Карантин - Сиглер Скотт (читать книги полностью .TXT) 📗
— Но ведь он же вроде нормально разговаривал…
Дью кивнул.
— Так и было. Я вполне мог представить нашу беседу в моей гостиной, у телевизора, во время просмотра футбольного матча. Но он был мертв и лежал, прижимая к себе собственную ногу, словно плюшевого мишку.
Дью помолчал некоторое время. Он ломал голову над тем, понял ли Перри то, что он только что хотел до него донести. Видимо, не совсем…
— Я не понял, — словно догадавшись, сказал Перри.
Возможно, Доуси хорошо разбирался в компьютерах, но что касается здравого смысла…
— Сколько тебе лет? — спросил Дью.
— Двадцать семь, — ответил Перри.
— Марти Эрнандесу было девятнадцать лет и три дня. У него тоже никогда не будет детей. Но, в отличие от тебя, ему не суждено было отметить свое двадцатилетие и все последующие дни рождения и юбилеи. Твоя жизнь, конечно, порядком испорчена, но ты уже прожил почти на десять лет больше, чем бедняга Марти. А он покинул этот мир куда спокойнее и мужественнее, чем другие. Знаешь, мне не раз приходилось наблюдать, как кричали и стонали парни, когда им в грудь вонзался штык вражеской винтовки. Поверь, это страшно. Так почему же ты сейчас ставишь крест на собственной жизни? Какого черта, я спрашиваю?! Ты-то, по крайней мере, жив, приятель. Еще далеко не все потеряно. Используй те ресурсы, которые у тебя есть. Будь мужиком.
Дью поднялся. Не сразу: для этого потребовались две попытки. Перри молчал. Филлипс помялся немного, потом сказал, поглядывая на сидящего на кушетке большого человека:
— Знаешь, что я никак не могу понять?
Перри вопросительно поднял голову.
— Когда ты вырубил Баума и Милнера, то не забрал у них оружие. Почему?
— На фиг оно мне?
— Ерунда, — отмахнулся Дью. — Ты ведь отправился убивать инфицированных. И был в курсе, что они состоят в Национальной стрелковой ассоциации и исправно платят взносы. Возможно, даже приготовился к тому, что тебя могут убить, но я знаю таких, как ты. Если ты уже вошел во вкус, тебя трудно остановить. Не хотелось проигрывать, верно?
Перри уставился в пол, опустив голову.
— Больше всего на свете мне хочется их остановить, — тихо ответил он. — Паразиты у меня много отняли, но я… по крайней мере, я все еще в состоянии их победить. Если они не смогут сделать то, ради чего их сюда послали, тогда… догадайся, что? Правильно! Тогда я победил. Чтоб они все провалились, я победил!
Дью кивнул.
— Понимаю. Ты даже не представляешь, как мне хочется остановить этих маленьких тварей. Но ты не взял оружие. Это значит, ты оставляешь им шанс убить тебя. Почему?
Перри сидел тихо и не двигался. Дью ждал ответа. Иногда тишина красноречивее всяких слов…
— Ты, наверное, подумаешь, я спятил, — проговорил Перри.
— Я уже думаю, что ты хуже, чем комната, битком набитая вьетконговцами. Говори же, я жду!
— Я… все еще слышу Билла…
Дью такого не ожидал. Вот еще на тебе!
— То есть так же, как слышал своего отца? Когда сам был инфицирован?
Перри кивнул.
— Да, отчасти. Билл постоянно просит, чтобы я застрелился.
— Застрелился?!
— Угу. Вот почему не хочу брать в руки оружие… потому что в какой-то момент могу его послушаться…
— Если ты действительно хочешь покончить с собой, то оружие для этого иметь необязательно.
Перри поднял глаза.
— Да, но другие способы самоубийства, по крайней мере, требуют какой-то подготовки. Например, времени, чтобы еще раз все обдумать. Возможно, при этом человек опомнится. Но когда у тебя есть пистолет? Вместо того чтобы задуматься, ты просто наводишь его и спускаешь курок… Всего пару секунд, и все, правда?
Дью кивнул. Он ведь и сам планировал это над собой проделать, если бы вдруг обнаружил на собственной коже зудящие волдыри. Разве пуля не лучше, чем муки, подобные тем, через которые пришлось пройти Перри Доуси?
— Да, — ответил он вслух. — Две секунды, если не меньше.
— Поэтому я и не прикасался к оружию.
Он, конечно, не психолог. Но даже в таком состоянии, когда после изрядной порции виски на голодный желудок едва мог держаться на ногах, Дью Филлипс все-таки обладал здравым смыслом, впитанным с молоком матери. В голове у Перри бродили мысли о самоубийстве, но все-таки вел себя достаточно осмотрительно. Чтобы избежать ситуации, в которой эти мысли могут стать реальностью.
— Доуси, а тебе вообще приходилось стрелять?
Футболист покачал головой.
— Понятно. Иди-ка лучше выспись хорошенько. И перестань себя истязать. Жизнь… она такая, какая есть. А завтра мы постараемся сделать так, чтобы ты ни о чем не жалел.
Челси Джуэлл проснулась. Она вытерла капли пота с лица, затем встала с постели. Взяла подушку под мышку и стянула стеганое ватное одеяло.
Пока она спала, сюда могла войти мама и наказать ее. Челси должна спрятаться…
Она открыла раздвижные дверцы встроенного шкафа и вытащила все свои ботинки. Поставила их под кровать, а в шкаф запихала подушку с одеялом. Девочка закрыла шкаф изнутри, затем улеглась на одеяло, положила голову на подушку и мгновенно уснула.
В голове у Челси 1715 ползунов терпеливо ждали своего часа. В кровь, текущую через головной мозг, они выделили энкефалины и эндоморфины. Эти очень сильные естественные опиаты наводнили мозг девочки, сцепились с опиоидными рецепторами, не давая им получать любую информацию, в частности болевые импульсы.
С учетом того, что должно было произойти, это было, наверное, единственным гуманным действием ползунов…
Паразиты рванули вверх, через лобную долю, растекаясь во все стороны. Рассредоточившись и отцепившись друг от друга, они опять превратились в мышечные волокна, готовые сплетаться между собой новыми способами. И теперь у них были совершенно новые функции.
Вновь возобновились сигналы «Я здесь», но на сей раз волокна плотно сцеплялись, образуя длинные-предлинные пряди. Они пересекались между собой во всех измерениях, образуя ячеистую сеть, проходившую через лобную и теменную доли, гиппокамп и, в частности, его орбифронтальную кору. Во многих местах волокна сформировали дендритоподобные пальцы, которые одним концом соединялись с мозговыми клетками девочки, а другим — с ячеистой сетью.
Всего за несколько часов 1715 ползунов превратились в нейронную сеть. Она внедрилась в части мозга Челси Джуэлл, управлявшие высшими функциями организма. Такими, как память, мышление, благоразумие, рассеянность, эмоции.
Наконец, остальные волокна подергались немного и сошлись в центре мозга. Если бы вы увидели их там, то, скорее всего, подумали, что они взбесились и нападают друг на друга, разрывая на части. Но волокна не были живыми и не действовали обособленно; они принадлежали более крупной функции. Не рвали друг дружку, а перестраивались, восстанавливались… в общем, сливались.
Когда они закончили этот процесс, то образовался шарик диаметром около тысячи микрон. Из шара выползли щупальца, соединяясь с нейронной сетью только что «обращенных» ползунов. Как только все связи были установлены, шар сделал то, для чего был предназначен.
Он отправил сигнал.
Орбитал засек ранний биосигнал от новой пряди. Учитывая первоначально высокий уровень апоптоза, объект логично предположил, что эта партия семян, производящих ползунов, обречена на провал. Подрастающие работники вынуждены были снова бороться за собственное существование, пытаться избежать сукиного сына при постройке очередных врат.
Орбитал уже работал над созданием второй партии семян, производящих ползунов. На этот раз — с модифицированным кодом. Это последний шанс — восемнадцатый зонд был заключительным.
Однако когда он получил сигнал, то отменил модифицированный код. Все возможности своей системы Орбитал направил на обработку новой ситуации.
Одиночный сигнал означал потенциальный успех. Он давал прямую точку входа. И если Орбитал сможет обеспечить чистую связь, соберет достаточное количество информации, вышлет репрограммный код обратно в сигнальную цепь, — этот одиночный сигнал мог означать только одно: вектор.
