Парень из преисподней (антология) - Ефремов Иван Антонович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
— Этого никто не знает, — ответил старичок, — Рецепт изготовления растительного хлеба давно утерян.
— А что вы делаете с зернами? — спросила учительница.
— Часть расходуется на то, чтобы вырастить новый урожай, часть идет на замену неприкосновенного музейного фонда, а остальное… — он развел руками, — остальное приходится выбрасывать. Ведь у нас очень мало земли: вот эта грядка с пшеницей, два дерева, немного цветов и лужайка с травой.
— Давайте посмотрим цветы, — предложила учительница.
Садовник подвел их к маленькой клумбе.
— Это фиалки — единственный вид цветов, который уцелел. Он нагнулся, чтобы осторожно поправить завернувшийся листик. — Раньше, когда еще были насекомые, опыление…
— Они еще этого не проходили, — прервала его учительница.
— Можно их потрогать? — спросил мальчик.
— Нагнись и понюхай, — сказал садовник, — они чудесно пахнут.
Мальчик встал на колени и вдохнул нежный аромат, смешанный с запахами влажной, горячей земли.
— Ох! — прошептал он, склоняясь еще ниже. — Ох, ведь это… — Ему было очень трудно выразить то, что он чувствовал. Запах пробуждал какие-то воспоминания, неясные и тревожные.
Остальные дети уже осмотрели траву и деревья, а он все еще стоял на коленях, припав лицом к мягким благоухающим лепесткам.
— Ну, все! — Учительница взглянула на часы. — Нам пора отправляться. Поблагодарите садовника за интересную экскурсию.
— Спасибо! — хором произнесли дети.
— До свидания! — сказал садовник. — Заходите как-нибудь еще.
— Обязательно! — ответила учительница. — Эта экскурсия у них в учебной программе первого класса. Теперь уж в будущем году, с новыми учениками.
Мальчик был уже в дверях, когда случилось чудо. Кто-то сзади дернул его за рукав. Он обернулся, и садовник протянул ему сорванную фиалку. При этом он с видом заговорщика приложил палец к губам.
— Это… мне?! — тихо спросил мальчик.
Садовник кивнул головой.
— Мы тебя ждем! — крикнула мальчику учительница. — Вечно ты задерживаешься!
— Иду! — Он сунул цветок за пазуху и шмыгнул в коридор.
В этот вечер мальчик лег спать раньше, чем обычно. Погасив свет, он положил фиалку рядом на подушку и долго лежал с открытыми глазами, о чем-то думая.
Было уже утро, когда мать услышала странные звуки, доносившиеся из детской.
— Кажется, плачет малыш, — сказала она мужу.
— Вероятно, переутомился на этой экскурсии, — пробурчал тот, переворачиваясь на другой бок. — Я еще вечером заметил, что он какой-то странный.
— Нужно посмотреть, что там стряслось, — сказала мать, надевая халат.
Мальчик сидел на кровати и горько плакал.
— Что случилось, малыш? — Она села рядом и обняла его за плечи.
— Вот! — Он разжал кулак.
— Что это?
— Фиалка! — У него на ладони лежало несколько смятых лепестков и обмякший стебель. — Это фиалка, мне ее подарил садовник. Она так пахла!
— Ну что ты, глупенький?! — сказала мать. — Нашел о чем плакать. У нас дома такие чудесные розы.
Она встала и принесла из соседней комнаты вазу с цветами.
— Хочешь, я тебе их отрегулирую на самый сильный запах?
— Не хочу! Мне не нравятся эти цветы!
— Но они же гораздо красивее твоей фиалки и пахнут лучше.
— Неправда! — сказал он, ударив кулаком по подушке. — Неправда! Фиалка — это совсем не то, она… она… — И он снова заплакал, потому что так и не нашел нужного слова.
Илья Варшавский
В атолле
Мы все стояли на берегу и смотрели на удаляющегося «Альбатроса». Он был уже так далеко от нас, что я не мог рассмотреть, есть ли на палубе люди. Потом из трубы появилось белое облачко пара, а спустя несколько секунд мы услышали протяжный вой.
— Все, — сказал папа. — Теперь мы можем сколько угодно играть в робинзонов: у нас есть настоящий необитаемый остров, хижина и даже Пятница.
Это было очень здорово придумано — назвать толстого, неповоротливого робота Пятницей. Он был совсем новый, и из каждой щели у него проступали под лучами солнца капельки масла.
— Смотри, он потеет, — сказал я.
— А ну, кто быстрее?! — крикнула мама, и мы помчались наперегонки к дому. У самого финиша я споткнулся о корень и шлепнулся на землю, и папа сказал, что это несчастный случай и бег нужно повторить, а мама спросила, больно ли я ушибся. Я ответил, что все это ерунда и что я вполне могу опять бежать, но в это время раздался звонок, и папа сказал, что это, вероятно, вызов с «Альбатроса» и состязание придется отложить.
Звонок все трещал и трещал, пока папа не включил видеофон. На экране появился капитан «Альбатроса». Он по-прежнему был в скафандре и шлеме.
— Мы уходим, — сказал он, — потому что…
— Я понимаю, — перебил его папа. — Если вам что-нибудь понадобится…
— Да, я знаю. Счастливого плавания.
— Спасибо! Счастливо оставаться.
Папа щелкнул выключателем, и экран погас.
— Пап, — спросил я, — они навсегда ушли?
— Они вернутся за нами, — ответил он.
— Когда?
— Месяца через три.
— Так долго?
— А разве ты не рад, что мы, наконец, сможем побыть одни и никто нам не будет мешать?
— Конечно, рад, — сказал я, и это было чистейшей правдой.
Ведь за всю свою жизнь я видел папу всего три раза, и не больше чем по месяцу. Когда он прилетал, к нам всегда приходила куча народу, и мы никуда не могли выйти без того, чтобы не собралась толпа, и папа раздавал автографы и отвечал на массу вопросов, и никогда нам не давали побыть вместе по-настоящему.
— Ну, давайте осматривать свои владения, — предложил папа.
Наша хижина состояла из четырех комнат: спальни, столовой, моей комнаты и папиного кабинета. Кроме того, там была кухня и холодильная камера. У папы в кабинете было очень много всякой аппаратуры и настоящая электронно-счетная машина, и папа сказал, что научит меня на ней считать, чтобы я мог помогать ему составлять отчет.
В моей комнате стояли кровать, стол и большущий книжный шкаф, набитый книгами до самого верха. Я хотел их посмотреть, но папа сказал, что лучше это сделать потом, когда мы осмотрим весь остров.
Во дворе была маленькая электростанция, и мы с папой попробовали запустить движок, а мама стояла рядом и все время говорила, что такие механики, как мы, обязательно что-нибудь сожгут, но мы ничего не сожгли, а только проверили зарядный ток в аккумуляторах.
Потом мы пошли посмотреть антенну, и папе не понравилось, как она повернута, и он велел Пятнице влезть наверх и развернуть диполь точно на север, но столб был металлический, и робот скользил по нему и никак не мог подняться. Тогда мы с папой нашли на электростанции канифоль и посыпали ею ладони и колени Пятницы, и он очень ловко взобрался наверх и сделал все, что нужно, а мы все стояли внизу и аплодировали.
— Пап, — спросил я, — можно, я выкупаюсь в океане?
— Нельзя, — ответил он.
— Почему?
— Это опасно.
— Для кого опасно?
— Для тебя.
— А для тебя?
— Тоже опасно.
— А если у самого берега?
— В океане купаться нельзя, — сказал он, и я подумал, что, наверное, когда папа таким тоном говорит «нельзя» там, на далеких планетах, то ни один из членов экипажа не смеет с ним спорить.
— Мы можем выкупаться в лагуне, — сказал папа.
Право, это было ничуть не хуже, чем если бы мы купались в настоящем океане, потому что эта лагуна оказалась большим озером внутри острова и вода в ней была теплая-теплая и совершенно прозрачная.
Мы все трое плавали наперегонки, а потом мы с папой ныряли на спор, кто больше соберет ракушек со дна, и я собрал больше, потому что папа собирал одной рукой, а я двумя.
Когда нам надоело собирать ракушки, мы сделали для мамы корону из веточек коралла и морских водорослей, а папа украсил ее морской звездой.
Мама была похожа в ней на настоящую королеву, и мы стали перед ней на одно колено, и она посвятила нас в рыцари.
Потом я попросил Пятницу поплавать со мной. Было очень забавно смотреть, как он подходил к воде, щелкал решающим устройством и отступал назад. А потом он вдруг отвинтил на руке палец и бросил его в воду, и, когда палец утонул, Пятница важно сказал, что роботы плавать не могут. Мы просто покатывались от хохота, такой у него был при этом самодовольный вид. Тогда я спросил у него, могут ли роботы носить на руках мальчиков, и он ответил, что могут. Я стал ему на ладони, и он поднял меня высоко над головой, к самой верхушке пальмы, и я срывал с нее кокосовые орехи и кидал вниз, а папа ловил.
