Прожигатель - Фирсов Владимир Николаевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Творения Коли, наивные и трогательные, никого не оставляли равнодушным. Было в этих рисунках что-то такое, что заставляло каждого задуматься — пусть ненадолго, потому что при взгляде на них словно теплый ветер ушедшего детства пробуждал сладкую безотчетную грусть. Потом, много позже, когда появился термин “пиропись”, когда созданные взглядом картинки были признаны самостоятельным видом искусства и крупнейший историк пирописи Алексей Тургаев в первом томе известного исторического труда систематизировал и проанализировал творчество друга далекой юности — вот тогда все встало на свои места. Даже самый непосвященный ценитель живописи мог теперь свободно и уверенно сказать, что появился гений, создавший новое искусство, которое, естественно, не сразу было понято и принято. Ростки нового всегда с трудом пробивают себе дорогу — эта диалектическая истина еще раз подтвердилась в истории пирописи и пирографии — так четко резюмировал Алексей Тургаев свое исследование.
“История и теория пирописи” — многотомный труд, хорошо известный широким кругам интеллигенции. Он удостоен множества литературных и научных наград, переведен на несколько языков, поэтому нет нужды хоть сколько-нибудь подробно останавливаться на его содержании. Хотелось бы только напомнить, что и в томе первом — “Пирография”, и в томе втором — “Пирогравюра”, и в томе шестом — “Пиротехника” (название, увы, не совсем оригинальное, но точное) и в дальнейших томах, где говорится о пироофорте, пиропуан-тилизме, пиропалитре, пиропортрете, пирофутуризме, — пирореализме и пиропостимлрессионизме и даже о пироконегрунтивизме, — во всех этих томах подтверждается приоритет Николая Глебова в создании нового искусства. Лишь в томах, повествующих о пиросюрреализме и пироабстракционизме, точно и недвусмысленно указано, что данные направления являются ложными и к истинной пирописи и ее основоположнику отношения не имеют.
Между тем юный Коля, не подозревая о своей будущей великой роли, продолжал забавляться деревяшками, покрывая их узорами и рисунками. Особенно ему нравилось, когда дерево, слегка согретое расфокусированным взглядом, вдруг начинало менять цвет, становилось лазурным, золотистым, пунцовым. Цвет, доселе несвойственный древесине, возникал где-то в глубине, всплывал, растекался вдоль волокон, отчего деревянный брусок напоминал цветной снимок в момент проявления.
Умение придавать дереву несвойственную ему окраску долгое время заставляло ученых подозревать подделку или розыгрыш. Они неопровержимо доказывали, что тепловое воздействие на целлюлозу и прочие составные части древесины может давать только черно-коричневую гамму, и убежденно заявляли о применении красителя. Ученым, поскольку их аргументация опирается на результаты точнейших исследований, принято верить. Однако в данном случае эта вера на много лет задержала признание нового искусства. Позже было доказано, что, поскольку цвет — это всего лишь отраженная предметом часть солнечного спектра, пировоздействие может придать поверхности материала необходимые свойства поглощения и отражения. В томе “Пиропалитра” механизм такого воздействия рассмотрен всесторонне — как с искусствоведческой точки зрения, так и с позиций физической химии и химической физики.
Мама, ослепленная нежданно открывшимися перспективами, развила бурную активность. Мария Михайловна, деятельно ей помогала. В кружке юных прожигателей, который по их инициативе был создан при районном Дворце пионеров, Алешеньку Тургаева избрали старостой. Зато Колю Глебова едва не отчислили за упорное нежелание заниматься металлообработкой и другими перспективными и полезными для народного хозяйства областями, где он мог применить свои природные качества. Его спасло лишь то обстоятельство, что его рисунки на районном конкурсе удостоились первой премии.
К огорчению Мамы и еще больше Марии Михайловны, им никак не удавалось выйти на людей, связанных с секцией юных космонавтов-прожигателей. Мария Михайловна уверяла, что секция эта уже функционирует и что занятия в ней ведет космонавт, трижды Герой Советского Союза, удостоенный своих наград за три года пребывания на орбите.
Однажды произошло радостное событие. Коля прибежал домой сияющий и торжественно предъявил родителям диплом, которым его наградили на городском конкурсе юных художников. Именно в это время он начал работать по слоновой кости. Среди его игрушек валялся старинный биллиардный шар. Коля превратил его в миниатюрный глобус, по лазурным океанам которого, если посмотреть в лупу, плыли крохотные кораблики, а по горам и долам бродили слоны, бежали паровозики, росли пальмы и ели… Незадолго до этого Коля увлекся фантастикой, и свой чудо-глобус назвал “В 80 дней вокруг света”. Приближался юбилей Жюля Верна, вскоре глобус увезли на родину писателя, где его и удостоили высшей награды — почетного, латынью написанного диплома “Блё э вэр” — “Голубое и зеленое”.
Примерно в это же время в газетах появились сообщения о том, что группа медиков (среди которых были и прожигатели) разработала и внедрила в практику бескровный метод операций, дающий отличные результаты там, где классическая хирургия нередко пасовала. Медики эти заслуженно получили высшие научные награды. Маме до слез было обидно, что ее сын ну нисколечко не тяготеет к наукам, особенно к наукам актуальным, в которых можно добиться успеха и признания. Увы, Коленька был начисто лишен честолюбия. Он предпочитал заниматься бесполезными картинками, вместо того чтобы обратить свои недюжинные способности на то нужное и важное, что может принести практическую пользу.
Учился Коля как все — двоек не хватал, но и круглым отличником тоже не был. Нравились ему природоведение и русский язык, зато он не жаловал вниманием литературу и терпеть не мог рисования. Впрочем, учитель не очень донимал мальчика. Он был, к счастью, умным человеком и, увидев несколько выжженных Колей рисунков, понял, что лучше не вмешиваться.
Когда картинки Коли получили первую премию на Всемирном конкурсе детского рисунка, их автору только-только исполнилось десять лет. Несколько газет и журналов поместили петитом краткое сообщение об успехе юного живописца, а журнал “Маленький художник” опубликовал фотографии премированных работ. Вскоре Президент Всемирной Академии изящных искусств в Кордове господин Пабло Гонсалес дал пространное интервью представителям парижского издательства “Фламмарион”, в котором, в частности, сказал: “В этих рисунках есть что-то недоступное для меня”. Эти слова остались незамеченными, их вспомнили много лет спустя.
В это время в жизни Коли произошло знаменательное событие. Впрочем, вся важность этого события стала понятной только теперь, а тогда никто не мог и предположить, какие блистательные перспективы откроет появление в четвертом “А” белокурой молчаливой девочки по имени Оля.
Оля тоже была прожигательницей, хотя не догадывалась о своих способностях. Впрочем, об этом не знал никто, потому что дар Оли никак и никогда не проявлялся. Видимо, не хватало начального толчка, чтобы скрытое качество вдруг обнаружилось — ну хотя бы при помощи прожженной в чем-нибудь дырки. Оля, как объясняли потом, не умела фокусировать свою энергию. Максимум, достигнутый ею к тому времени, состоял в умении обогревать взглядом кончик собственного носа.
Получилось так, что Олю посадили впереди Коли, и это повлекло за собой гигантскую цепь последствий.
Однако все по порядку. Уже на первых уроках выяснилось, что новенькая прекрасно знает математику. Ее решения задач и ответы у доски были так четки и изящны, что Коля, не очень усердствовавший в этой науке, не раз ловил себя на том, что слушает Олины ответы с большим вниманием… И когда однажды, не выучив урок, он топтался за партой, тщетно пытаясь выдавить из себя что-нибудь, кроме “значит, это…”, он обратил молящий о помощи взор не куда-нибудь, а к обернувшейся к нему Оле.
Именно этот момент можно назвать той точкой, от которой начало свой отсчет новое научное направление. Впрочем, тогда об этом не догадался никто — ни сам Коля, ни учитель, ни глазевшие на эту сцену остальные ребята. Просто вдруг Коля, бессвязно бормотавший что-то нечленораздельное, вдруг кратко и точно выпалил ответ с такой легкостью, словно читал его в открытой книге.