Ген бесстрашия - Антонов Антон Станиславович (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
5
Отряд спецназа, в котором — уникальный случай для расы миламанов — было больше мужчин, чем женщин, высадился на планету глубокой ночью.
Десантный катер, бесшумный и невидимый на фоне звездного неба, завис над крышей дома, где обитал носитель гена бесстрашия.
Спецназовцы в герметичных скафандрах и шлемах, один за другим спрыгивали вниз и бежали к краю крыши. Первые уже разматывали тонкие, но прочные жгуты для спуска, другие прилаживали к ним карабины, а третьи вели наблюдение и занимали оборону на случай внезапной атаки.
Компьютерный визир, который проецировал изображение дисплея прямо на зрачок, показывал, что воздух планеты вполне пригоден для дыхания, но ученые строго-настрого запретили спецназовцам снимать шлемы и вообще нарушать герметичность. Не хватало еще заразить объект какой-нибудь миламанской болезнью.
Болезнь, конечно, его не убьет, поскольку все миламаны перед высадкой на чужую планету проходят гипериммунизацию — но любая неосторожность может привести к нарушению биологической совместимости, и тогда все труды пойдут прахом.
В своих герметичных одеяниях миламаны были больше похожи на пришельцев, чем если бы они предстали перед аборигенами в обычной одежде и с открытыми лицами.
Но аборигенов нигде не было видно. Только домашние животные двух видов попались на глаза спецназовцам на пустынной улице и в тихом дворе.
Обнаружив это, спецназовцы слегка расслабились. К чему напрягаться, если угрозы немедленного боестолкновения пока нет.
Ударная группа заскользила вниз по тросам, устремляясь к балкону, который каждый спецназовец столько раз видел на статических снимках, видеозаписях и компьютерных моделях.
Они даже знали, что в это время года объект не запирает балконную дверь, потому что у него дома нет климатизационной установки — даже такой примитивной, как те, что уже существуют на этой планете.
Ли Май Лим была единственной женщиной в ударной группе. Ей решили поручить разговор с объектом в надежде, что женщина окажется в состоянии умерить его ярость без применения силы.
Моторо-мотогалы, например, мгновенно успокаивались даже в присутствии трутовок или женщин других рас, не говоря уже о настоящих гнездовых самках.
Но командир научной группы недаром предостерегал спецназовцев во время последнего инструктажа:
— Помните — он не моторо-мотогал. Все аналогии могут быть ошибочными. Мы очень мало знаем об этих гуманоидах и об их взаимоотношениях с самками. А если учесть, что у них весьма сильны индивидуальные особенности, то дело обстоит еще сложнее. Единственное, что можно сказать про наш объект — это то, что он уделяет изображениям самок гораздо больше внимания, нежели самкам во плоти.
Это спецназовцы заметили сразу, как только вошли в помещение через балконную дверь. Противоположную стену украшал большой лист бумаги с цветным изображением женщины с непропорционально большой грудью. И хотя ее волосы были почти того же цвета, что и кожа, на миламанских женщин она нисколько не походила.
«Если здесь любят таких женщин, то я вряд ли смогу ему понравиться», — подумала Ли Май Лим, которая легко могла закрыть свои груди ладонями.
Но тут же бросила взгляд на своего командира и не удержалась от улыбки, подумав:
«В крайнем случае можно родить инфанта от Ри Ка Рунга. Во время кормления грудь станет почти такой, как у этой самки на фотографии. Хоть это и странно — возбуждаться при виде кормящей матери».
Спецназовцы стремительно рассыпались по комнатам, которых оказалось четыре. Судя по догадкам ученых, одна служила для приготовления и приема пищи, другая — для омовений, третья — для отправления естественных надобностей, а четвертая — для сна.
Это было, конечно, убого, но все же лучше, чем у моторо-мотогалов. Рядовые мотогалы вообще не знают личных помещений.
А здесь было даже некоторое сходство с каютой на борту легкого крейсера — не хватало только главного помещения и компоновка не блистала рациональностью.
Зато помещение для сна было больше, чем надо, в то время как ложе — гораздо меньше. Рядом с хозяином на этом ложе с трудом смогла бы разместиться даже одна самка. А ведь любому миламанскому мужчине для того, чтобы получить удовлетворение, их нужно как минимум две. А для успешного завершения цикла размножения иногда и трех бывает мало.
Но думать об этом было некогда. Командир спецназовцев Ри Ка Рунг уже расставил своих бойцов по местам и принял окончательное решение наплевать на инструкции вышестоящих чинов ради успеха всего дела.
Слишком уж удобно лежал этот гуманоид, разметавшись на постели и сбросив на пол одеяло. Его руки так легко было приковать к ногам — и тогда он точно никуда не денется. Ни один гуманоид не способен в этой позе оказывать сколько-нибудь эффективное сопротивление.
Командир дал подчиненным новую команду по каналу связи. Звукоизоляция скафандра не выпускала наружу ни единого звука.
В руках спецназовцев появились хватательные жгуты. Резкий бросок — и они туго стянули кисти рук и лодыжки гуманоида, соединив их друг с другом.
Гуманоид рванулся, открыл глаза и издал страшный вопль. Храбрые спецназовцы невольно отшатнулись, решив, что начинается приступ ярости, и у Ри Ка Рунга даже мелькнула паническая мысль: «А вдруг он порвет жгуты!»
Но бывалый офицер не поддался панике и других одернул решительной командой: «Не стрелять!»
И сам от греха подальше поднял свой парализатор дулом вверх, напряженно глядя, как неистово бьется в оковах носитель гена бесстрашия.
6
Евгений Оскарович Неустроев проснулся от болезненного рывка и, открыв глаза, заорал нечеловеческим голосом. И было отчего. Над ним склонились вооруженные фигуры в темных скафандрах и обтекаемых шлемах, и намерения у них были явно недобрые.
Тут Евгению Оскаровичу в самый раз было бы проснуться снова, как это обычно случается при ночных кошмарах. Заорешь бывало, да и просыпаешься в холодном поту. Но сколько Неустроев ни орал и ни дергался — ничего не помогало. Он по прежнему был связан по рукам и ногам — только жуткие фигуры уже не склонялись над ним, а кошачьим прыжком отскочили на пару шагов от кровати.
Тридцатитрехлетний Женя Неустроев назывался Евгением Оскаровичем из-за своей профессии. Он работал в средней школе и учил детей биологии и основам семейной жизни. Последнее было особенно парадоксально, поскольку у самого Евгения Оскаровича семейная жизнь не ладилась катастрофически. Девушки не любили его с детства, как того Паниковского, который тоже жаловался на аналогичную проблему.
Диагноз, который пятнадцать лет назад принес призывнику Неустроеву белый билет, Евгений Оскарович тогда же выучил наизусть и любил щегольнуть им в дружеской компании, со смаком декламируя заковыристую формулировку:
— Стойкий истерический невроз, осложненный синдромом навязчивых фобий с тенденцией к развитию психоза на фоне врожденной патологии нервной системы и аномального течения младенческой черепно-мозговой травмы.
К счастью, это не мешало Евгению Оскаровичу учить детей. Истерический невроз отличается от психоза тем, что больной даже на пике возбуждения сохраняет контроль над собой. И Неустроев был уверен, что еще не пересек роковую черту.
Индикатором были нецензурные выражения. Когда дети заставляли Евгения Оскаровича срываться на крик и проделывать другие типичные для истерики вещи, вроде швыряния на пол мелких предметов и стучания кулаком по столу или головой об стену, он тем не менее сохранял способность фильтровать речь и, несмотря на все старания учеников, нехорошими словами не выражался.
Истерическим типам вообще-то в школе не место. Дети исключительно жестоки и, почувствовав слабину, с садистским удовольствием начинают методично бить по больному месту. Но если долго бить в одну и ту же точку, там нарастает толстая кожа, и чем дальше — тем она толще.
Поэтому стихийные истерики Евгения Оскаровича в классе после нескольких лет работы в школе не слишком отличались от продуманных акций усмирения, которыми славились многие другие учителя во главе с завучем Олимпиадой Семеновной — заслуженным педагогом советского разлива, чья кожа была толще, чем у носорога.