Вампиры пустыни (Том III) - Браун Фредерик (чтение книг .txt) 📗
Он безучастно поприветствовал меня пустыми невыразительными словами. Затем, точно заведенный механизм, будто говорило только его тело, а не голова, он начал свое чудовищное повествование.
— Они забрали ее, — просто сказал он. — Возможно, ты не знал или не был уверен в этом, но я делал все мои скульптуры с натуры — даже эту последнюю группу. Этим утром Марта позировала мне, всего лишь час назад или даже меньше. Я надеялся, что сегодня закончу лепить ее, чтобы не нужно было приходить сюда, пока я не завершу остальные фигуры. На этот раз я не вызывал этих бестий, потому что знал, что она все больше и больше их боится. Мне кажется, что ее страх за меня был сильнее, чем за себя саму, да и меня, признаться, они немного тревожили той дерзостью, с которой иногда задерживались после того, как я приказывал им уйти, и тем, что иногда появлялись без приглашения. Я был занят завершающими штрихами в фигуре девушки и даже не смотрел на Марту, когда внезапно осознал, что эти создания уже здесь. Мне хватило одного запаха — полагаю, ты знаешь, что это за запах. Я поднял глаза и увидел, что мастерская просто заполнена ими — они никогда прежде не появлялись в таком количестве. Они окружили Марту, стеснившись вокруг и отталкивая друг друга, протягивая к ней свои мерзкие когти. Но даже в тот момент я не думал, что они могут тронуть ее. Они не материальные существа, как мы, и у них нет физической силы за границами их собственного измерения. Все, на что они способны — это только коварный гипноз, и они все время пытаются при помощи него утащить тебя в свое измерение. Упаси Бог попасть к ним, но тебе необязательно идти за ними, разве что ты слаб или сам хочешь этого. Я никогда не сомневался в своей способности противостоять им, и даже не помышлял о том, что они могут что-то сделать с Мартой. Однако я испугался, когда увидел их адскую шайку, и поэтому довольно резко велел им убираться. Я рассердился и был немного встревожен. Но они лишь гримасничали и пускали слюни с этим их медленным шевелением губ, которое так напоминает беззвучное бормотание. А потом они сгрудились над Мартой, точно так же, как я изобразил их в этой проклятой скульптуре. Только там были десятки этих созданий, а не семеро. Я не могу описать, как это случилось, но вдруг их жуткие когти достали Марту, они схватили ее и тянули за руки и ноги. Она закричала — надеюсь, что никогда больше мне не доведется слышать другой крик, столь же полный жестокой агонии и душераздирающего страха. И я понял, что она покорилась им, сознательно или же в приступе ужаса, и они уносили ее.
На короткий миг мастерская исчезла — была лишь длинная, серая, вязкая равнина под сводами адских паров, извивающихся, как миллион омерзительно искривленных драконов. Марта тонула в этой трясине, и жуткие создания полностью закрыли ее; все новые и новые сотни раздутых бесформенных болотных тварей прибывали с каждой стороны, борясь друг с другом за место, погружаясь вместе с ней в свой родной ил. Потом все исчезло, и я остался стоять здесь, в студии, один на один с этими чертовыми скульптурами.
Он помолчал немного, глядя тоскливыми безутешными глазами в пол. Затем:
— Это было ужасно, Филипп, и я никогда себе не прощу, что связался с этими чудищами. Я, верно, был не в себе, но я всегда стремился создать что-то действительно стоящее в области гротеска и мистики. Я не думаю, что ты когда-либо предполагал, принимая во внимание мои прошлые нудные работы, что я испытывал подлинную тягу к таким вещам. Я хотел достигнуть в скульптуре того, чего По, Лавкрафт и Бодлер добились в литературе, а Ропс [10] и Гойя — в изобразительном искусстве.
Вот что привело меня в потусторонний мир, когда я осознал свои пределы. Я понял, что, прежде чем изображать жителей невидимых миров, я должен увидеть их. Я хотел этого. Я жаждал этой силы воображения больше всего на свете. И тогда однажды я обнаружил, что обладаю даром вызывать невидимое…
Магия в обычном смысле этого слова была ни при чем — я не использовал ни заклинаний, ни магических кругов, ни пентаграмм и горящей смолы из старинных колдовских книг. В сущности, это была всего лишь сила воли, думается мне — воли предугадать дьявольское, вызвать неизмеримое зло и потусторонние силы, населяющие другие измерения или невидимо переплетенные с человеческим миром. Ты и представить себе не можешь, что я видел, Филипп. Эти мои статуи, эти дьяволы, вампиры, ламии, сатиры — все было слеплено с натуры или, по меньшей мере, с недавних воспоминаний. Оригиналы, которые оккультист назвал бы изначальными, я полагаю. Есть миры, соприкасающиеся с нашим или существующие одновременно с ним, где обитают такие твари. Все создания из мифов и сказок, все охраняющие духи, вызванные колдунами, живут в таких мирах. Я стал их повелителем, я собирал с них дань как хотел. Затем из измерения, которое, несомненно, находится ниже, чем все остальные, чуть ближе к сердцу преисподней, я вызвал безымянных существ, которые позировали мне для этой скульптурной группы. Я не знаю, что они собой представляют, но у меня есть кое-какие предположения. Они отвратительны, как черви, пожирающие грешников в преисподней, злобны, как гарпии, они никогда не могут утолить свой отвратительный невообразимый и неописуемый голод. Но я думал, что они бессильны сделать что-то вне границ своего мира, и все время смеялся, когда они пытались меня заманить, хотя временами испытывал дрожь от этого их змеиного мысленного зова. Это было похоже на мягкие, невидимые, зыбкие руки, пытающиеся затянуть тебя с твердого берега в бездонную трясину. Они охотники — я уверен в этом, охотники из преисподней. Один Бог ведает, что они сделают с Мартой, когда она оказалась в их власти. Этот бескрайний, отравленный миазмами мир, куда ее забрали, гораздо страшнее того, что пришло бы в голову самому Сатане. Возможно, даже там они не смогут причинить какой-то вред ее телу. Но им нужны не тела: не ради человеческой плоти они протягивают свои омерзительные когти, разевают ужасные пасти и пускают зловонную слюну. Разум и душа — вот что служит им пищей: эти создания терзают потерявших рассудок мужчин и женщин, они пожирают бесплотные души, выпавшие из круговорота перевоплощений и утратившие возможность нового рождения. Одна мысль о том, что Марта оказалась в их власти, хуже сумасшествия. Она любила меня, и я тоже любил ее, хотя у меня не хватало ума осознать это, я был охвачен своим низким стремлением и нечестивым эгоизмом. Она так боялась за меня, что я считаю: Марта добровольно отдалась в руки этих тварей. Наверное, она решила, что они оставят меня в покое, если найдут в этой студии другую добычу.
Он замолчал и начал лихорадочно расхаживать по комнате. Его запавшие глаза светились мукой, как будто механический пересказ того, что случилось, вновь воскресил его подавленный разум. Приведенный его ужасающим рассказом в полное смятение, я не мог ничего сказать и только стоял и смотрел на его искаженное мукой лицо.
Вдруг это выражение сменилось диким ошеломлением, мгновенно превратившимся в радость. Проследив за его взглядом, я увидел, что в центре комнаты стоит Марта. Она была обнажена, если не считать испанской шали, в которой позировала. В ее лице, напоминавшем лицо мраморного ангела на надгробии, не было ни кровинки, а глаза широко открыты и пусты, точно из нее высосали жизнь, все эмоции и воспоминания, и даже печать пережитого ужаса не лежала на этом смертельно бледном челе. Это было лицо живого мертвеца, бездушная маска полного идиотизма, и выражение радости померкло в глазах Киприана, когда он подбежал к девушке.
Взяв за руку, он обратился к ней с отчаянной, любящей нежностью, со словами утешения и успокоения. Она не отвечала, и ни одно движение не говорило о том, что она нас узнала или хотя бы услышала. Девушка смотрела сквозь Киприана своими бессмысленными глазами, в которых дневной свет и тьма, пустое место и лицо возлюбленного отныне и навсегда не отличались друг от друга. В этот самый момент мы оба поняли, что никогда больше она не отреагирует ни на один человеческий голос, на любовь или ужас, что девушка стала подобна пустому савану, сохраняющему внешнюю форму того, чье тело в темноте склепа сожрали гробовые черви. Она ничего не смогла бы нам рассказать о преисподней, в которой побывала, о том бескрайнем царстве тьмы, куда ее заманили призраки, агония Марты завершилась ужасным милосердием полного забвения.
