В свободном падении (сборник) - Косматка Тед (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Он наклонился и постучал пальцами по стеклу.
— Как ты думаешь, откуда они появились? — спросила Шона.
— Наверное, завезли вместе с фруктами. С бананами. Из Центральной Америки. Я не уверен.
— Почему их нет в книгах?
— Миллионы видов насекомых не описаны и по сей день. К тому же, возможно, их уже описали. Одну из их разновидностей. Как тут можно быть в чем-то уверенным?
Выискивая причину не возвращаться домой, Белл решил по второму разу проверить клетки.
И обнаружил, что дверь туннеля, ведущего к лемурам, распахнута настежь.
Он сам запирал ее. И сам проверял.
Где-то в мозгу прозвенел тревожный звоночек.
Рано или поздно работники зоопарка обзаводились либо такими звоночками, либо шрамами.
Белл постоял, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте длинного туннеля, приходившего под мостом к острову лемуров.
В конце туннеля сиял свет, потому что дверь к лемурам тоже оказалась открыта. На фоне дверного проема темнел силуэт. Кто?..
— Эй! — выкрикнул Белл.
Появилось еще несколько силуэтов поменьше. Резкие, трясущиеся тени. Пять или шесть лемуров подпрыгнули, взвизгивая. Тень размахнулась, как питчер, и бросила что-то. Раздалось поскуливание. Лемуры взвыли и разбежались.
— Коул? — позвал Белл, входя в туннель.
Один из лемуров не убежал. Он вертелся на месте и щебетал.
Глаза Белла привыкли к темноте. Тень обросла деталями и обрела плоть. Коул.
В руке он держал горсть гладких белых камней, зрачки его расширились от ярости.
— Какого хрена ты делаешь? — заорал Белл.
— Они бросались в меня дерьмом. Своим проклятым дерьмом.
— О черт…
Коул обернулся, и его рука резко выпрямилась во тьме. Камень просвистел у самого уха и громко ударился во внешнюю дверь. Туннель откликнулся гулким эхом.
Белл замер.
Коул подошел к нему.
— Думай, как со мной разговариваешь, — произнес он, и на мгновение мужчины уставились друг на друга, ожидая, что произойдет дальше. Затем глаза Коула изменились — ярость исчезла, будто ее сдуло порывом ветра. Коул оттолкнул Белла и пошел прочь.
Лемур искал на ощупь дорогу к свету, к своему острову.
Белл пришел в себя, но не сказал ничего. Но ведь он должен что-то сказать, не так ли? Что-то же нужно сделать?
Он написал самому себе воображаемую записку:
«Никогда больше не пускать в свою жизнь сумасшедших».
Ни в коем случае.
Метаморфоза — это магия. И Дарвин тоже об этом знал.
Иногда это черная магия.
Превращение головастика в лягушку. Личинки — в осу. Друга — во врага.
Белл смотрел, как личинки едят. Они уже достигли приличных размеров. Некоторые — почти тринадцать сантиметров в длину, кроваво-красные, вымахавшие без всяких на то причин. Вскоре они начнут строить свои бумажные коконы. Превращаться в то, во что им положено.
Белл размышлял о преимуществах такого механизма адаптации. Возможно, этот запас адаптационного потенциала охранял их от излишне узкой специализации. Эволюция — процесс медленный, и когда меняются условия, популяции реагируют далеко не сразу. Если отставание оказывается слишком сильным, не изменившиеся вовремя виды попросту вымирают.
Белл знал о нескольких видах островных ящериц, размножавшихся партеногенезом. Такие виды всегда оказывались юными и изолированными. Они — отклонение от основного пути эволюции. Большинство из них в конечном счете ждала гибель, потому что половое размножение куда лучше подходит для создания следующего поколения. При половом размножении гены смешиваются, возникают новые фенотипы, частота генов смещается. Половое размножение перетасовывает генетическую колоду из поколения в поколение.
Виды, размножающиеся партеногенезом, с другой стороны, вынуждены снова и снова разыгрывать одну и ту же карту.
Но только не насекомые в задней комнате.
Они, похоже, выбирали из целой колоды, несмотря на партеногенез. Они стремительно адаптировались, изменяясь за одно поколение. А следующее поколение откатывалось назад. Этот шаг выглядел вполне логично — получалась уже не просто эволюция, а эволюция эволюции. Но как такое возможно?
Белл подумал о Коуле и других, подобных ему. Вспомнил дискуссии о роли воспитания и природных факторов в формировании личности. В другом времени и в другом месте Коул вполне бы мог приспособиться. В другом времени Коул, возможно, стал бы совершенно другим человеком.
Сегодня потомки викингов и монголов носят костюмы и руководят корпорациями. Становятся ветеринарами, водопроводчиками или пророками. Возможно, завтра или тысячу лет спустя, им снова потребуется стать викингами или монголами.
Меняются популяции. Меняются нужды. Меняются оптимумы. И все это меняется куда быстрее, чем происходит отбор.
С точки зрения биологии, одни и те же виды людей должны воспроизводиться снова и снова. Стабильные люди. Хорошие люди. Поколение за поколением, с четкой корреляцией между экспрессией и набором генов.
Но на практике все происходит совершенно не так.
Вместо этого человеческая природа пластична. В ней есть тщательно откалиброванная восприимчивость к травмам.
То, что кажется слабостью нашего вида, на самом деле является его важной чертой.
Потому что в некоторых случаях детство должно пойти наперекосяк.
Такова адаптационная реакция, вшитая в нас.
Те, кто не адаптируется, вымирают. Наборы генов, которые всегда производили одних и тех же людей — стабильных людей, хороших людей, вне зависимости от среды, вне зависимости от жестокости, — эти наборы генов всегда разыгрывали одну и ту же карту, снова и снова…
И они вымерли.
Остались лишь те, что способны меняться.
Мы не так уж и отличаемся от этих жуков.
Однажды за обедом Белл рассказал все это Шоне. Они сидели друг напротив друга, потягивая безалкогольные напитки.
— Эволюция эволюции?
— Да, — подтвердил он.
— Почему это произошло именно с насекомыми? — спросила она.
— Потому что они живут здесь дольше всех остальных, — ответил Белл. И тут же подумал о муравьях и тлях. О ферменте, препятствовавшем развитию крыльев. О том, как насекомые разбирались со своими проблемами. — Потому что насекомые всегда выбирают биологическое решение.
Белл избегал Коула целыми днями.
Он убеждал себя, что ждет подходящего повода для встречи с начальницей, чтобы рассказать ей о произошедшем в туннеле. Говорил себе, что не боится Коула, который может рассказать об их посиделках на крыше. Иными словами, он занимался самообманом, но хуже того — он не мог справиться со страхом, который испытывал перед Коулом.
«Это смешно, — говорил он себе, — Ты взрослый мужчина, профессионал».
С другой стороны, Коул представлял угрозу.
Может, ему удастся сделать так, чтобы Коул ушел, изменить его контракт, чтобы не пришлось ничего говорить начальнице?
Поразмыслив, Белл решил, что это наилучшее решение, так как в этом случае он останется на прежней работе и избавится от проблем.
Размышлял он на диване, лежа в трусах перед телевизором.
Когда по комнате прошла Лин, он увидел в ее глазах свое отражение. Выглядел он уличным бродягой.
Он знал, о чем она думала. «Какой же ты козел, что купил себе пива».
Его это не волновало.
Ее, кажется, тоже.
Она села на диван рядом с ним.
Так кем же он стал? Когда он перестал говорить, перестал что-то делать? Во что он позволил себе превратиться?
На следующий день Белл зашел в сарай следом за Коулом и произнес:
— Надо поговорить.
Коул снял со стены двухметровый секатор и повернулся к Беллу.
— Ну, — сказал он.
Белл что-то промямлил, разом забыв все отрепетированное вступление.
Коул начал посвистывать и оперся на секатор, словно на колдовской посох.
— Я должен тебя заложить, — сказал Белл.