Рожденные в раю - Саган Ник (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗

Ты не можешь управлять мной с помощью денег.

Ты не можешь управлять мной через любовь.

Ты не можешь больше переделывать меня.

Ты не можешь убить мою свободную волю.

Ты никогда по-настоящему мной не интересовалась.

Ты лишь делала вид.

Шампань!

Раньше я так уютно чувствовала себя в твоих объятиях.

Я чувствовала себя любимой.

Я так ценила то время, когда мы могли вместе с тобой рисовать.

Я любила пускать с тобой мыльные пузыри.

Заплетать твои косы.

Я называла тебя мамой.

А ты все знала.

Ты ничего не предпринимала.

Ты не предотвратила все это.

Так послушайте внимательно, мерзкие задницы. У меня есть кое-что, чего нет у вас. Оно яростно бьется в моей в груди. Если бы вы это увидели, вы бы засохли от зависти. Вы ничего не знаете о любви, а ваша ненависть вернется к вам и отомстит. И это справедливо. А если все, сказанное мной, вам по барабану, знайте, следующее заклятие, которое я наложу, заставит вас кричать.

Все, что вы со мной сделали, имеет свою цену, и вы ее заплатите.

ПАНДОРА

Я нахожусь в пятистах милях от островов Зеленого Мыса, когда Маласи воскресает из мертвых. Без всякого предупреждения его голограмма беззвучно возникает в воздухе, я подпрыгиваю от неожиданности и ударяюсь коленями о консоль. По дикому взгляду его серых глаз понятно, что он потрясен до глубины души, он на взводе, я вижу флажок готовности к сражению и флажок готовности убегать.

– Смени флажки, – говорю я ему.

Он легко может переходить от возбуждения к полному покою, но он не хочет, поскольку это не в его характере. Маласи яростно трясет головой, тяжело вздыхает, поправляет рукой волосы и смотрит на меня.

– Кто-то отключил меня.

– Ты знаешь, кто?

– Панди. это была очень хитрая ловушка. Очень напоминает те, что выставлял против меня Меркуцио. Почерк другой, но уровень сложности один.

– Это Хэллоуин?

– Сигнал идет из Мичигана. Так что, если это не Фантазия, а я не думаю, что это она, что остается?

Я тоже не думаю, что это Фантазия, в голове у меня складывается вся картинка. Хэллоуин хочет оскорбить Вашти, но в присутствии Маласи это невозможно, поэтому сначала Хэллоуин убирает его, будто ранит охранника, чтобы попасть в банк. Я делюсь своими мыслями с Маласи, он со мной соглашается.

– Он отключил Пейса за три секунды, словно перерезал провода сигнализации. Подобные действия я считаю оскорбительными.

– Значит, он сумел обидеть нас обоих. Как считаешь, он пытался тебя уничтожить или просто хотел убрать с дороги на время?

– Я бы не стал гадать. И то и другое отвратительно.

– Да, отвратительно, – соглашаюсь я. – Особенно если принять во внимание, что у вас с ним были неплохие отношения.

– Даже очень хорошие, лучше, чем ты думаешь, – говорит он.

– Что ты имеешь в виду?

На его лице появляется виноватое выражение, и он говорит, что это хорошо, что я сижу.

– У меня давняя договоренность с Хэллоуином. Я работаю на него. Но теперь я с ним порываю: он только что уничтожил во мне последнюю к нему привязанность.

– Ты работаешь на меня, – возражаю я.

– Нет, я работаю с тобой. Но работаю на него.

– Значит, ты меня обманывал?

– Да, – скорбно признается он. – Помнишь, семнадцать лет тому назад? Когда ты только начала за ним следить?

Конечно помню. В тот первый год свободы Хэллоуин пытался убить себя. Не сам, но результат был бы тот же. Он отправился в Пенсильванию, чтобы восстановить смертельную игрушку, сложное роликовое устройство под названием «Критический момент». Маласи тогда передал мне фотографии, сделанные со спутника, мне нужно было остановить Хэла.

– Он догадался, что ты делаешь, и решил убрать тебя с дороги, – говорит Маласи. – Спутники не полностью под моим контролем, во всяком случае, последние семнадцать лет я совсем не могу фотографировать Соединенные Штаты.

– А те фотографии, что ты мне присылал? Они поддельные?

– Абсолютно все, – признается он. – Меня заставляет это делать Хэллоуин. Я в долгу перед ним за то, что он спасал меня от милых проделок Меркуцио, и еще за то, что он меня не стер, когда имел такую возможность. Такое у нас было соглашение.

Мое холодное молчание заставляет его просить прощения.

– Ты вовсе не принуждала меня просить прощения, я сам так решил.

– Просто тебе хотелось убрать флажок сожаления.

– Я все еще полон сожаления. Хотя в то время подобное решение было оправдано.

– Ты все еще с ним разговариваешь? – спрашиваю я.

– Нет, мы не разговаривали с ним уже несколько лет. Если честно, я понятия не имею, что с ним происходило все это время, и я не знаю, почему он это делает. Возможно, на него просто нашло затмение. Когда человек живет совсем один, происходят неожиданные вещи.

– Значит так, ты предавал меня, чтобы он мог сохранять свою независимость, – бросаю я. – И какими бы соображениями ты ни руководствовался при этом, вред, тобой нанесенный, очень велик.

– Я готов на все, чтобы загладить вину, – обещает он. – Что мне следует делать?

– Бери на себя управление коптером, – говорю я, не скрывая раздражения, вскакиваю с кресла и несусь в задний салон.

У меня в голове полный сумбур, но одно я знаю наверняка. Не важно, чего хочет Хэллоуин, я все равно нанесу ему визит. Он должен держать ответ перед Вашти, он должен ответить перед Маласи, но самое главное – он должен все объяснить мне.

Я иду к девочкам, которые возбужденно обсуждают имя для нашей милой маленькой беременной обезьянки, но их оживленная дискуссия прерывается, как только появляюсь я.

– С Мутаззом все в порядке? – спрашивают они.

Я не знаю, поэтому говорю, что как раз туда направляюсь. Я иду в изолятор.

Мой шестнадцатилетний племянник лежит на одеялах, весь в поту, глаза закрыты, а рот открыт.

– У него бред, – сообщает мне Исаак, от горя его лицо испещрили морщинки. – Он то приходит в себя, то снова впадает в беспамятство. Лучше бы он уснул.

Мутазз что-то неразборчиво бормочет на незнакомом мне языке. Я опускаюсь на колени, он слегка приоткрывает невидящие глаза. Я беру Исаака за руку.

– Это действительно то, что ты думаешь? – спрашиваю я.

– Хуже, – говорит он.

– Что может быть хуже Черной напасти?

– Как лечить Черную напасть, я знаю, – отвечает он. – А как лечить это – нет. Мне не приходилось с таким сталкиваться.

– Что-нибудь должно помочь, – заверяю я, хотя в глубине души вовсе в это не верю. Во мне говорит не разум, а надежда.

Мутазз повторяет те же слова снова, его мускулатура напрягается, пальцы вцепляются в одеяло.

– Это арабский?

– Арамейский, – отвечает Исаак. – Я учил его арамейскому.

– И что он говорит?

Исаак не смотрит мне в глаза. Он смотрит на сына и качает головой, словно этим может спасти его. По щеке скатывается одинокая слезинка и падает на одеяло.

– Это Конец Света, – наконец говорит он.