Гибель Урании - Дашкиев Николай Александрович (книга жизни .txt) 📗
Это были ее последние слова. Той же ночью она выпила яд, который приготовила еще тогда, когда убедилась в безнадежности своего состояния.
— Бедная, бедная мамочка… — шепчет Тесси.
Кто бы мог предположить, что «шалунья Тесси» и стала шалуньей именно потому, что в груди ее не угасало горе?!
После смерти жены Торн совсем пал духом. Целыми часами он сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в стену, и ни на что не обращал внимания. Тесси утешала его, как умела, но это не помогало. Тогда она интуитивно избрала другой путь: словно все она забыла; баловалась и дурачилась; заставляла отца решать все ее проблемы; жаловалась, что якобы никак не может решить школьные домашние задания; ходила неухоженная, неумытая, только чтобы подчеркнуть отцовское невнимание к ней.
Торн постепенно опомнился. Неожиданный бунт Тесси встревожил его, и он невольно взялся за «перевоспитание» дочери. И если бы он был более наблюдательным, то вскоре смог бы с математической точностью установить, что его успехи на этом поприще пропорциональны не приложенным усилиям, а тому, как быстро избавляется от тоскливой апатии сам воспитатель.
Тесси старается не вспоминать прошлого, потому что оно слишком тяжелое. Но воспоминаний не удается избежать. И они невольно связываются с сегодняшним.
Атомная бомба. Ее действие ужасно не только в момент взрыва, но и очень долго потом. Давным-давно развеялся дым двух монийских бомб, которые были сброшены на Джапайю, а отголоски этого слышны до сих пор: умирают больные лучевой болезнью, калеками рождаются дети у тех, кто еще в детстве надышался радиоактивного пепла.
Атомную бомбу создали супруги Торн, Риттер Лайн, папаша Кольридж и еще несколько ученых. Два атомных взрыва уничтожили более двухсот тысяч человек. Во имя чего? Правда, джапайцы напали на Монию первыми и наделали много бед. Однако погибли вовсе не нападающие, а преимущественно женщины и дети, те, кто войны не хотели…
И вот теперь отец создал новую бомбу — «чистую». Она не будет загрязнять атмосферу радиоактивными веществами. Но смерть остается смертью независимо от причин. А Тесси, выбрав профессию врача, присягла бороться за жизнь.
Пристально, грустно девушка всматривается в черты материнского лица. Она хочет понять, как случилось, что именно мать, та, которая погибла от лучевой болезни, потому что пожертвовала собой ради жизни сотен людей, обрекла на такую же страшную гибель сотни тысяч. Как мог отец, мягкий и чистосердечный, отдать весь свой неисчерпаемый талант на дело создания невероятных средств уничтожения?
Молчит фотография. Мать смотрит на свою дочь так, будто хочет махнуть рукой и отвернуться: «Не приставай с ерундой! Никогда!»
Она и впрямь, пожалуй, не задумывалась, ради чего и во имя чего работает. А вот Риттер Лайн задумался… и покончил с собой.
Еще и еще Тесси перечитывает письма своей матери. Не все понятно в этих письмах. Много недомолвок. Однако из коротких намеков, из фраз, которые, казалось бы, ничего не значат сами по себе, для Тесси постепенно становятся понятными те причины, что привели к разрыву матери с Риттером Лайном. Они были друзьями, но не соратниками. Почти в каждом вопросе их мнения расходились. И о том, как далеко шагнуло это несовпадение свидетельствует последнее письмо Риттера Лайна:
«Полностью разочаровался в себе и в людях, потому что не смог убедить даже тебя. Отрекаюсь от всего, что сделал. Мои юношеские светлые мечты нашли такое страшное воплощение, которому оправдания нет. Если хоть немного дорожишь нашими отношениями, нашей дружбой — спаси будущее человечества. Прощай!»
Не раз перечитывала Тесси эту коротенькую записку, но только теперь начал раскрываться ее глубокий смысл. И девушке становится страшно: то самое, что встало между матерью и Риттером Лайном, становится сейчас между ней и отцом… Антивещество… «Чистая» бомба… Профессор Торн, конечно, не думает об убийствах. Но он станет убийцей поневоле, если о бомбе узнают военные… Нет, этого нельзя допустить! Однако, как же быть с величайшим в истории Атомной эры открытием? А что, если кто-нибудь другой откроет антивещество, независимо от профессора Торна?
Сложные все эти вопросы, неразрешимые. «Папаша Кольридж» не смог найти на них ответа. А как же тогда с ними может справиться «шалунья Тесси», которая ничегошеньки не понимает в атомной физике, не разбирается в политике, и хочет только одного: чтобы люди жили мирно?! И вот, она выбрала самый легкий путь: а, не стоит париться заблаговременно. О войне твердят так давно и так однообразно, что это слово стало пустым звуком, страшилкой для маленьких детей.
Достаточно было выбрать Тесси такое решение — и вдруг засияло все вокруг. Кажется, даже мрак ночи стал рассеиваться.
Девушка подняла голову и улыбнулась. Глупышка! Да это же и впрямь светает.
Босиком, в длинной ночной рубашке, она подошла к окну, распахнула его, оперлась локтями на подоконник. Влажный прохладный ветерок дохнул на нее, приятно пощекотал волосы. Запахло прелыми листьями, вскопанной землей.
Вот уже зарозовел рассвет того дня, когда ассистентка профессора Лайн-Еу наконец-то станет ему настоящей помощницей. Пересадка человеческого мозга!.. Господи, да разве можно было даже мечтать об участии в такой операции?! Конечно, дедушка Лайн-Еу выбрал Тесси совсем не за ее успехи, а в память о маме, которую он искренне уважал и любил. Но это не имеет значения.
Тесси пытается с полной серьезностью думать обо всех технических подробностях предстоящей операции. Но она легкомысленно почему-то не думает об аппаратуре и лекарствах, а снова и снова вспоминает лицо того больного, который должен стать объектом эксперимента. На вид он совершенно здоров. Но болезнь его уже, видимо, сказалась на психике. Его черные красивые глаза смотрят так грустно, так тоскливо, что невольно хочется сказать что-то теплое-теплое, ласковое и искреннее. Он, конечно, боится. Да и не мудрено: никто в мире не может заверить его, что операция закончится хорошо. Но это, конечно, будет именно так. Ему подыщут новое тело — молодое и красивое…
И вдруг мысли Тесси прерываются. Оказывается, ей почему-то очень не хочется, чтобы больной парень стал выглядеть по-другому. Да, его сознание будет жить и, видимо, сохранит все, свойственное только ему. Однако и следа не останется от печальной улыбки упрямых, четко очерченных губ, погаснет тревожный блеск глаз, исчезнет все то, что наполняет душу Тесси не известным ей до сей поры чувством… Материнской нежности?
Любви?.. Нет-нет… Пожалуй, нет… Тесси видела больного только дважды, ни разу не разговаривала с ним. К тому же у нее есть жених, который очень ей нравится. С ним она чувствует себя спокойно и легко — шалит, шутит, балуется и дразнит, зная, что ей будет все подарено. Только почему же сейчас воспоминание о женихе не вызывает радости, а в воображении возникают черные глаза больного, которые, кажется, смотрят прямо в душу?
Тесси обозвала себя глупышкой, свои мысли — аморальными; определила себе кару — вспомнить все кости скелета и перечислить главные хирургические инструменты; а потом легла спать, клятвенно пообещав себе больше не думать про черноглазого больного.
Видимо, наказание было слишком незначительным.
Проснувшись после обеда, Тесси неожиданно для самой себя заспешила, кое-как попрощалась с отцом и помчалась в Дайлерстоун. Вместо того, чтобы пойти на свидание с женихом, она побежала в клинику.
Больной спал. Методика, которую разработал профессор Лайн-Еу, требовала, чтобы перед операцией организм отдохнул в полной мере. В течение двух суток больному не давали проснуться. Снотворное и аппарат «электросон», имитация однообразного шума дождя и повышенная температура в палате — все должно было успокоить и укрепить нервную систему.
Больной спал. Его лицо было мягким, детским. Мягкие кудри упали на подушку. Рука свисала с кровати.
Тесси подняла эту руку. Она была мускулистая, тяжелая. На ладони выпячивались шершавые мозоли, и это поражало, потому что, судя по уважительному обращению «мистер», больной был состоятельным человеком.
