Осколки царства - Володихин Дмитрий Михайлович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Бой засчитали за Меньшовым. Четыреста рублей, ха. Оппонента унесли с квадрата на носилках. И тут Светлана вскочила со своего места и к этим носилкам понеслась. Склоняется над Морриси, ласковые слова ему говорит, успокаивает. Мол, все будет хорошо, выздоровеешь. Люблю тебя. Люблю. И он ей с кровавым хрипом тоже отвечает: "Льюблю...". Здесь только Медведя опалило. Ясно, за кого она болеть пришла. Гадина! Гадина какая!
Оттащили носилки к дежурной машине, Светлана рыдает в коридорчике у раздевалок. Он ей:
-- Вот, значит, как...
Она кричит:
-- Да! Так!
-- И давно ты с ним?
-- Какое тебе дело, мясник проклятый! Груда свинины! Ты убил его, убил, убил, убил! Лучше б сам там валялся без башки!
Медведь поплыл. Скрутить ее и сломать. Переломать ей все кости. Но пока он одно только сказал:
-- Я доволен. Конец ему. И карьере его конец.
-- Гад! Гад!
-- Гадина!
Он покалечил бы Светлану, даже движение какое-то микроскопическое успел сделать в ее сторону. Но на них прикрикнул милиционер:
-- Прекратить! -- бывалый седой дядька, затвором клац! И этот беспощадный механический звук отрезвил обоих. Молча разошлись.
...Меньшов дотерпел до дома. Даже сумел дозвониться в Гильдию и отменить два следующих боя. А потом сел пить. Но поначалу не брал его хмель, и довольно долго. Тело уже обмякло, а в голове все еще тревожный звон. Все еще пробивает водочную блокаду то гневом, то досадой, то одним подлым сквозящим чувством, которому нет названия: больше ее не будет, больше им не бывать вместе. Может, ему полегчало бы, исчезни она совсем с этого света. А то ведь станет где-то там, далеко от него, жить. Не важно с кем, не важно где, важно, что отдельно от него. Продолжит свою жизнь, а ему никогда больше не будет принадлежать. Зачем оно все так получилось, чем он провинился? Чем он плох? Разве можно так мучить человека? За что? Не убивать же ее на самом деле... Но в конце концов Медведю немного полегчало. Мозг отяжелел, мысли в нем надолго уже не задерживались.
Как на грех, случается пьяному дорыться до тех неприятных идей, которые он же на трезвую голову припрятал от себя поглубже. Копнул где не надо и Медведь. Набрал номер Жеребца, поздоровался...
-- Ты это... к тебе моя Света приходила?
-- Не понимаю.
-- Что ты там не понял? Она с тобой... ну... договорилась?
-- О чем, Медведь? Ты пьяный что ли?
-- Да, -- выдавил Меньшов и повесил трубку. Переживать он будет потом. А сейчас его тяжелой головы хватило только на одну простенькую констатацию: "Подставить меня хотела Жеребцу. Чтоб я ее красавчика не зашиб".
Тут у него полились ручьем пьяные слезы. Вот стерва! Вот же стерва...
****
"Адвокат - самая цивилизованная профессия". Так им говорил лектор по курсу гражданского права. Меньшов знал, что даже самый лучший боец встречает старость трудно. Поединщики в любом случае выходят в тираж задолго до пенсии, а искусство откладывать деньги на будущее в России как-то не привилось. Искать новую работу необходимо, пока ты еще на коне, пока денежки водятся в кармане, пока свежи всяческие связи в юридической среде. Вот Меньшов и учится на адвоката. На совесть учится, в слабаках и здесь не ходит. Сейчас заказов берет уже не так много, как прежде, а через годик и вовсе положит меч. Присмотрено ему местечко, не особенно денежное, молодой все-таки, но надежное и на вырост. Знакомые приличные люди, пыль им вытирать не станут. Еще увидит Светка, кого она променяла на своего красавчика распоротого. Месяц минул... Впрочем, не стоит думать о ней. Неконструктивные эмоции...
Гильдия имела право путать его планы. В свой черед Меньшова отправляли на процесс защищать права той стороны, которая не имела средств нанять бойца. Место в реестре покуда терять не резон, так что Медведь не отказывался.
В этот раз ему прислали заявку на бой в неравном деле. Меленькое издательство защищало свои права против могучих риэлторов. Странно, что судья объявил тяжбу спорной, да еще выпросил у Гильдии государственного поединщика из лучших, из ветеранов. Чем-то ему риэлторы не приглянулись, от большой, наверное, взятки отказался.
Меньшов приехал на суд, пребывая в некотором удивлении. Оппоненты не попытались предложить ему денег. Хотя знали, наверное, кто он и что он. Откуда такая уверенность? Что там за костолом припасен? Удав на Кубе, Малыш в запое, Вьюга уже не та. Вроде, больше некому... Со стороны умелец? Временно прописали в Гильдии какое-нибудь молодое дарование? Привозной из желтых? Ну-ну.
Зашел в секретариат подписать заявку. Девчонки, как одна, глядят на него, глаз не отворачивают. Кто-то с сочувствием, кто-то с усмешечкой. Видно, риэлторы со своим бойцом здесь уже были, и какой-то у них заготовлен сюрприз особый.
-- Сюрприз тебе, Медвежка, -- говорит ему старшая, ставя штампик. Он ей всегда нравился. Хотела познакомиться... - Знаешь кого припасли? Со своей стервочкой встретишься.
-- С ке-ем? -- не понял поначалу Меньшов.
-- Со Светкой Медянниковой. Ты что? Ты что? Иди давай...
А ведь он ничего не сказал. И не сделал ничего. Только посмотрел на нее.
Медведь спустился на глубину. Ни на кого не глядя, переоделся прямо в зале. Черта с два он ей руку пожмет! Едва дождался гонга.
Она выходит в светлом обтягивающем трико. Волосы зачесаны на пробор, сверху обруч какой-то кожаный. Меч свой легкий, недлинный, похож на акинак, из руки в руку перебрасывает. Картинно так перебрасывает, зайчиха косоглазая. Даже клички толковой не завела. Бедрами повиливает, хочет, чтобы Меньшов пожелал ее, так ему драться будет очень неудобно. Он, Медведь, чувствует что-нибудь? Поднимается у него окаянная плоть? Ни черта не поднимается, одна злость. О! О! Смотри-ка, дура, дура, кивает ему дважды! Проиграй, мол, поделимся... Что эта зайчиха себе думала, когда согласилась идти против него?
Меньшов в ответ кивать не стал. Он почувствовал, как волной накатывает горячее боевое безумие. Меньшовская глотка издала низкий утробный рокот. Светлана вздрогнула, в глазах ужас, ужас в полный рост, мертвая безнадежность. Неужто верила в свое плотское обаяние? Женщина заняла такую позицию, чтобы судейские не расслышали ее слов:
-- Мишка, мы цивилизованные люди... - дура, всегда она путала жизнь там, наверху, и здесь, на глубине.
Меньшов ей так же тихо цедит:
-- Ну уж нет. Поквитаемся сполна, любимая...
СТРАЖ И ЦАРИЦА
9.00-13.00, а потом 14.00-18.00
Офис находился на втором этаже, а два пролета между входной дверью в подъезд и лестничной площадкой второго этажа всего на балл отличались от фона в подъезде, где жил Игорь. То есть, четыре. Это небольшое, но ощутимое все-таки отличие происходило из более высокой зарплаты для здешней уборщицы: она обязана была привести в порядок большее количество поверхностей. Ее жалованье явно относилось к категории классических представительских расходов. На территорию фирмы можно было зайти через единственную дверь, представлявшую собой подлинный бастион. Сталь в коже. Камера - через нее охранник видел все, что творилось перед дверью. Фонарь (освещать лица подозрительных персон). В комплекте с кожей, сталью, камерой и фонарем пребывал также пневматический пистолет А-20, чудо русской конверсии: на него не требовалось никаких разрешений, но, как сообщил Игорю с доверительным выражением лица один из караульных, "в случае чего, с десяти шагов черепную кость на раз дырявит". Охранников Игорь почти не замечал, поскольку они были исключительно точно подогнаны в качестве необходимой приставки к дверному комплекту. Дверь - два (новая), камера никак не воспринимается, вне шкалы; "караульный" стол за дверью - три, так как всякая стандартная офисная мебель оставляет впечатление тупости и неудобства, а это было именно оно: годовалое черное приобретение, каких в московских офисах 90-х годов двенадцать на дюжину, к тому же с микроскоплениями пыли в микротрещинах крышки. Охранник тоже три, причем независимо от конкретного человека, одетого в дешевый пиджак с дешевым галстуком, повязанным на дешевой рубашке, но при выдающейся стойкости стрелок на брюках, при общей высококачественной опрятности; собственно, без немного тревожных воспоминаний о том, как эти самые стражи бастиона принимают водку после ухода начальства - военные все-таки по способу жизни люди, традицию пить можно приглушить, но никак не вытравить - и становятся порой уж больно задиристыми (а ну как и полная невменяемость улыбнется когда-нибудь хамской своей рожей!), без этих воспоминаний - два, а с ними верное три. Тут уж ничего не поделаешь.
