Великий Гусляр - Булычев Кир (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
И Ромочка в той комнате заснул, захрапел.
Русские женщины могут быть умом не быстры, но зато если они включатся в размышление, то могут прийти к неожиданным и парадоксальным результатам.
Лукерья всю ночь не спала, а думала.
И надумала.
Она заглянула в поликлинику, взяла направление на уколы для одной женщины, а сама пошла к Матвею Тимофеевичу домой, посоветоваться. Матвея Тимофеевича дома не было, а его племянница, раздосадованная тем, что тот не помер, как положено, стала сердиться и гнать Лукерью со двора, потому что полагала, что медсестра неправильно его лечила, раз он остался живой.
— Чему вас там учат! — кричала она, а соседи высовывались из окон и некоторые сочувствовали. — На что народные деньги идут!
Лукерья спорить не стала, потому что не знала, на что идут народные деньги. А пошла искать Матвея по интуиции.
Нашла недалеко, на Пушкинской, где он во дворе шестнадцатого дома играл в домино, забивал рыбу в компании со стариком Ложкиным, а также Удаловым и Грубиным — старые люди вспоминали далекое прошлое, когда и народ был добрее, и космос отзывчивее.
Лукерья остановилась в сторонке, сердце забилось, в глазах пошли круги — что-то с ней творилось, разыгрались гормоны, это она как медицинский работник понимала.
Матвей вздрогнул. У него было звериное чутье.
Он резко обратил к ней свой пронзительный взор.
Разве подумаешь, что такой мог умирать, безвольно лежа в койке?
— Ты чего? — спросил он.
— Ты играй, играй, отдыхай, — ответила, зардевшись, Лукерья. — А потом поговорим.
— Ну зачем ты так, — мягко возразил мужчина. — Ребята подождут.
Его товарищи и в самом деле готовы были подождать. Лукерья вышла с Матвеем на улицу, там было два шага до скверика у Параскевы Пятницы.
— Посидим? — спросила Лукерья.
— Не томи, — сказал Матвей. — Я ведь терпеливый, терпеливый, а могу и не дотерпеть.
— А вы, значит, можете в человека внедриться? — спросила Лукерья.
— При условии последнего вздоха, — ответил Матвей.
Лукерья глубоко вздохнула, как пловец перед прыжком с вышки, и спросила:
— А в моего мужа?
— А разве он у тебя болеет?
— Болеет, — поспешила с ответом Лукерья, — часто болеет, хроник он безнадежный.
— А что за болезнь?
— Ну что у них бывает за болезнь? Алкоголизм, конечно, — сказала Лукерья.
— Алкоголизм — это не болезнь, — возразил Матвей, — а времяпрепровождение. А ты-то чего желаешь?
— Любви, — призналась Лукерья, — ласки желаю. Во мне пропадает жена и возлюбленная, потому что он мерзопакостный бездельник, профукивает жизнь, вместо того чтобы идти по ней со мной рука об руку.
— Красиво излагаешь, — сказал Матвей. — А я тут при чем? Могу только оказать тебе мужскую услугу — подарить тебе несколько ночей любви.
— Не понял ты меня, — вздохнула Лукерья. — Не в тебе дело. Не хочу я мужу своему изменять. Я его себе выбрала, и я его желаю.
— А я-то тут при чем? — Матвей буквально закричал.
— Но ты же мне говорил, что вы все как братья и как кто помрет, в него входите, а потом человек возрождается к жизни и любви.
— Ой ли?
— А ты на Байсуридзе погляди, — сказала Лукерья. — Английская королева ему письма из жалости писала, а сейчас он чего?
— Сейчас он себе дачу строит, — ответил Матвей.
— Я хочу, чтобы мой Ромочка тоже возродился к жизни и любви, пускай он тоже дачу построит.
— А я…
— Не кричи. Я хочу, чтобы один из ваших товарищей, которые хотят помочь нам, своим братьям и сестрам по разуму, внедрился в тело моего покойного мужа, я буду любить его и окультуриваться, сколько необходимо. Ой, как я буду его любить!
— Остался пустяк, — вздохнул Матвей, — чтобы твой муж помер.
— Но ведь это на самом деле пустяк… в свете современной медицины.
До Матвея дошла мысль Лукерьи и испугала его. Видно, недостаточно крепкие нервы оказались у пришельца.
— Ты что, убить его хочешь? — спросил он.
И голос Матвея дрожал.
— Я не убийца и не намерена поднимать руку на законного супруга. С кем же я жить буду тогда? Нет, сделайте так, чтобы я и не заметила. То есть заметила, но только на следующий день.
— А если мы не поможем тебе, коварная женщина, — спросил Матвей. — Ты откажешься от своей затеи?
— Если не поможете, — Лукерья потянулась, запрокинув руки за голову, и ее груди поднялись к солнцу, смутив взор Матвея Тимофеевича, — если откажетесь, то будете иметь дело с нашей доблестной милицией. Потому что я заготовлю заявление, как вы уничтожаете людей и в них вторгаетесь.
— И никто тебе не поверит!
— А вот это мы проверим. Посмотрим.
Лукерья поднялась.
— Мне пора, — произнесла она.
— А может, все же мной обойдемся, — сказал Матвей, но без особой уверенности.
— Я другому отдана, — классически ответила медсестра, — и буду век ему верна, понял?
Матвей подавил злобный блеск своих чужеземных глаз, а из кустов раздался негромкий начальственный голос, который не столько звучал в воздухе, как проникал в мозги:
— Предложение следует обдумать и, возможно, принять. Однако ты, женщина, тоже будешь оказывать нам некоторые услуги.
— По окультуриванию, — хихикнула Лукерья. — Пионер всегда готов!
Она пошла на уколы и в воображении строила абстрактные картины, в которых ее Ромочка с помощью культурных пришельцев сначала немножко помирает, а потом становится молодым и красивым, как Иван-дурак в русской сказке, окунувшийся в соответствующий котел.
Так и день прошел.
К дому она подходила неуверенно, даже с робостью.
А вдруг Ромочка уже приболел?
Нет, лучше пускай они его завтра обработают.
И чем ближе она подходила к дому, тем более страдала от вины перед Ромочкой. И в подъезде уже искренне возмечтала, пускай Ромочка как мужчина пользы не представляет, но, главное, он должен остаться жив и здоров. Что она, изуверка, что ли?
Она открыла дверь своим ключом и прислушалась.
Ни звука.
Может, что случилось?
Она кинулась в спальный закуток. Пусто.
Она кинулась на кухню.
На кухне сидел Ромочка и пил чай из самовара — приданое Лукерьи.
Он был нормальным, обыкновенным, если не считать забинтованной головы.
— Явилась не запылилась, — заявил он. — Я тут без тебя и помереть мог, а ты бы и не заметила.
— Что случилось? — И все было забыто. И злодейство, и намерения. Ее крохотулечка приболел.
— А на меня кирпич упал, — сообщил Ромочка не без гордости. — Мало на кого падает, а на меня грохнулся.
— Как? Где?
— Ты не поверишь, прямо на кухне.
— Откуда на кухне кирпич взялся? — Лукерья начала сердиться. Она сочувствует, переживает, а он ёрничает.
— А кто банку с квашеной капустой кирпичом придавил? И на верхнюю полку поставил?
— Ну уж…
А ведь было это, три дня просила Ромочку кирпич принести для этой цели. Пришлось, как всегда, самой кирпич тащить.
— Как ты умудрился, урод?
— Как, как? Качнуло меня, о стенку задел, а ты этот кирпич криво положила — а за ним и банка трехлитровая с капустой.
Он указал пальцем вниз, как памятник Юрию Долгорукому в городе Москве, который таким жестом велел закладывать столицу.
А на полу расплывшейся стаей червяков воняла кислая капуста. Блестели осколки банки. Валялся кирпич с отбитым краем.
— И что? — Лукерья старалась не смотреть на сцену крушения — ей же убирать придется.
— И все. Погиб я и умер безвозвратно. Еще держусь, но скоро кончусь…
Тут Ромочка побледнел и стал оседать. Лукерья подхватила его, дотащила до постели.
Вызвала «Скорую». Пока она мчалась с соседней улицы, Роман скончался. Кровоизлияние в мозг от ушиба.
В первый миг его смерти Лукерья с внутренним содроганием увидела бесплотную тень мужчины, который как бы вошел в бездыханного Ромочку.
— О нет! — закричала она, как трагическая гречанка. — Не смейте!
