Слушайте звезды! (сборник) - Шитик Владимир (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
И вот тогда портной впервые по-настоящему задумался. Почему людям перестали нравиться платья, которые он с каждым разом шил все лучше и лучше? Отчего он разучился понимать своих заказчиков? Что делать ему теперь, оставшемуся без средств к существованию? Портному было несказанно жаль отрываться от любимой работы, однако он пересилил себя и вышел в город.
Город оказался таким же, каким он помнил его в юности. Катили по мостовым золоченые экипажи, гундосили по углам нищие, лаяли собаки, кричали разносчики, старые девы спешили к молебну, мошенники — к жертвам. Мастеровые, судейские, солдаты, дворники, приезжие крестьяне, школяры и звездочеты, ну и конечно дамы, дамы, дамы — все они были одеты пестро, разнообразно, со вкусом и не очень, не ахти и вовсе не ахово. Но все это частности, а главным было то, что горожане в своих нарядах придерживались привычных, традиционных вкусов. Мало того, то и дело в толпе мелькали прохожие в одеждах его работы — портной их сразу отмечал, улыбался… но вскоре задумался.
А действительно: если сшитые им наряды вполне годятся для того, чтоб щеголять в них на улицах, то почему же никто не спешит к нему, не заказывает и не вносит задаток?
Портной растерянно посмотрел по сторонам, еще более растерянно оглянулся на свою мастерскую и пошел по улице.
Кричали разносчики, гундосили нищие, ругались — из окон, через улицу — лучшие подруги, мальчишки дразнили бродячего проповедника, из раскрытых дверей питейной слышалась бравая песня тех, кто сумел вернуться из ежегодного похода… Все это было громко, крикливо, порою надсадно — но портной не понимал ни единого слова. Говорили, несомненно, на родном языке, но все слова были какие-то мудреные, новые или же настолько старые, что их пора было давно и окончательно забыть — но вот не забывали, а кричали, пели, гундосили.
Растерянный портной привалился плечом к стене какого-то дома и стал с удивлением рассматривать прохожих. День был, наверное, воскресный, и многочисленный людской поток катился мимо. То и дело мелькали знакомые, шитые им одежды, знакомые лица. Люди задевали портного локтями, толкали… но не замечали. Такие же одежды, такие же манеры, жесты; все было прежним, все…
А вот его никто не замечал.
Придя в себя от изумления, портной шагнул от стены и попытался остановить первого же прохожего…
Однако прохожий, даже не оглянувшись, освободился от его руки на удивление легко и быстро — так, как будто портного и вовсе не было на этом свете.
А может… Да кто его знает! Портной стоял посреди улицы, терпеливо сносил бесцеремонные толчки прохожих и чем больше вслушивался в громкую и непонятную речь, тем яснее понимал, что это все равно, что шелест листьев или шум дождя.
Когда стучит по крыше дождь, скорее засыпаешь.
Портной стоял посреди улицы, и ему казалось, что вокруг тишина. То, что говорили вокруг, его не касалось, и, значит, такие речи все равно что тишина.
Постояв так еще немного, портной опустил голову и пошел домой.
Вечером портной поужинал грустными воспоминаниями, а потом всю ночь не спал. Он передумал многое, но не пришел ни к какому решению.
Наутро голод вновь выгнал его на улицу. Придя на рынок, портной с трудом отыскал свободное место и разложил на прилавке с полдюжины ножниц — а вдруг найдется покупатель, и тогда у портного появятся деньги на еду.
Но покупатель не находился, все проходили мимо и покупали у тех, кто громче зазывал. Портной молчал — он ведь не знал и не понимал нынешнего наречия. Поначалу он, правда, пару раз выкрикнул:
— А вот, подходите, самострижные ножницы! Самострижные ножницы, колониальный товар!
Однако никто не обратил на портного внимания, и он замолчал.
А рынок кричал, зазывал, спорил, обманывал… Потом портного толкнули в спину, он оглянулся — дородный торговец, не замечая портного, оттеснил его в сторону и высыпал на прилавок охапку свистулек, бирюлек, оловянных брошек, стеклянного бисера, поддельного жемчуга и еще чего-то яркого и блестящего, чего он, оттертый в сторону, не успел разглядеть.
Оставшись без товара, портной сокрушенно вздохнул и пошел меж рядов, безразличными глазами разглядывая прилавки.
Его не узнавали, его не понимали, его не замечали, ему теперь было все равно.
Ножниц, конечно, было жалко, да только зачем они ему теперь? Портной остановился, вздохнул…
И вдруг он увидел яблоко. Большое, красное. Яблоко лежало на самом краю прилавка рядом с горкой других таких же яблок. Торговец яблоками пристально, не мигая смотрел на портного.
…Такие же красные яблоки давным-давно росли в тех местах, откуда был родом портной. Быть может, они и по сей день там растут — кто знает?..
Портной еще раз вздохнул и четко, старательно выговаривая каждое слово, сказал:
— Дай мне яблоко, я очень прошу. Торговец молчал.
Тогда портной жестом показал, чего ему хочется.
Торговец молчал.
Тогда портной взял яблоко…
Торговец молчал.
Портной съел яблоко.
Торговец… оживился и что-то призывно закричал. Подошедшая хозяйка набрала полную корзину яблок, расплатилась и ушла.
Тогда портной взял еще одно яблоко и съел его. Потом еще…
Потом, смутившись, отошел в сторону. Он наконец-то понял: торговец, как и все прочие горожане, не видел его. О чем-то подобном портной слышал в детстве. Тогда в сказках говорилось о шапках-невидимках, однако, положа руку на сердце, портной мог поклясться, что таких шапок, шляпок или колпаков он шить не умеет.
Вернувшись домой, портной долго обдумывал свое положение, покупать никто у него ничего не покупает, шить, стало быть, бесполезно. Ходить на рынок…
Ходить на рынок ему нужно просто обязательно. На рынке всегда много народа, возможно, когда-нибудь он встретит там человека, который либо увидит его, либо заговорит доступными словами. Не может быть такого, чтобы все горожане стали ему непонятными.
И портной стал каждое утро ходить на рынок, а вечером возвращаться с него. Он ходил меж рядами, прислушивался к речам, присматривался, брал порою с прилавка яблоко, финик, куриную ножку…
А после бродил по городу, вздыхал, глядя на то, как блекнут сшитые им платья и тускнеют галуны на камзолах.
Особенно грустно и одиноко бывало ночью.
Иногда же, встав затемно, портной точил булатные — теперь единственные — ножницы, проверял, не затупились ли заморские иглы, затем садился за стол и ждал.
Порою по нескольку дней.
Никто не приходил.
И он вновь начинал ходить на рынок, где никто не замечал и не слушал его.
Так прошли лето и осень, настала зима. Выпал первый снег, и портной подумал, что его быть может заметят по следам…
Но и следы не помогали, и он ходил по рядам, слушал, смотрел, брал мороженое яблоко…
Уходил, садился на берегу замерзшей реки и молчал.
А за спиной его гремел колесами и каблуками, кричал, шептал, к чему-то призывал чужими голосами город. Хлопали двери, скрипели ворота, визжали калитки…
Но вот однажды, как-то под вечер, он вдруг услышал мелодичный перезвон. Портной подумал, что это ему показалось, и не стал оборачиваться.
Тут я должен вам объяснить, что портной давно уже не слышал ни связной речи, ни мелодичных звуков. Когда и как пропала в городе музыка, он не заметил.
Перезвон повторился. Портной обернулся… и увидел человека. Человек смотрел на него и улыбался. В правой руке человек держал короткую, аккуратно обструганную палочку. Человек был настолько тощ, что даже широкий плащ с чужого плеча не мог этого скрыть… а человек еще и улыбался — должно быть для того, чтоб не так были заметны его впалые щеки.
— Эй, ты чего? — спросил портной, с трудом подбирая полузабытые слова.
Вместо ответа человек обернулся и провел палочкой по сосулькам, свисающим с дерева. Услышав мелодичный перезвон, портной улыбнулся, а человек сыграл еще и еще раз, потом вдруг спросил:
— Нравится, да?
— Д-да, — только и смог ответить портной, продолжая смотреть на землю.
