Великий Гусляр - Булычев Кир (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Минц видел себя во сне выдирающим гадюку из слабой руки Клеопатры, очень похожей на его первую любовь Верочку Н., а Лика тем временем встречала рассвет на веранде ночной закусочной «Вокзал на троих», где исповедалась бывшему члену бюро горкома, а ныне хозяину магазина «Только для взрослых» Варамееву Г. Ф., уверяя, что завтра уже можно будет поприсутствовать на заседании Политбюро ЦК КПСС, принимавшего решение о вводе в Афганистан ограниченного контингента.
Так прошла ночь у главных героев этой смешной истории.
Минц проснулся рано.
И подумал: что же я такой счастливый?
Потом вспомнил — я принес человечеству историческую правду!
Человечество утыкает памятниками мне все населенные пункты.
С чего начнем день? — спросил сам себя профессор Минц.
И тут услышал над головой, на втором этаже глухой тяжелый удар. Старенький деревянный дом барачного типа содрогнулся.
Что бы это могло быть? — подумал Минц.
А это упал на пол Корнелий Удалов, который пытался повеситься, не в силах выдерживать скандалов с женой. Но веревка была слаба для такого плотного тела и оборвалась.
А Минц догадался: это Ксения во сне с кровати бухнулась.
И засмеялся своей догадке.
Он помылся, почистил зубы и все думал о том, какую радость он несет людям.
Потом вспомнил: надо за молоком сходить.
Минц открыл дверь и вышел, но в дверях развязался шнурок, и Минц присел на карточки, чтобы его завязать.
Это Минца и спасло.
Потому что очередь из автомата, направленная ему в сердце, просвистела как раз над головой.
Это вела прицельный огонь охрана благотворительного фонда «Счастливое детство».
Рядом с ухом в косяк двери вонзились пистолетные пули, направленные рукой владельца ночного клуба «Пуля Дантеса» Мишки Сорокина, который когда-то украл ноты всех своих песен у композитора Шаинского.
Бутылка соляной кислоты разбилась чуть в стороне. Прицел Соли Шустера был неверен.
И тут взорвалась граната, брошенная лично мэром города, известным борцом с терроризмом, имя которого вам и без меня известно.
Так что делегации от бывшей Компартии, пришедшей водрузить красное знамя над руинами Рейхстага, пришлось пролежать некоторое время в пыли рядом с Минцем, потому что их всех накрыло взрывной волной.
Разумеется, от изобретения Льва Христофоровича остались лишь рожки. Даже ножек не нашли.
Самого Минца Лика вынесла с поля боя и утешала в своей однокомнатной горенке.
Минц буквально плакал.
— Я же хотел открыть им всем глаза! — повторял он.
— А ты в следующий раз раскрывай глаза родственникам Клеопатры, но в наши дела не лезь.
— Неужели людям не нужна правда?
— Нам нужна правда про соседа, — ответила Лика. — Но уже про собственного мужа никто из нас не желает знать всей правды. А правду о себе не решится опубликовать ни один человек.
— Но я готов! — закричал Минц.
Может, он закричал оттого, что Лика мазала йодом его спину.
— Значит, не быть тебе политиком или просто великим человеком, — сказала Лика. — Жизнь у тебя была скучной и нетворческой. Ты даже не украл ничего толком.
— Может, и украл, — вяло ответил Лев Христофорович. И только тогда он понял, к краю какой бездонной пропасти он подвел вчера человечество.
— Знать бы, кто гранату метнул, — сказал он, — сказал бы ему спасибо.
Часть шестая. Гусляр навеки
Средство от давления
Космический гость жил некоторое время в крайнем доме, у Свириных. Был он покалечен, сильно страдал, но с врачами или учеными встречаться отказывался, уверял, что пользы это не принесет. Кроме того, подчиняясь своим правилам, полагал, что время для контактов с человечеством еще не наступило.
— И что случится, — отвечал он на настойчивые уговоры старика Свирина, — что случится, если я приду в город и начну всех убеждать, что я есть пришелец с иной планеты? Ни доказательств, ни внешнего вида. Мне суждена жалкая судьба Дмитрия-самозванца.
Дед Свирин смотрел на гостя с сочувствием, брал под руку, уходил с ним на берег речки, посидеть в тени под вязом и послушать рассказы о прелестях дальних планет.
К осени пришелец, так и не дождавшись вестей или помощи от собратьев, помер. Похоронили его под именем свиринского племянника. От пришельца остались какие-то склянки, порошки и ломаные схемы, как от транзисторного приемника. Он, бывало, колдовал над ними, но к чему стремился — непонятно.
Дед Свирин, единственный близкий пришельцу человек, разобрал баночки и на некоторые приклеил этикетки, чтобы не перепутать при продолжении опытов. А потом и сам в декабре, под Новый год, скончался. В доме осталась Мария, его вторая жена, грузная добрая женщина, недавно вышедшая на пенсию, ростом и осанкой схожая с императрицей Анной Иоанновной, как ее описывал историк Соловьев. А в комнате направо от сеней жила Аида — ей Свирины сдавали жилплощадь, и Аида, женщина одинокая, озлобленная неудачной личной жизнью, просиживала вечера у телевизора, часто щелкая с программы на программу, чтобы не упустить увлекательной передачи.
Мария Свирина телевизор не жаловала, предпочитала кино, хотя туда ходила редко, мучилась от жестокой гипертонии, вязала носки и шарфы, отсылала их детям от первого брака, живущим в Боровке и Касимове.
В воскресенье с утра Мария с Аидой решили устроить генеральную уборку. Надвигалась Пасха, за ней вплотную Первомай, весна пришла в Великий Гусляр, и ветки вербы, срезанные Аидой у реки, давно уже распушились.
Мария передвигалась по дому медленно, не нагибалась, — вчера докторша прописала постельный режим, грозилась забрать в больницу. Аида быстро носилась по комнатам, взмахивала тряпкой как знаменем, гремела ведрами, пергаментное лицо ее раскраснелось, пошло пятнами, серые гладкие волосы разметались космами, а нос еще более заострился и побелел.
— Мария! — кричала она из сеней. — Здесь валенки твоего старика. Рваные совсем. Выбросим или как?
Мария медленно разворачивалась, проплывала в сени, мяла обмякшие, латаные валенки, чуяла в них родной запах, капала слезами и упрашивала квартирантку:
— Может, в сундук их положим? Пригодятся.
— Куда они пригодятся? Рыбу ловить? — сердилась Аида. — Ты бы рада все барахло в доме беречь. Старик на тот свет не взял, а ты берешь. Я уж с татарином договорилась. Завтра придет, заберет, обещал хорошо за старье заплатить. Вот, гляди, тут и склянки стоят. Я их тоже выкину.
Склянки стояли на полочке, прикрытые сверху газетой.
— Это от гостя остались, — сказала Мария. — Старик с ними колдовал. Может, пригодятся.
— И все тебе пригодится! — кипятилась Аида. — Я их сейчас в мешок…
Мария собрала склянки в подол и отнесла их в комнату. Там осторожно высыпала на стол, покрытый протертой скатертью с осклабившимися мордами тигров по углам. Склянки и коробки были разные — из-под майонеза, простокваши, валерьянки и комплексного витамина. Мария расставила склянки по росту, вспомнила, как совсем еще недавно этим же делом занимался старик, как он надевал новые, в темной оправе очки, вздыхал и повторял:
— Какие знания! Какие знания утеряны. Он же все это из подручных средств составлял и очень надеялся, если за ним не прилетят, принести большую пользу людям. А теперь как?
Склянки и коробочки стояли в ряд на столе, армия эта была невзрачная, и трудно было поверить, что в таких оболочках могут скрываться чудесные неземные знания. Старик, правда, кое-что знал. Перед смертью пришелец успел открыться. Вот, к примеру, на этой баночке наклеена бумажка и написано знакомым почерком, как в кроссвордах, разгаданных стариком в «Огоньке»: «Средство от давления».
— Чего в склянках нашла? Ничего не нашла? Давай я их во двор снесу.
— Смотри. Старик мой писал. «Средство от давления».
— Мало чего он писал? Может, это для кошек или для хромых предназначено. Я бы на твоем месте выбросила, и дело с концом.
