Синяя дорога - Браун Жанна Александровна (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Хочешь, я отсюда удеру, и побродим просто? — отчаянно предложила она после секундной паузы. — А? Хочешь? Или скажи, чего хочешь? Вот скажи!
— Правда, Юля, я не могу. Потом объясню, а сейчас ответь…
— Чтоб похож был на тебя, — сказала она ехидно, — а вместо носа поросячий хвостик, — и повесила трубку.
Алька перевел дыхание. Как хорошо, что я вернулся, смятенно думал он. Если бы я про бабку не подумал, я бы не вернулся. И не услышал бы этого. Ой, как больно, понял он вдруг. На кого же внешность-то менять? А менять обязательно надо, все сменить, чтобы не опознали, не выявили потом… Он подхватил стоявшую у двери сумку и вышел на лестницу.
Стыдно и немного забавно было теперь припоминать, сколь омерзительными казались Альке землянки прежде. Хуже землян. Они пользовались косметикой, словно женщины низших каст, они пользовались духами, кошмар! Даже Конструирующие уже не применяют эту противоестественную чепуху, предпочитая полную естественность в стремлении хоть как-то уподобиться женщинам Покоряющих и Охраняющих, которым дается после совершеннолетия возможность изменять себя в зависимости от собственного желания или вкуса мужчины… Правда, Юля почти не пользуется косметикой. Может, все это от того? Автобус подкатил, точно ждал, когда Алька прибежит.
Облегченно вздохнув, Алька опустился на продавленное сиденье, а рядом поставил тяжеленную свою сумку. Сумка перегородила весь проход. Автобус был почти пуст, впереди сидело четверо да неподалеку от Альки пристроился маленький старикан с лукавыми коричневыми глазами, любопытно уставившийся на Алькину сумку. Наверное, Алька был похож на любителя подледного лова. Сумка топорщилась, раздутая на кожухе излучающего ствола, так что казалось, будто внутри дожидается своего часа уложенная на снасти бутылка. Маленький укатанный «львовский», пропахший бензином и бездорожьем, бодро залязгал и толчками пошел в темноту. Алька откинулся на спинку сиденья.
Невозможно понять, с чего все началось. Алька не раз пытался, но так и не сумел провести четкой границы. Что-то было в нем, наверное, с самого начала, с детства, но что — он не мог определить. Эти качества считались почетными, уважаемыми среди Покоряющих — доброта, доблесть, честь; Альку не раз ставили другим лицеистам в пример…
В мозгу немедленно всплыли соответствующие строки Морально-боевого устава: "Доброта есть все поглощающее стремление и постоянно совершенствуемое умение любой ценой, не щадя даже собственной жизни, во всех условиях, бескорыстно помогать своим соратникам в выполнении ими их боевых задач. Поскольку душевное здоровье и благополучие оказывают весьма существенное воздействие на повышение эффективности выполнения боевых задач, постольку забота о душевном здоровье и благополучии соратников является неотъемлемым компонентом доброты". Алька усмехнулся, устраиваясь поудобнее. Доброта его непостижимым образом расширилась.
Стоит лишь допустить, что помогать следует не только при выполнении боевых задач и не только соратникам, — но всем, кто в твоей помощи нуждается… Впрочем, сказал себе Алька, это тоже сформулировали задолго до тебя. Преступная доброта действием — с детства жгут память жуткие эти слова. Нельзя возлюбить всех, ибо в мире царит борьба, Любя своих, ты тем самым обязан ненавидеть чужих — тех, кто желает зла любимым тобою. И напротив, полюбив чужих, ты предаешь своих…
Но что такое свои?
Устав отвечает: соратники. Только Покоряющие. Охраняющие ниже, они в меньшей степени свои. Конструирующие — на пределе. Дальше — чужие. А уж те, кто живет в иных мирах, — враги от природы, не могут не быть врагами…
Алька вспомнил, как испугался прошлой зимой, когда понял, что не желает зла Аркадьеву, вплотную подошедшему к идее катонных взаимодействий. Что хочет не помешать ему, а помочь. Он даже стал гордиться им, этим Аркадьевым, прекрасно зная при этом, что и на Зарриане нет ничего мощнее; значит, эта Земля вскоре станет звездной державой, ведь от катонных взаимодействий до телепортации и боевых деструкторов лет десять, не больше. В панике Алька решил тогда послать рапорт с просьбой об отзыве и психическом обследовании, но как-то замешкался, потом расхотел, потом стал сомневаться и думать… потом, отправляя очередную сводку, он умолчал об успехах Аркадьева… потом ему пришло в голову, что эта хаотичная популяция, в свою очередь, могла бы многому научить всемогущий Зарриан, — и это был конец.
Старик, сидевший на соседнем сиденье, долго высовывал маленькую голову из своей потрепанной дохи, щурясь на Алькину сумку, и, с хитринкой улыбнувшись, наконец заговорил.
— Я и сам, как молодой-то был, страсть уважал рыбку поудить. Летом-то и дурак пымает, а вот в морозец-то оно сложнее, а? На что брать собрался, молодой человек?
— На бобыля, — рассеянно ответил Алька, с трудом отрываясь от своих мыслей. У старика обиженно приоткрылся рот.
— То есть на мотыля, — поспешно поправился Алька.
— Секретничаешь, — неодобрительно сказал старик. — И водку с собой тянешь, как мужик взрослый…
— А мужику взрослому можно?
— Ты нас с собой не равняй, молодой человек…
— Да не водка это, — с негодованием сказал Алька. — Коробка это круглая такая. Не люблю я водки.
Словоохотливый попутчик обрадовался.
— И правильно! — заявил он, оживляясь, и, повернувшись окончательно к Альке, выставил острые колени в проход.
— А как вы так сразу знаете, что правильно? — серьезно спросил Алька.
Старикан лукаво засмеялся, прихлопывая себя по коленям.
— Ишь! Правильно — значит, по правилам, — произнес он назидательно. — Экий ты! А не по правилам и будет неправильно.
— А по каким правилам-то?
— Известно по каким.
— А-а, — с понимающим видом сказал Алька, подождав немного и поняв, что дальнейших разъяснений не последует. — Но вот, скажем, правил придумать не успели, а дело делать надо. Тогда как?
Старик склонил голову набок, утопив свое мохнатое ухо в растрепанном воротнике.
— Ишь, сказал он задумчиво. — Тык ыть… чего тут. То ж не те правила, которые специально выдумываются да на бумажке записаны, голова! В войну-то, помню, как дивизию нашу окружили… да и сколько той дивизии — в полку сто тридцать нас! Тут уж на свою да на товарища на совесть полагайся, иначе тебе конец. Что по совести, то и правильно.
— Да ведь бывает, отец, у разных людей совесть разное говорит, — возразил Алька. — И люди-то оба неплохие, а никак им друг с другом не сговориться. Это ведь только выжигам да гадам разным легко: тебе сорок процентов, мне шестьдесят, и пошли грабить, и больше проблем никаких…
— Вот это брось, — строго сказал старик, — вот это ты брось. Люди разные, когда про пустяки спорят — про футбол или там какой подарок лучше сделать. А кто в главном разный, тот мне не человек.
Как же все просто у него, подумал Алька. По сути, хотя симпатичный старик и не подозревает об этом, за последней его фразой так отчетливо и так жутко просматриваются кастовые уровни Зарриана. Самое страшное, что такие симпатичные люди никогда не подозревают об этом. Им кажется, что, произнося "тот мне не человек", они осуждают дурные взгляды и дурные поступки. Но скольких по-настоящему дурных людей успеет осудить сознательно — не из окопа, не из танка, но видя лицо и пожимая руку, — этот простодушный землянин? Пятерых? Десятерых? В куда большем масштабе эта простота эксплуатируется сильными мира, которые говорят в борьбе за собственную власть: "Тот, кто выглядит или думает не так, как мы с вами, — не человек. Убейте его!" Этому старику просто повезло, что в его стране никогда не звучал и никогда уже не прозвучит такой призыв. Но в других местах другие симпатичные старики и симпатичные юноши верят и, отложив удочки и коробки с мотылем, берут шмайсеры; и тот, кто дал им шмайсеры — или катонные деструкторы, все равно, — с помпой объявляет их высшей кастой, кастой Покоряющих. Пресветлый Бог Звезд, да как же можно не понимать, что среди людей не людей нет?!
