Мир-крепость - Ганн Джеймс (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
Он застонал от боли, долго молчал, потом заговорил снова.
— Только ты стоял на моем пути… сопливый послушник. И раз за разом ты побеждал меня. Кто же ты, Дэн?
Он был прав. Я победил его, даже когда он держал меня в комнате-пещере, и не имело значения, что вытащил меня оттуда кто-то другой, ибо я уже и так выиграл. Это было странно и удивительно мне самому. Поэтому понятно, что он меня боялся.
— Просто человек, — тихо сказал я. — Обычный человек.
— Мне нужен был только камень, — его голос звучал почти нормально. — И вся Галактика была бы моей.
— Нет, — ответил я. — Он ничем бы тебе не помог. Он не поможет никому, такой человек еще не родился.
— Ты лжешь! — крикнул он. — Я бы знал, что с ним делать. Однажды я был рядом с ним и чувствовал его силу. Он излучал ее в меня, и в ней таилась вся Галактика…
Жажда, вот что таил в себе камень. Своя для каждого приблизившегося к нему, но пользы никакой. Ни для Сабатини, ни для Силлера, ни для меня, ни для Лаури, ни для кого-то еще. Печально, что люди страдали и умирали ни за что. Впрочем, может, и нет: миром правят не предметы, а идеи.
— Дэн! — он говорил с большим трудом. — Ты не должен мне ничего, кроме ненависти, но я хочу тебя кое о чем попросить. Это не будет тебе ничего стоить, Дэн. Убей меня. Прежде чем уйдешь, прикончи меня.
Я взглянул на его бледное лицо, с носом, выдающимся еще больше, чем прежде, бросающим гротескную тень на бледную щеку. Сабатини и вправду хотел, чтобы я его убил.
— Я скажу кому-нибудь, где ты. Тебя вылечат.
— Нет! — воскликнул он. — Ради Бога, Дэн, не надо! Если уж не хочешь убивать меня, просто оставь здесь и позволь умереть. У меня сломан позвоночник, и я уже никогда не смогу ходить. Меня вылечат лишь для того, чтобы я ползал до конца жизни. Я, Сабатини! Нет, Дэн! Нет!
Голос его сорвался. Я знал, что впервые в жизни он просил о чем-то другого человека, и это было самое ценное, что можно было ему предложить, ценнее даже, чем камень.
— Где девушка?
— Не знаю, Дэн. Видит Бог, не знаю.
Он говорил правду. Даже если у меня еще оставались сомнения, то теперь я ему поверил. Он просил смерти и не лгал.
— У кого она?
— Ни у кого.
— Может, у Императора?
— Фу! — презрительно фыркнул он. — Этот идиот даже не представляет, что творится у него под носом.
— Граждане?
— Нет.
— Торговцы?
— Нет. Говорю тебе, ее нет ни у кого.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю о каждом шаге агентов и контрагентов, разведчиков и контрразведчиков. Они медлительны и неорганизованны, им не хватает сил, чтобы реализовать свои планы. Я узнал, что камень на Бранкузи, в то мгновение, когда он сюда попал. Прежде чем Фрида получила приказ от Граждан, я знал об этом и знал, куда она должна его отнести и кому. Но она не сделала этого, она несла его кому-то другому.
— Кому?
— Не знаю. Она сошла с ума, прежде чем я успел это из нее вытянуть, и только бормотала что-то о Соборе.
Я задумался над его словами и понял. Это укладывалось в образ, который я себе создал: невидимый игрок, единственная сила в Галактике, которая пока не вышла из тени. Это было так очевидно, что я едва не рассмеялся. Как же я, именно я, мог не понять этого раньше? Теперь я знал, где девушка, где камень и что значил кружок, который Лаури поставила на своей записке. Я пока не знал, как туда попасть, но наверняка был какой-то способ. И я решил заставить невидимого игрока показаться.
Я поднял веревку без узла, подошел к двери, открыл ее и постоял, глядя на Сабатини. Он лежал, безнадежно искалеченный, с лицом уже не ожесточенным и дерзким, а некрасивым и жалким — маленький мальчик, знающий, что отличается от других, с носом, на который все показывают пальцами и смеются.
— Дэн… — произнес он еле слышно.
Я положил веревку возле его руки и вышел в ночь.
Прежде чем я добрался до конца переулка, за моей спиной коротко сверкнуло.
19
Я поднимался по лестнице, медленно и монотонно ступая по низким ступеням, ведущим к массивному порталу Дворца. Внизу стояли зеваки, потому что редко увидишь монаха вне стен монастыря, а уж возле Дворца и вовсе никогда. Я был одет в грубую серую рясу и капюшон, приходилось следить за тем, чтобы не споткнуться.
На меня глазели блестящие аристократы, их жены и бдительные охранники, но никто не пытался меня задержать. Я дошел до двери и остановился, она была в три раза выше меня, рядом с нею я почувствовал себя маленьким и жалким. Отведя большой молоток в форме планеты с вырезанными на ней контурами континентов, я стукнул, и дверь глухо загудела. Я ждал, и наконец она со скрипом открылась. Ею пользовались не так уж часто.
Передо мной стоял невольник в блестящей оранжевой с голубым ливрее и с золотой цепью на шее.
— Что вам угодно? — вежливо спросил он.
— Я хочу предстать перед Высшим Судом.
— Перед Высшим Судом? — повторил он.
Я кивнул.
— Он уже собрался?
— Да, отче. Но что вам нужно от Суда?
— Это я скажу только Суду.
Он удивленно покачал головой и повел меня длинными извилистыми коридорами. Высокие потолки были богато украшены фресками, изображающими Императора и его предков, пушистые ковры глушили звук наших шагов. Они покрывали почти весь пол, и только по краям виднелся розовый, почти прозрачный мрамор.
Невольник остановился перед высокой дверью, деревянной с позолотой, распахнул ее и сказал:
— Высший Суд, отче.
Я переступил порог и остановился. В конце огромного зала находилось возвышение, на котором стоял длинный высокий стол, а за ним сидели трое мужчин с угрюмыми лицами, одетые в оранжевые тоги. Позади них стоял высокий, богато украшенный трон, пустой.
Перед темным столом в небольшой деревянной клетке я увидел невольника, скорчившегося, оборванного и жалкого. Дальше на низких скамьях сидели другие невольники, вольноотпущенники, ремесленники. Некоторые смотрели на большой стол и пустой трон с надеждой, другие не отрывали взгляда от пола. Вдоль стен стояли наемники в ярких мундирах, двое, скрестив на груди руки, стояли перед столом, следя за скамьями. Наемники были равнодушны и спокойны, они не ждали бунта, здесь не могло произойти ничего такого.
«Богатство и нищета, — подумал я, — встречаются здесь, в суде, перед которым все равны. Но почему здесь нет ни аристократов, ни Торговцев?» Мне вдруг вспомнилась старая поговорка: «Закон существует для нищих, это единственное, что они могут себе позволить».
При виде меня люди на скамьях начали перешептываться, наемники зашевелились, даже судьи посмотрели на меня, хмуря брови. Я пригляделся к ним. Крайний справа был стар, у него были седые волосы и морщинистое лицо, но глаза напоминали два холодных голубых камня. Крайний слева был молод и явно пресыщен. Он сидел, откинувшись назад, с презрительным выражением на лице. Между ними сидел статный мужчина неопределенного возраста с надменным лицом. Он был тверд, как скала, а глаза его были глазами ястреба. Чем-то он напомнил мне Сабатини. С ним следовало держать ухо востро.
Продолжая хмуриться, он обратился к дрожащему невольнику.
— Какой рукой преступник украл хлеб? — громко спросил он.
— Правой рукой, Высокий Суд, — ответил один из наемников, стоявших у стола.
— Закон гласит, — произнес судья, пронзая невольника взглядом, — что наказание за кражу — лишение руки. Она никогда больше ничего не украдет.
Поднялся деревянный молоток, и по залу пронесся чистый звук, символизирующий голос правды.
Невольник беззвучно зарыдал, люди на скамьях вздохнули. Стало тихо, двое наемников подошли и утащили невольника в небольшую черную дверь справа от стола. Следующие двое заняли их место.
Судьи обратились ко мне, я почувствовал на себе ястребиный взгляд и вздрогнул.
— Что привело тебя сюда, отче? — спросил он.
— Я ищу справедливости, — ответил я.
— Для кого?
— Для меня.
