ГЧ [Генератор чудес] - Долгушин Юрий Александрович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
Некоторое время у собак болят зубы. Это видно. Заложенное вещество раздражает нерв. Потом боль проходит. Еще через некоторое время поврежденный зуб вырывают. Собаки здоровы. Теперь остается следить и ждать.
Одну за другой Ридан обходит еще ряд лабораторий. В каждой из них группа научных сотрудников возится над животными. Операции самые разнообразные: одни замораживают отдельные участки мозга, другие обнажают нервы в разных частях тела, перерезают их или подтравливают какими-то веществами.
Все эти разнообразные эксперименты подчинены единой цели. Объект операций — нервы, нервная система. Почти весь институт работает над нервами. Это Ридан проверяет гениальную догадку, которая возникла на основании множества как будто случайных, разрозненных наблюдений. Если догадка окажется правильной, она произведет переворот в медицине.
Наступают дни ожидания. Все операции закончены. Люди следят за животными, осматривают, ощупывают их, тщательно записывают в дневники свои наблюдения, спорят. Энтузиасты уже склонны находить подтверждение идеи. Скептики охлаждают их пыл и находят другие объяснения. Ридан ценит и тех и других. В нем самом сочетаются оба эти типа научных работников.
И вот начинается.
У собаки с шариком в мозгу появляется кровь из десен, которые становятся рыхлыми, отстают от зубов, потом от челюстных костей. Во рту, на слизистых оболочках, обнаруживаются язвы: они растут, углубляются, разрушая ткани; наконец, одна из них с внутренней поверхности щеки проходит на наружную; образуется сквозной свищ.
С каждым днем болезнь прогрессирует. Совершенно здоровые зубы понемногу становятся мягкими, легко истираются, некоторые выкрашиваются начисто.
— Цинга? — удивленно спрашивают Ридана.
Его ясные серые глаза блестят.
— Погодите навешивать ярлыки. Это еще не все.
В самом деле, у другой собаки с шариком события пошли дальше. У нее, кроме «цинги», образуется язва на роговице глаза, поражена полость носа и возникает гнойное воспаление среднего уха.
— Смотрите: все эти явления точно соответствуют расположению ветвей тройничного нерва, — пробует обобщить Андрей Андреевич.
— Погодите, погодите, — повторяет Ридан.
Через несколько часов погибают две собаки из пяти. Вскрытие показывает: обильные кровоизлияния в легких и многочисленные язвы в желудке и кишках. Все это делает шарик в мозгу. Пять контрольных животных «без шарика» совершенно здоровы.
Те же явления происходят у собак, которым была проделана зубная операция: язвы, поражения глаз, кровоизлияния в легких, смерть.
Слабые дозы токсинов дифтерита и столбняка, действовавшие короткое время на зубной нерв, не вызывают ни дифтерита, ни столбняка, но тоже приводят к язвам, кровоизлияниям в легких и смерти животных.
Рассечение седалищного нерва на левом бедре влечет за собой отёк, затем прогрессирующую язву на стопе. Начинается гангрена, отпадают целые фаланги пальцев. Через некоторое время эта картина повторяется на правой ноге, хотя нерв на правой стороне не подвергался никаким операциям.
Факты накапливаются, тетради всех лабораторий набухают от записей. Опыты еще идут, но Ридан уже видит, что идея верна, проверена, доказана.
Тогда он созывает совещание сотрудников института. Один за другим с кратким сообщением о результатах выступают руководители всех лабораторий, принимавших участие в опытах. Каждый должен знать, что получилось у других. Сам Ридан пока молчит. Он один знает все работы и мог бы просто изложить их смысл и выводы, но нет, лучше пусть люди сами попытаются обобщить результаты опытов, понять идею. Она сложна, очень нова, и сформулировать ее не всякий решится — это значило бы отказаться от взглядов, которые еще кажутся незыблемыми.
Наконец Ридан впервые вслух произносит эти слова.
— Итак, можно констатировать, — говорит он, — что в наших опытах, воздействуя разными способами непосредственно на нервы, мы вызываем в организме воспаления, отеки, язвы, опухоли, то есть почти все известные медицине виды болезненных симптомов. Это значит, что именно нервы, нервная система руководят развитием всякого патологического процесса. Всякая болезнь есть результат каких-то изменений, каких-то нарушений в деятельности нервов. Теперь впервые становится ясной схема болезненного процесса. Организм весь пронизан нервами, соединенными в единую стройную систему. И нет такой точки, такой клетки в организме, судьба которой не зависела бы от влияния нервной сети. Покуда эта сеть работает нормально, организм здоров; это значит, что все функции в нем совершаются нормально. Ведь функциями управляют нервы!
Но вот на каком-нибудь участке нервная сеть получает повреждение. Пусть это будет укус ядовитого насекомого, химический ожог, под действием которого работа нервов на данном участке нарушается хотя бы временно.
Соседние участки нервной системы, связанные в своей деятельности с пораженным участком, вынуждены как-то перестроиться, приспособиться к происшедшему изменению. Затем перестраиваются еще более отдаленные участки.
Так начинается перестройка внутри нервной системы. Она захватывает все новые и новые участки и, наконец, приводит к какой-то иной комбинации нервных отношений, при которой становятся неизбежными явные признаки болезни. До сих пор медицина уделяет заболеванию нервов особое место, особую главу патологии. Изучая болезни, она только в некоторых случаях принимает в расчет нервы. Это ошибка! Теперь мы можем утверждать, что нет такой болезни, в которой нервы не только не принимали бы участия, но не играли бы ведущую и решающую роль.
А отсюда следует, что и лечить болезни можно, воздействуя на нервную сеть. Медицина, применяя свои обычные методы лечения, так и делает, хотя обычно она сама об этом и не подозревает. В этом ее несовершенство.
Ридан встал.
— Мы открываем новую главу в истории медицины. Вопросы есть?
Ошеломленные новыми мыслями, слушатели несколько мгновений сидят неподвижно. Потом сразу поднимаются несколько рук.
— А микробы?
— А инфекционные заболевания?
Ридан смеется.
— Я так и думал. Чем неожиданнее мысль, тем больше в ней неясного. Предлагаю на этом, товарищи, закончить наше совещание. Обдумайте эту новую концепцию. Многое, я уверен, само собой станет ясным, лишние вопросы отпадут, останутся самые дельные. В ближайшие дни соберемся снова.
Опыты с животными продолжаются.
Почти каждое утро приходит грузовик и привозит десяток-два новых собак.
В бактериологической лаборатории начинается война. Два лагеря определились там сразу же после выступления Ридана. Руководитель лаборатории, профессор Халтовский, известный своими блестящими работами по микробиологии, возглавляет сопротивление. Видя, что большинство его сотрудников уже увлечено идеей Ридана, он начинает действовать со свойственной ему деликатностью и какой-то едкой нежностью.
— Константин Александрович — горячий человек, — говорит он. — К сожалению, в науке это не всегда… помогает. Он говорит: «все болезни», «все патологические процессы». Боюсь, что это ошибка и нам следует вовремя уберечь от нее профессора. Почему «все»?! Ну, а, скажем, инфекционные заболевания? Их тоже организуют нервы? Значит, вся борьба с микробами насмарку? Микробы не при чем? Значит, величайшие открытия Пастера, Мечникова, Дженнера, Эрлиха и других знаменитых ученых, благодаря которым человечество избавилось от ужасов оспы, дифтерита, сифилиса, — ошибка?!
Ридановцы молчат. Тяжелая артиллерия профессорских аргументов подавляет своей авторитетностью. И нотки «справедливого возмущения», уместно звучавшие в словах профессора, так убедительны. Правда, не хватает ясности. Так ли уж неизбежно тревожить имена столпов?
Аспирант-комсомолец Данько ищет ясности, насупившись и уродуя в руках спичечную коробку. Спички в ней уже перестали держаться и то и дело выпадают на пол.
— А все-таки эти экспериментальные язвы на ногах получаются именно от раздражения нерва в отдаленном пункте, а не от микроба, — упрямо произносит Данько и сразу переводит спор с туманных высот в область конкретных представлений и фактов. — Каждый раз эта операция неизбежно приводит к язвам. Куркин это доказал. Тут сомнений не может быть. Знаете, сколько он таких операций проделал?
