Эффект серфинга - Тупицын Юрий Гаврилович (книги онлайн полные .txt) 📗
— Почему на борту «Антареса» отсутствует шлюп?
Уже договаривая эту фразу, Иван начал понимать, что задаёт не только не самый важный, но и неправильно построенный для компьютера, а поэтому трудный для ответа вопрос. В давние времена такой невинный с человеческой точки зрения вопрос мог сыграть роль компьютерного вируса и вообще вывести корабельный мозг из строя. «Теперь не страшны даже самые каверзные вопросы, — успокоил себя Иван. — Пути переформирования основополагающих программ бортовых компьютеров блокированы, хотя это несколько урезает их возможности и быстродействие. Но повозиться с таким неудобным для однозначного ответа вопросом компьютеру придётся». В своих предположениях Лобов не ошибся. После секундной паузы, понадобившейся для оценки вопроса, его машинный собеседник бесстрастно произнёс:
— Ждите.
Любое ожидание, которого можно избежать, — досадно, неприятно, а то и мучительно. Но странное дело, вместо того, чтобы досадовать и сердиться на самого себя за промах с неудачным вопросом, Иван почувствовал, как постепенно успокаиваются его гудящие от напряжения нервы и возвращаются привычное хладнокровие и ясность мысли. Именно пауза, пауза ожидания, была нужна для этого! И он её получил. Но дело было не только в этом. Полностью овладеть собой Лобову помогло боевое кресло, привычно, ему думалось, заботливо, облегавшее его тело. Помогла и вся обстановка ходовой рубки! Иван интуитивно почувствовал себя командиром, ответственным не только за себя, но и за других, отправившихся вместе с ним в это отчаянное путешествие. И хотя эта ответственность была иллюзорной, он не командовал «Антаресом», а просто ждал ответа на свой неудачный вопрос, она сработала. Он ощутил себя командиром корабля — Иваном Лобовым, и этого было достаточно, чтобы взять себя в руки. Странно, но именно после этого в тайниках его души закопошились ростки какой-то новой, ещё неясной ему самому тревоги за судьбу Лены.
— Отвечаю, — раздельно произнёс компьютерный голос и после паузы повторил: — Отвечаю. Шлюп номер тринадцать сорок шесть стартовал на Уикту, имея на борту одного человека, лоцмана рейдера «Денеболы» Мира Сладки. По этой причине шлюп номер тринадцать сорок шесть не находится на борту «Антареса» и принципиально не может находиться на нем.
Лобов не стал осмысливать эту дикую, не похожую на правду информацию. В его мозгу вспыхнул вопрос: «Что с Леной? Где она?» Но теперь Иван уже держал себя в руках, поэтому он задал его компьютеру, может быть, и не в самой лучшей, однако же удобной для компьютерного ответа форме:
— Кто сейчас находится на борту «Антареса»?
— На борту находятся четверо землян.
При слове «четверо» сердце Ивана ёкнуло.
— Где они находятся? В каком состоянии?
— Трое землян, мне неизвестных, — начал свой добросовестный ответ компьютер, — находятся в разных отсеках корабля: наружном, переходном и жилом — в ходовой рубке. Состояние активное, находящийся в ходовой рубке задаёт мне вопросы. Четвёртый землянин, бортовой врач рейдера «Денебола» Елена Зим находится в жилой каюте номер два. Состояние пассивное глубокий сон.
У Ивана потемнело в глазах. Краем сознания он удивился этому, но тут же понял в чем дело: он крепко, до рези в веках зажмурился — вот и все. Голубой сон? К этому-то все в конце концов и свелось? Но Мир Сладки? Он же ушёл на Уикту! Ушёл один, почему? Значит… Значит, гравитационный сёрфинг шлюпа был не вполне благополучен. Конечно, именно в этом дело! Мир Сладки — лоцман, пилот, он находился в боевом кресле и был фиксирован. А Лена работала с аппаратурой… Никто же не ждал беды! Удар гравитационной волны, перегрузка, Лену швырнуло на аппаратуру… А Сладки не мог бросить штурвал! Он сумел оседлать фронт ударной волны и выйти на режим сёрфинга, он работал на пределе сил, спасая и себя, и Лену. А Лена была ранена, ранена тяжело. Что мог придумать Мир Сладки кроме голубого сна? Какой-то голос мешал Ивану сосредоточиться!
— «Антарес» имеет вопрос… «Антарес» имеет вопрос, — со своим бесконечным терпением повторял бортовой компьютер.
— Слушаю, — с трудом проговорил Иван.
— Находится ли на борту землянин, именем которого была закрыта информация и шлюзовая дверь?
— Находится.
— Может ли он подтвердить своё кодовое имя с точностью до одного часа?
— Может.
Иван ввёл в каблоблок свой персональный позывной и набрал на нем теперь не только дату, но и текущий час мирового времени, присовокупив к нему дополнительный личный индекс.
— Сигнал принят, — отозвался компьютер. — Имею для Ивана Лобова два пункта информации. Пункт первый. Елена Зим находится в состоянии розовый сон двое суток, семь часов, одиннадцать минут. Состояние нормальное. Возможно срочное пробуждение. Пункт второй.
— Отставить пункт второй!
— Понял, отставить пункт второй, — бесстрастно ответил послушный компьютер.
К черту пункт второй! К черту все эти загадки! Почему Мир Сладки ушёл на Уикту в одиночку, оставив Лену на «Антаресе»! Почему Лена заперлась тут его именем, точно в осаждённой крепости, все к черту! Все это потом. Важно, что Лена здесь, что она жива! Иван был готов выпороть самого себя за недогадливость. Но уж слишком много неожиданностей обрушилось сегодня на его голову, чтобы ни разу не сбиться на мелочи. Он был готов к самому худшему, поэтому глубокий сон механически сопоставил с голубым сном, который гвоздём торчал в подсознании, вылетело из головы, что помимо голубого сна на дальних рейдерах есть добрая старая программа розового сна, задействованная ещё на субсветовых кораблях. Розовый сон мягкий анабиоз, электролетаргия, в которую погружали себя космонавты во время полётов, продолжавшихся годами, а то и десятилетиями. «Антарес», шедший в неведомое, загалактическое далеко, был оборудован аппаратурой и этой программы. Да славятся те, кто сделал это!
— Управление программой «розовый сон» по моему сигналу из каюты номер два перевести на ручное управление, — приказал Иван.
— Каюта номер два заперта на шифр-замок, блокированный командой срочного пробуждения.
— Блокировку снять, замок открыть.
— Выполняю, — послушно отозвался компьютер.
Срочное пробуждение — небезопасно, оно применяется лишь в случаях острой необходимости: тревога, авария, встреча на звёздной дороге с неведомым, ранее неизвестным. Эта мысль промелькнула и угасла. А потом в голове Ивана, пока он шёл к каюте номер два и открывал дверь, струилась и переливалась некая радужная пустота, которая шептала и шептала одни и те же строки из пушкинской сказки: «Ветер, ветер, ты могуч! Ты гоняешь стаи туч, ты волнуешь сине море, всюду веешь на просторе! Не видал ли ты на свете где царевны молодой? Я жених её. — Постой, — отвечает ветер буйный, — там за речкой тихоструйной есть высокая гора, в ней глубокая нора. В той норе во мгле печальной гроб качается хрустальный…»
В каюте не было печальной мглы, там царил мягкий розоватый полусвет, освещая спящую Лену. Она лежала на спине, спокойно прикрыв глаза, тело её было почти обезвешено местным гравитационным полем и лишь слегка касалось постели. Сердце её, как показывал пульт у изголовья постели, билось замедленно — двадцать ударов в минуту. Но так и полагалось по программе розового сна. Дыхание Лены было таким поверхностным, что грудь была неподвижна, с первого взгляда это пугало. Но лицо, живое лицо с едва приметным румянцем на щеках, — успокаивало. Осторожно опустившись на стул возле изголовья постели, Иван взял управление электросном на себя и включил программу медленного, самого благоприятного, практически свободного от остаточных пороков пробуждения. Иван не торопился. «Я ждал долго, — сказал он самому себе, — подожду ещё раз. Теперь уже недолго — двадцать минут!» Иван отдыхал, глядя на спокойное лицо спящей жены. Гравитационная компенсация ступень за ступенью снималась, тело Лены незаметно для глаза тяжелело, все более продавливая мягкую поверхность постели. В голове Ивана по-прежнему плавал и струился бездумный радужный туман. «Ветер, ветер… Не видал ли ты на свете где царевны молодой? Я жених её…» Когда брови Лены шевельнулись, а веки дрогнули, Лобов, затаив дыхание, осторожно положил на её лоб свою большую ладонь. Глаза Лены, знакомые карие глаза, открылись… Долгие секунды Лена тревожно смотрела на человека, сидящего неподвижно у её постели. Потом глаза её успокоенно закрылись, лёгкие слезы потянулись по щекам — она узнала Ивана.
