Радамехский карлик - - (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
— Таким путем он стал богат и затем породнился с самыми богатыми и влиятельными семьями Судана через женитьбу на дочери Багтара, богатейшего работорговца. И вот в один прекрасный день он объявил себя пророком, посланным Аллахом, чтобы продолжать и довершить дело Магомета.
— В таком случае, вы, Мабруки, считаете его просто шарлатаном?
— Что мне сказать вам на это? — возразил старый негр, — весьма возможно, что сам он верит в свою божественную миссию, в свою собственную святость.
— Кроме того, нельзя не согласиться с тем, что есть и доля правды в его словах, обращенных к людям, чтобы побудить племена Судана к восстанию против чужестранного ига. Нельзя, конечно, отрицать того, что эта несчастная страна не может быть особенно довольной египетским владычеством, от которого она немало натерпелась всякого горя. Эти баши-бузуки всем достаточно насолили!.. И вот когда Махди говорит народу, что хочет изгнать их из страны, то не мудрено, что находит людей, готовых служить ему и идти за ним. Сверх всего того не следует еще забывать, что он принадлежит к числу столь могущественных в этой стране дервишей гэлани, и вот уже несколько лет как состоит в звании старшего духовного лица всей провинции Верхнего Нила. Уже это одно дает ему громадное влияние и престиж и заставляет каждого доброго мусульманина если не чтить его, как лицо священное то, во всяком случае, считать своим неотступным долгом беспрекословно повиноваться ему во всем!
— Из этого, как я вижу, — сказал Норбер Моони, — вы заключаете, что он имеет громадные шансы на решительный успех в своем деле?
— Да, я полагаю, что он действительно имеет очень большие шансы — и был бы крайне удивлен, если по прошествии месяца весь Судан не очутится в его руках.
— Пусть он поспешит только поскорее прибыть под Хартум, и тогда это дело будет решенное!
— Но ведь Хартум имеет средства для обороны, он может противостоять ему! — воскликнул молодой ученый, указывая на окопы, валы и укрепления города, уже смутно вырисовывавшиеся перед ними вдали, на самом краю горизонта. — Там есть достаточное количество оружия, снарядов, провианта, много войск, не говоря уже о европейском населении города, да вот еще обо всех этих беглецах, которые, как мне кажется, не питают особого расположения к великому Махди, судя по тому, с какой поспешностью и ужасом они бегут от него!
— Да, Хартум можно было бы защищать и даже, быть может, отстоять, — сказал старый проводник, задумчиво покачав головой, — но для этого прежде всего надо иметь желание это сделать и затем поставить во главе защитников человека умного, решительного и смелого, а в Хартуме нет ни того, ни другого. И потому стоит только Махди во главе своих приверженцев подойти к воротам Хартума, чтобы ворота эти сами собой отворились перед ним!
Спустя несколько часов Норбер Моони вместе со своим спутником въезжал в восточные ворота Хартума и был поражен беспечным, ленивым, неопрятным и приниженным видом египетских солдат, стоявших в карауле при въезде в город. Сам город, казалось, был также отнюдь не в блестящем положении. С первого взгляда можно было усомниться, что эти жалкие лачуги, этот грязный пригород, или слобода, эти тесные, смрадные, кривые улицы и есть тот самый густонаселенный город, столь значительный и столь богатый, Хартум. В сущности, вся слава Хартума всецело приписывается его дивному местоположению при слиянии двух Нилов, делая его, так сказать, воротами Судана, складом для зерна и слоновой кости. Но, как все города центральной Африки, Хартум мало заботился о своей внешности. Среди жалких лачуг, построенных из необожженного кирпича и в большинстве случаев с грязным маленьким двориком, обнесенным низеньким земляным валом, возвышалось всего несколько более или менее внушительных зданий: дворец губернатора, несколько мечетей и дом французского консульства.
Не теряя ни минуты, Норбер Моони направился прямо туда, оставив Мабруки с верблюдами и их вожаками на главной площади. Господина Керсэна он застал в его кабинете, тут же была и его дочь.
— Какой приятный сюрприз! — радостно воскликнул консул, искренне обрадованный приездом своего юного друга.
— Вы приехали как нельзя более кстати! — воскликнула Гертруда, — мы готовы были положительно погибнуть от скуки!
Норбер Моони с первого же взгляда на молодую девушку заметил, что хотя она была прелестна более чем когда-либо, но тем не менее лицо ее было немного утомлено и казалось бледнее обыкновенного, она даже как будто похудела за это время.
— В таком случае, мне, вероятно, будет нетрудно убедить вас в том, что я намерен сообщить вам! — сказал молодой человек, крепко пожимая протянутые к нему руки. — Я приехал сюда исключительно с целью похитить обоих вас отсюда, вместе с доктором Бриэ, и увезти вас или на Тэбали, или в Бербер, а оттуда в Каир по Нилу!
— В Каир? Это будет довольно трудно, особенно в данный момент: не имея формального отпуска, я не смею покинуть Судан, — сказал господин Керсэн. — Но в Тэбали, это дело другое, против этого я ничего решительно не имею. Нам с дочерью уже немного надоел Хартум, и то, что здесь теперь творится, могу вас уверить, может довести до болезни даже самого здорового человека!
— Трудно себе представить, что это за жалкие трусы, это местное население! — воскликнула Гертруда и добрые, кроткие глаза ее вспыхнули на мгновение ярким пламенем негодования. — И штатские, и военные, все они одного стоят!.. Поверите ли вы, уже теперь все они в один голос говорят о капитуляции, не позаботившись даже создать хотя бы самое жалкое подобие обороны, не попробовав даже защищать в продолжение нескольких часов этот город, прежде чем этот мерзкий Махди успел того потребовать… нет, как хотите, это просто возмутительно!
— Да, страх и деморализация так сильны в стенах Хартума, — подтвердил консул, — что об обороне и думать нечего. Это настоящая паника, которая главным образом распространяется солдатами. И это в хорошо укрепленном городе, с избытком провианта, артиллерии, снарядов, словом, всего потребного к войне, заключающем в себе, сверх своих пятидесяти тысяч жителей, более двадцати тысяч беглецов из разных мест Судана, и гарнизон, состоящий из восьми тысяч солдат!.. Я не солдат и не военный и никогда им не был, — продолжал господин Керсэн, — но мне кажется, что с такими средствами к обороне и я бы взялся выдержать целый год осады такого Махди!
— Вы не высказывали этого губернатору?
— Я только об этом и твержу ему, но он, как и все, не хочет даже и слушать меня… А между тем у нас здесь, на Голубом Ниле, стоит целая флотилия из пятнадцати пароходов, которых вполне достаточно было бы для отражения Махди, если бы их снабдить известным количеством оружия, чего у нас много.
— И как вы думаете, о чем говорят в настоящее время в городе? Отнюдь не о том, что следует вооружить эти суда, но о том, чтобы вынимать жребии, разделенные между всеми европейцами, чтобы решить, кому из них сесть на эти суда и бежать из Хартума!
— Мне кажется, что при таких условиях положение иностранных резидентов должно быть крайне тягостное!
— Да, более тяжелое даже, чем вы полагаете. Нам приходится принимать на себя последствия тех ошибок, которых мы не совершали, платиться за те грехи, в коих мы неповинны. Мы вынуждены разделять все мерзости и все опасности, не имея даже права голоса в совете, ни права участия в деле; мы являемся здесь представителями культуры и цивилизации и чувствуем себя совершенно бессильными сделать что-либо для нее. Видеть своими глазами и ясно сознавать, что следовало бы сделать, и что так просто было бы сделать, и не иметь права приказать исполнить это — вот какова наша роль здесь!.. Но что прикажете делать? Нам бы надо сюда настоящего человека, а такие люди теперь очень редки, особенно же здесь, в Судане!
Затем разговор перешел на другую тему, говорили о ходе работ на Тэбали, о том, на сколько они успели продвинуться за это время, то есть с октября месяца. Затем настало время обеда, и Гертруда удалилась наверх, в свою комнату, чтобы совершить обычный туалет к обеду. Едва только господин Керсэн остался один с Норбером Моони, как стал открывать ему всю свою душу. Он чувствовал непреодолимую потребность излить перед кем-нибудь все то горе, каким было переполнено в настоящее время его родительское сердце; и бедный отец был до того взволнован, что едва мог сдерживать слезы во время этого разговора.
