Тузы за границей - Герстнер-Миллер Гейл (читать книги полностью .TXT) 📗
Грег чувствовал исходящее от Эллен раздражение. Слишком давно она играла роль жены политика, чтобы ответить на этот выпад, но Кукольник ощутил, как она вдруг насторожилась – ни дать ни взять дикая кошка, поджидающая, когда ее жертва даст слабину. Выбитый из колеи, Грег нахмурился на миг позже, чем следовало.
– Я удивлен, мисс Моргенштерн, как журналистка с вашим опытом может так думать. Эта поездка также означает, что я останусь без отпуска – обычно я возвращаюсь домой на каникулы. Она означает необходимость посещения мест, далеко не все из которых можно с полным правом назвать туристическим раем. Встречи, брифинги, бесконечные пресс-конференции и уйма писанины, без которой я уж точно мог бы обойтись. Уверяю вас, это не увеселительная прогулка.
Темная ненависть опять закипела в женщине, и у него так и зачесались руки пустить в ход свою силу.
«Отдай ее мне. Я притушу этот огонь. Я погашу ее ненависть, и она расскажет тебе все, что знает. Я обезоружу ее».
«Она твоя».
Кукольник вырвался наружу. Грегу уже приходилось сталкиваться с ненавистью, и не раз, но никогда прежде это чувство не было направлено лично на него. Контролировать его оказалось довольно сложно; жгучая неприязнь казалась живым существом.
«Да что она такое скрывает? В чем загвоздка?»
– Вы оправдываетесь, сенатор, – заметила Сара.Кроме того, ни один журналист не сможет не заподозрить, что основная цель этой поездки, в особенности для потенциального кандидата в президенты на выборах восемьдесят восьмого года, заключается в том, чтобы наконец вычеркнуть из памяти избирателей воспоминания десятилетней давности.
Грег едва не ахнул: «Андреа, Суккуба!»
Хищно усмехнувшись, Сара заговорила обманчиво легкомысленным тоном:
– Я бы сказала, что Великое джокертаунское восстание преследует нас обоих, сенатор. Я поняла это, когда работала над статьей об этом событии. Ваше поведение после гибели Суккубы помешало вам тогда занять место кандидата в президенты от демократов. В конце концов, она была просто шлюха – не так ли, сенатор? – и не стоила вашего… вашего маленького срыва.
Хартманн вспыхнул.
– Я готова поручиться, что мы оба с тех пор не можем выбросить из головы этот миг, – продолжала Сара. Прошло уже десять лет, но я все еще помню его.
Кукольник с воем скрылся. Грег пораженно молчал.
«Боже мой, что ей известно? На что она намекает?»
Он не успел придумать ответ. В ухе у него снова послышался голос Эми.
– К вам на крейсерской скорости приближается Проныра Дауне. Он из журнала «Тузы» – это развлекательное чтиво; редкостная дрянь, на мой вкус. Наверное, увидел Моргенштерн и решил послушать профессионала…
– Привет, народ, – вклинился во фразу Эми голос Даунса.
Грег на мгновение отвел взгляд от Сары и увидел перед собой невысокого и бледного молодого человека. Даунс нервно переминался с ноги на ногу и шмыгал носом, как будто подхватил насморк.
– Сара, киска, не возражаешь против еще одного репортера в вашей теплой компании?
Этот писака с его невыносимо грубыми и развязными манерами как будто почуял смятение, владевшее Хартманном. Ухмыляясь, он переводил взгляд с Сары на Грега, совершенно игнорируя спутников сенатора.
– Думаю, я сказала все, что хотела, – на данный момент, – ответила Сара.
Ее бледные глаза цвета морской воды были все так же прикованы к Грегу; лицо, благодаря ухищрениям с макияжем, казалось совсем детским. Потом она развернулась и пошла к Тахиону.
– Чертовски аппетитная крошка, а, сенатор? – Даунс снова кривил губы в наглой усмешке. – О, прошу прощения, миссис Хартманн. Эй, я же не представился! Проныра Даунс из журнала «Тузы». Я буду сопровождать вас в этом маленьком путешествии. Мы все будем, так сказать, в одной лодке.
Грег, провожавший глазами Сару, которая растворилась в собравшейся вокруг Тахиона толпе, понял, что Дауне как-то странно на него смотрит, и с усилием заставил себя отвести взгляд от женщины.
– Очень приятно, – сказал он журналисту.
Улыбка получилась деревянной. У Хартманна даже щеки свело.
Из дневника Ксавье Десмонда
1 декабря, Нью-Йорк
Наше путешествие начинается с дурного предзнаменования. Вот уже час нас держат на взлетной полосе международного аэропорта имени Томлина и все не дают разрешения на взлет. Неполадки, как нам сообщили, не здесь, а там, в Гаване. Поэтому мы ждем.
Нам предоставили «Боинг 747», который пресса уже окрестила «упакованным бортом». Весь центральный салон переоборудовали под наши нужды, и теперь вместо рядов кресел там находится небольшая медицинская лаборатория, зал для корреспондентов газет и журналов и мини-студия для их коллег с телевидения и радио. Самих журналистов разместили в хвосте. Они уже отлично освоились. Я побывал там полчаса назад и обнаружил партию в покер в полном разгаре. Салон бизнес-класса битком набит консультантами, ассистентами, секретарями, пресс-агентами и сотрудниками отдела безопасности. Первый класс предположительно зарезервирован исключительно для делегатов.
Поскольку делегатов всего двадцать один человек, мы болтаемся по салону, как цветы в проруби. Даже здесь мы упорствуем в своем разделении: джокеры держатся вместе с джокерами, натуралы с натуралами, тузы с тузами.
Хартманн – единственный из всех делегатов, который, похоже, чувствует себя как рыба в воде во всех трех группах. На пресс-конференции он тепло поздоровался со мной, а затем в недолгой беседе поделился своими надеждами на эту поездку. Да, этого сенатора трудно не любить. В пору его пребывания на посту мэра Джокертаун обеспечивал ему подавляющее большинство голосов в каждую избирательную кампанию, и неудивительно: ни один из политиков не работал так долго и упорно в области защиты прав джокеров. Хартманн дает мне надежду; он – живое доказательство того, что взаимное доверие и уважение между джокерами и натуралами действительно возможны. Он порядочный и честный человек, а в наши дни, когда фанатики вроде Лео Барнетта вновь раздувают ненависть и предрассудки былых дней, джокерам отчаянно нужны друзья среди власть имущих.
Доктор Тахион и сенатор Хартманн совместно возглавляют делегацию. Тахион прибыл разодетый в пух и прах, как корреспондент из черно-белых классических фильмов: в макинтоше с пряжками, пуговицами и эполетами и фетровой шляпе с крошечными полями, залихватски заломленной на одно ухо. Однако шляпу украшает красное перо длиной в целый фут, и я даже представить не могу, в каком магазине можно приобрести макинтош из жатого бархата кобальтового цвета. Какая жалость, что все те фильмы про иностранных корреспондентов были черно-белыми!
Тахиону хотелось бы думать, что он разделяет непредвзятое отношение Хартманна к джокерам, но это не совсем так. Да, он трудится не покладая рук в своей клинике, и никто не упрекнет его в недостатке сострадания, и сострадания искреннего – многие джокеры совершенно искренне называют его святым, героем, – но все же, когда знаком с доктором такое долгое время, правда, хочешь не хочешь, вылезет наружу. Где-то в глубине души он воспринимает свою самоотверженную работу в Джокертауне как искупление. Он изо всех сил старается скрывать это, но даже спустя столько лет в его глазах видно отвращение. Мы с доктором Тахионом, так сказать, друзья, давно знаем друг друга, и я твердо уверен, что он питает ко мне искреннюю привязанность, – но никогда, ни единой секунды, я не чувствовал, что он считает меня равным себе. Для доктора Тахиона я навсегда останусь джокером. А вот сенатор общается со мной как с человеком, причем я в его глазах – важная персона, он разговаривает со мной так, как мог бы разговаривать с любым другим политическим лидером, от которого зависят голоса его избирателей.
Интересно, чья это трагедия: Тахиона или моя?
Тахиону ничего не известно о моем недуге. Наверное, этот симптом свидетельствует о том, что наша дружба так же больна, как и мое тело. Все может быть… Он уже давно не мой личный врач. Мой врач – джокер, как и мой бухгалтер, мой адвокат, мой брокер, даже мой банкир: с тех пор как «Чейз» избавились от меня, мир изменился, и я как мэр Джокертауна обязан личным примером поддерживать борьбу с дискриминацией, коль скоро я ее и затеял.
