Пленники чёрного метеорита. HЛO из Грачевки(Фантастические повести) - Бачило Александр Геннадьевич
Ростислав вдруг остановился.
— Слушай, — спросил он Арвида, — а что это, собственно, значит — погиб?
— В каком смысле «что значит»? — Арвид удивленно поднял на него глаза. — Стрела ему в грудь попала.
— Чья стрела?
— Да что ты, в самом деле! Нетопыря какого-нибудь стрела, чья же еще? Знаешь, сколько людей они этими стрелами перебили?
— Людей? — переспросил Ростислав. Он снова зашагал по комнате. — Значит, так. Стрела принадлежала нетопырю. А нетопырь — тебе. Вернее — твоему воображению. Тогда выходит, что и стрела… То есть все это, конечно, сложнее; но что-то тут должно быть…
Он плюхнулся на кровать, закинув ноги на спинку, долго о чем-то размышлял и, наконец, произнес:
— Ребята, а ведь это, кажется, довольно просто…
— Что «просто»? — спросила Марина.
— Вернуться домой. Смотрите-ка. Все вокруг зависит от нас самих, все здесь именно такое, каким мы его себе представляем. Значит, чтобы вернуться в наш мир…
— Нужно его вообразить! — обрадованно воскликнул Борька.
— Нет, — сказал Ростислав. — Не вообразить. Создать.
Зойка нахмурилась:
— Но ведь это будет совсем другой мир!
— Конечно, другой! Ведь мы и сами теперь стали другими. Разве нет?
Борька пожал плечами.
— Так что ж — другими? Из-за этого чертового метеорита и изменились. Тут станешь другим, когда сам не знаешь, кто ты есть. Деньги в руки плывут, а ты и не рад. Хочешь как лучше сделать, а выходишь подлец. Нет, домой, домой пора! Вырваться нужно, проснуться, что ли, или еще как-нибудь, но только чтобы все стало по-прежнему.
— По-прежнему? — переспросил Ростислав. — Теперь это уже невозможно. Теперь все будет по-другому. И метеорит здесь ни при чем. Нас он не переделывал, только показал, какие мы есть…
На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
Какие мы есть, думал Борька, глядя в пространство прямо перед собой.
И вдруг открылась ему панорама Делового Центра с зеркальной коробкой «Олимпа» посередине. Картина качнулась, надвинулась, прозрачными стали ресторанные зеркала и замелькали сквозь них знакомые физиономии: Мафусаил, Леопольд, губернатор…
Все они быстро приближались, глядя на него, и, наконец, окружили. Борька завертелся на месте в поисках выхода из цепкого этого кольца, но видел везде только подмигивающие глаза и руки, сующие ему пачки разноцветных бумажек. Кольцо сжималось все теснее, на Борьку вдруг тяжело рухнула откуда-то сверху груда ручных электронных часов. Часы больно ударяли его по голове и плечам, хотя Борька твердо знал, что все они пустые внутри. Он сам вынимал микросхемы и индикаторы, чтобы, приманив покупателя единственным полноценным экземпляром часов, всучить ему под шумок один лишь корпус.
Где-то взревел мотор, и подкативший задом самосвал с кряхтеньем начал выворачивать над Борькой необъятный кузов. Вокруг застучали по полу, захлюпали, распространяя аромат гнили и плесени, разнообразные фрукты, овощи, раздутые консервные банки, вонючая рыба и прочий залежалый продукт. Борька отчаянно заработал руками и ногами. С огромным трудом ему удалось выбраться из недр зловонной кучи, а ведь она была предметом лишь самых первых его операций в Деловом Центре. Он пытался бежать, но губернаторские морды, подмигивая Леопольдовыми глазами, все теснили, теснили его к растущей куче товара, столь удачно когда-то реализованного, и все совали змеистыми руками толстые пачки в его карманы, так что стал он уже гнуться к земле под совокупной тяжестью ловко вырученных сумм.
В отчаянии Борька высоко подпрыгнул, стараясь верхом преодолеть потную стену физиономий, и, проломив крышу «Олимпа», устремился в черное бездонное небо.
Город под ним превратился в мутное светящееся пятно, замер на мгновение и снова помчался навстречу.
Но нет, это уже не город. Чем ниже опускался Борька, тем яснее он видел под собой нагромождение скал. Светлое пятно внизу все росло и, наконец, превратилось в яркое освещенное прожекторами дно ущелья. Тысячи зрителей, заполнявших трибуны над обрывом, завороженно глядели на арену в ожидании зрелища, приготовленного для них Маэстро.
А в центре арены… Одинокая фигура в перекрестье теней — человек, судорожно сжимающий в руке кинжал. Ростик!
Борька теперь ясно видел его лицо. Ростик поднял голову, посмотрел ему прямо в глаза и спокойно произнес:
— Он показал нам, какие мы есть.
Они были в комнате гостиницы. Сидели и молчали.
Какие мы есть, подумала Зойка.
Когда-то давным-давно, еще в пионерском возрасте, ее выбрали в совет отряда. Зойка поначалу отнекивалась, отбрыкивалась, как все, от почетной должности, да и кому, в самом деле, охота тратить золотое личное время на дурацкие стенгазеты к празднику, сгонять буйных двоечников, упрямых троечников и занятых хорошистов на собрания после уроков, а также нести ответственность за развал работы, которую в неразваленном состоянии никто никогда и не видел.
Однако должность «учебного сектора» оказалась не так уж плоха. Зойке очень нравилось с цифрами в руках неуклонно повышать требовательность в коллективе, беспощадно искоренять тенденцию к снижению темпов роста успеваемости и сочетать индивидуальный подход с коллективным отпором.
В короткое время никому в классе не стало от нее житья, и тогда ее выдвинули в совет дружины. Тут Зойка впервые почувствовала власть. От нее уже зависело кое-что, неторопливо и с достоинством прохаживалась она вдоль шеренги третьеклашек, принимаемых в пионеры, и коротко, по-деловому давала инструкции. Взгляд ее был светел, но строг. Она уже не чувствовала себя на службе у этого народа, как какая-нибудь редколлегия. Нет! Теперь она была руководителем.
В комсомол Зойка вступила на год раньше всех в классе и сейчас же автоматически вошла в состав школьного комитета. Очередное избрание она воспринимала теперь как свое неотъемлемое право, законное вознаграждение за пребывание в предыдущей должности.
Через год одноклассники уже смиренно домогались у нее рекомендаций и характеристик.
— Подождите, ребята, — строго говорила она, испытывая тайное наслаждение. — Не напирайте так. Не все сразу. Вот что. Становитесь в очередь.
Эта очередь была первой в ее административной карьере. Но не последней. День ото дня хвост все удлинялся, удлинялся и, наконец, стократ увеличенный волшебством Черного Метеорита, обрел глобальный масштаб. Все без исключения люди, которых она видела перед собой, стояли теперь в самых разнообразных очередях, живых и льготных, образующих в свою очередь, еще одну — общую очередь. Очередь к ней.
Только так, думала Зойка, можно навести порядок в этой милой, но бестолковой стране, где добродушные, хотя и похожие внешне на пиратов, капитаны развозят всех, кому не лень, по разным заморским странам, не спрашивая даже характеристики с места работы. Где уж в такой суете отыскать пропавших одноклассников! Нет-нет, нужны коренные изменения, нужно познакомить всех и каждого с принципами поголовной социальной справедливости, без которых здесь были вынуждены обходиться до сих пор. Только внутри стройной, упорядоченной системы, каковой является очередь, возможно установление полного равенства между людьми. Благородный рыцарь ничем не должен отличаться от нищего калеки, а капитан огромного судна — от оборванного матроса, вот чего нужно добиться в первую очередь.
А уж тогда и руководитель, в ее (Зойкином) лице, сможет побеседовать душевно, не торопясь и не рискуя никого пропустить, с каждым жителем подведомственной ему страны и в конце концов получить информацию о чем угодно.
Так рассуждала Зойка, становясь Главным Администратором. И ошиблась.
Никакой справедливости в очереди не получилось. Людьми безраздельно овладела взаимная неприязнь, зависть к впередистоящим и презрение к стоящим позади. О, эта очередь! Образование еще более зловещее, чем толпа. Толпою, по крайней мере, может двигать общий, лишенный корысти интерес. Очередью — никогда.
На глазах у растерянной Зойки очередь безжалостно рвала и грызла сама себя, сплевывая несчастных, не способных доказать, что они здесь стояли. Никаких сведений о Марине, Арвиде, Ростике и Бобе Зойка не получила. Люди, прошедшие сквозь пытку очередью, просто не помнили, что было до того, как они в нее встали. Жалко улыбаясь, они протягивали вороха справок и фотографию с уголком — больше ничего нельзя было от них добиться. Основная же масса очереди, которой до приема у Главного Администратора было еще как до луны пешком, зверела с каждым днем. Перепуганная Зойка укрылась в кабинете, отгороженном от очереди тремя приемными с доступом возрастающей степени трудности. Она считала, что звуконепроницаемые двери и толстые стены помогут ей, и лишь вчера поняла, как они мешали, какими ненужными были на самом деле. Ах, как чудесно они рассыпались в прах, едва зазвучали так близко голоса Ростислава и Марины! С каким облегчением и радостью бросилась Зойка навстречу своим друзьям! Они стояли перед ней — все четверо — и улыбались.
