Планета Шекспира - Саймак Клиффорд Дональд (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗

— Мы с тобой останемся, — сказала Элейна.

— Хортон?

— Да, друг мой.

— Если бы этого не случилось, вы бы взяли меня? Вы не оставили бы меня здесь. Вы бы взяли меня с собой, покидая планету?

— Мы бы тебя взяли, — опять согласился Хортон.

Плотоядец снова закрыл глаза.

— Я знаю, что взяли бы, — сказал он. — Я всегда это знал.

Уже наступил полный день, солнце поднялось на ладонь над горизонтом. Косые солнечные лучи блестели на поверхности Пруда.

И теперь, подумал Хортон, уже не важно по-настоящему, закрыт ли тоннель. Плотоядец не будет больше затерян в этом месте, которое он ненавидел. Элейна улетит на Корабле, и оставаться уже не будет причины. Чему бы ни суждено было случиться на этой планете, это было уже исполнено и окончено. И еще, подумал Хортон, хотел бы я узнать, может быть, не теперь, но хоть когда-нибудь, что все это значило.

— Картер, глядите! — сказал Никодимус тихим, напряженным голосом.

— Чудовище…

Хортон вскинул голову и посмотрел, оцепенев от того, что увидел. Чудовище, лежавшее не далее, чем в нескольких сотнях футов, плавилось. Оно проваливалось внутрь себя гниющей массой. Оно дрожало в подобии жизни, оседая грязным вонючим месивом, и из месива вытекали ручейки дымящейся грязи.

Хортон смотрел, завороженный ужасом и отвращением, как чудовище превращается в жирную, тошнотворную накипь и в голове у него пронеслась непрошеная мысль о том, что он теперь никогда не сможет вполне правильно восстановить в воображении его внешность. Единственное впечатление, которое он приобрел в мгновение перед тем, как Плотоядец выпустил из него жизнь, было впечатление бугристой перекошенной глыбы, не имеющей вовсе настоящей формы. Может быть, так обстоит дело со злом, подумал Хортон — оно совсем не имеет формы. Оно — бесформие и грязная лужа накипи, и никогда точно не известно, что оно такое, так что можно совершенно свободно воображать, каково оно из себя и под влиянием страха перед неведомым облекать его в любой вид, какой покажется ужаснее. Так что это зло может иметь столько личин, сколько будет людей, чтобы обрядить его, — зло каждого будет немножко отличным от зла любого другого.

— Хортон.

— Да, Плотоядец, в чем дело?

Голос был дребезжащим и тихим, и Хортон придвинулся к нему на коленях, низко наклонившись, чтобы слышать.

— Когда это кончится, — сказал Плотоядец, — вы оставите меня здесь. Оставьте меня на открытом месте, где меня найдут.

— Не понимаю, — сказал Хортон. — Кто найдет?

— Падальщики. Чистильщики. Могильщики. Маленькие голодные твари, переваривающие что угодно. Насекомые, птицы, зверюшки, черви, бактерии. Вы сделаете это, Хортон?

— Конечно, сделаю, раз ты этого хочешь. Если ты действительно хочешь именно этого.

— Отдача, — сказал Плотоядец. — Последний возврат. Не поскупитесь на мою плоть для маленьких голодранцев. Пусть я стану пожертвованием множеству иных жизней. Последний большой дележ.

— Понимаю, — сказал Хортон.

— Дележ, отдача, — повторил Плотоядец. — Это важно.

27

Когда они обошли вокруг пруда, Элейна сказала:

— Робота с нами нет.

— Он там, остался с Плотоядцем, — ответил Хортон. — Несет последнее бдение. Так он всегда делает. Вроде ирландских поминок. Но вы не знаете об ирландских поминках.

— Нет, не знаю. Что такое ирландские поминки?

— Сидеть с мертвым. Нести над ним бдение. Никодимус делал это с другими людьми, которые были на корабле со мной. На одинокой планете неведомого солнца. Он хотел помолиться за них; он пытался молиться и не смог. Он думает, что роботу не подобает пытаться произносить молитвы. Поэтому он сделал для них нечто иное. Он остался бодрствовать с ними. Он не поспешил уйти.

— Как прекрасно с его стороны. Это лучше, чем молитва.

— Я тоже так думаю, — согласился Хортон. — Вы уверены, что знаете, куда упал дракон? Все еще нет никаких следов.

— Я смотрела, как он упал, — ответила Элейна, — По-моему, я знаю место. Это как раз вон там.

— Помните, как мы размышляли, для чего дракона заключили во время, — сказал Хортон, — если только он был действительно заключен во времени. Сочинили свой собственный сценарий, чтобы оттеснить тот факт, что мы не знали ровно ничего. Сотворили собственную человечью байку, чтобы придать какой-то смысл и обьяснение событию, находившемуся за пределами нашего понимания.

— Для меня, — сказала Элейна, — кажется теперь совершенно очевидным, для его его здесь оставили. Его оставили ждать, пока чудовище вылупится, когда оно вылупится, убить чудовище. Каким-то образом вылупление чудовища раскрывало временную ловушку, чтобы высвободить дракона, и оно высвободило дракона-таки.

Хортон продолжал:

— Они — кто они ни были — заковали дракона во времени до того дня, когда вылупится чудовище. Они должны были знать, что яйцо было отложено, и к чему вся эта драматическая клоунада?

— Может быть они знали только, что яйцо отложено, но не имели представления — где.

— Но дракона поместили меньше, чем в миле…

— Может они знали примерную область. Даже при этом условии, отыскать яйцо было все равно, что просеять акры песчаного пляжа в поисках предмета, который трудно могло было быть узнать. А может у них не было времени искать. Они должны были почему-то уйти отсюда, может быть, довольно быстро, так что они заперли дракона в подвале, а сами, когда ушли, заперли тонель, так что если бы что-то произошло и дракон не смог убить чудовище, чудовище все-таки не смогло бы покинуть планету.

— А вылупление. Мы говорим, что чудовище вылупилось, но я не думаю, чтобы этот термин был вполне правильным. Что бы ни привело чудовище в бытие, это должно было занять долгое время. Чудовище должно было претерпеть долгий период развития, прежде чем оно вырвалось из холма. Как древняя семнадцатилетняя саранча на Земле, или по крайней мере, как древняя легенда о семнадцатилетней саранче. Не считая того, чудовищу потребовалось куда больше семнадцати лет.

— Что меня удивляет, сказал Хортон, — так это к чему было закладывать для чудовища ловушку, зыпирая дракона во времени — ведь это значит, что те, кто это сделал, боялись чудовища настолько сильно, чтобы приложить все эти великие труды. Чудовище было большой и неприятной тварью, но Плотоядец перервал это горло одним ударом и тем с ним покончил.

Элейна пожала плечами.

— Оно было злым. Можно почувствовать, как зло из него сочится. Ведь вы это чувствовали, не так ли?

— Не просто злым, как немалая часть живого бывает чуточку зла, или способна на небольшое зло. Скорее, зло в нем было такой глубины, что нельзя измерить. Оно было абсолютным отрицанием всего доорого и порядочного. Плотоядец захватил его врасплох, раньше, чем оно получило возможность свести все свое зло в фокус. Оно было свежевылупленным, едва соображающим, когда он на него напал. Это единственная причина, я уверена, почему Плотоядец смог сделать то, что сделал.

Они уже обогнули берег Пруда под возвышенностью, на которой стоял разрушенный город.

— По-моему, он там, — сказала Элейна. — Прямо на холме.

Она первой полезла вверх. Оглянувшись, Хортон увидел Никодимуса, уменьшенного расстоним до игрушечных размеров, стоящего на противоположном берегу. Лишь с некоторым трудом он сумел различить тело Плотоядца, сливающееся с голым каменным берегом, на котором он лежал.

Элейна добралась до вершины холма и остановилась. Когда Хортон тоже взобрался и стал рядом с ней, она показала:

— Туда. Это там.

В подлеске сверкали миллионы драгоценных камней. Дракона не было видно из-за переплетающейся растительности, но радужные отблески его тела указывали место, где он упал.

— Он умер, — сказала Элейна. — Он не двигается.

— Не обязательно умер, — возразил Хортон. — Может быть, он поврежден, но жив.

Они вместе продрались сквозь кусты и, когда они миновали массивное дерево с низко повисшими ветвями, они увидели дракона.