы взять на себя рабочую нагрузку диагноста и освободить его на три дня.
Я тоже считаю, что Конвей должен был лететь с нами, – закончил тираду Данальта. – Коун – его друг, и он дал ей слово.
Пока Данальта изрекал свои соображения, лицо Мэрчисон оставалось красным, только кожа вокруг губ побелела. Приликла дрожал так, что сомнений не было – эмоциональное излучение патофизиолога его не радовало.
– Я согласна с вами, – произнесла Мэрчисон таким тоном, что можно было не сомневаться – думала она с точностью до наоборот. – Незаменимых специалистов не бывает, даже главных диагностов хирургических отделений. И я не стану защищать его только потому, что он – мой муж. Да, он может очень немногих Старших врачей попросить о помощи. Но на это нужно время, и этого нельзя сделать тогда, когда уже идет операция. На переделку расписания операций, на введение в курс других врачей ушло бы время – два часа как минимум. А вызов с Гоглеска содержал гриф: «Сверхсрочно». Нам пришлось вылетать срочно, не дожидаясь Конвея.
Данальта промолчал, а шерсть Найдрад недовольно заволновалась, и кельгианка сказала:
– И это единственное объяснение, представленное Конвеем? Только поэтому он нарушил обещание, данное пациентке? Если так, то объяснение неудовлетворительное. У всех нас имеется опыт передачи своих обязанностей другим сотрудникам в случаях крайней необходимости, и при этом без шума и проведения долгих инструктажей. Конвей продемонстрировал пренебрежение к больному...
– Какому именно? – сердито прервала ее Мэрчисон. – К Коун или к тому, кто сейчас лежит на хирургическом столе? А если вы забыли, то я напомню, что срочные вызовы поступают тогда, когда ситуация выходит из-под контроля или вообще возникает спонтанно. Ее не создаешь нарочно, только из-за того, что кто-то с кем-то связан словом чести и обязан быть не там, где сейчас, а в другом месте.
Как бы то ни было, – продолжала патофизиолог, – Конвей был на операции и сумел сказать мне всего несколько слов, а именно, чтобы мы немедленно вылетали без него и ничего не боялись.
– Стало быть, вы все-таки оправдываете проступок своего мужа... – начала Найдрад, но тут ее прервал Приликла.
– Прошу вас, – негромко проговорил эмпат, – я чувствую, наш друг Ча Трат хочет что-то сказать.
Приликла был Старшим врачом, руководителем бригады медиков «Ргабвара». Он запросто мог бы сказать, что ему надоели пререкания подчиненных, и велеть им заткнуться. Но тогда вместе с чувствами обескураженности и боли за происходящее эмпату пришлось бы испытать еще более неприятное чувство – стыд за проявленную грубость.
Поэтому в интересах Приликлы было отдавать распоряжения в самой мягкой манере, понижая вероятность отрицательных эмоциональных реакций. И если Старший врач почувствовал, что Ча Трат хочет что-то сказать, то, вероятно, он почувствовал, что соммарадванка тоже хочет как-то разрядить накалившуюся атмосферу.
Взгляды всех устремились на Ча Трат, а Приликла перестал дрожать. Ясно – эмоция любопытства удручала его гораздо меньше, чем все те, что бушевали до сих пор.
– Я тоже, – робко начала Ча Трат, – изучала кассету о гоглесканцах, и материалы касательно Коун, в частности...
– Но это, безусловно, не ваше дело, – прервал ее Данальта. – Вы техник.
– И притом самый что ни на есть наглый техник, – уточнила Найдрад. – Пусть говорит.
– Технику, – сердито отозвалась Ча Трат, – следует интересоваться существом, для которого он готовит палату! – Тут она заметила, что Приликла снова задрожал, сдержалась и продолжала:
– Мне представляется, что вы напрасно столь озабочены. Диагност Конвей разговаривал с патофизиологом Мэрчисон так, словно все происходящее его не слишком тревожило. Что именно сказано в послании с Гоглеска о состоянии больной?
– Ничего, – ответила Мэрчисон. – О клинической картине мы ровным счетом ничего не знаем. С такой маленькой, энергетически плохо обеспеченной базы, как Гоглеск, трудно отправить длинное послание. Для того, чтобы сигнал преодолел гиперпространство, нужно много энергии, и...
– Благодарю вас, – вежливо остановила ее Ча Трат. – Технические проблемы изложены в одной из прослушанных мною лекций. А что было сказано в послании?
