Ковчег 47 Либра - Штерн Борис Гедальевич (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Аппарат спустился, идя на бреющем полете, взял пробу воды и отправился в обратный путь. Ему было очень важно благополучно вернуться домой — он не мог передать с такого расстояния да еще через горы ни одного бита из сотен гигабайт записанной информации. Собственно, для дрона, прошедшего школу Плотникова, в этом не было особой проблемы, главное не переваливать через хребет после полудня, когда со стороны моря бушуют грозы.
Дрон скинул Системе все записи еще с воздуха, кружа над Гранитным Полем. После чего благополучно сел и был отправлен на консервацию. Система, обработав оптические и инфракрасные записи, данные анализатора воздуха, изучив пробу воды, вынесла вердикт: «Пора сеять!». Водоросли и лишайники заполонили все доступные ниши и переработали горы скального грунта в подобие почвы, пригодной для первых высших растений. Содержание кислорода кое-где в низинах превысило пять процентов. Этого момента, казалось, давно ждало Гранитное Поле: в одном из аргоновых боксов уже хранилось несколько тонн семян и спор тысяч видов растений.
Первыми в наступление пошли мхи и злаки. Семена и споры разносили те же самые воздушные шары — тысячи шаров на тысячи километров. Уже на следующий год на плоских скалах среди лишайников взошла первая трава, а валуны морены с теневой стороны поросли мхом.
Происходящее ныне на полусонном Гранитном Поле целиком прошло в свое время через голову Юджина Куни, который, кстати, попал в отцы-основатели проекта почти случайно. При подготовке первого мозгового штурма Алекс предложил на всякий случай позвать какого-нибудь биолога, хотя тема была чисто инженерной. Джин благодаря шапочному знакомству с Роландом оказался тем самым «каким-нибудь биологом» и с первого же сборища в аудитории В 3 безнадежно влип в проект. Занимался себе эволюционной биологией, биоинформатикой и горя не знал. И тут на него свалилось все, о чем он знал лишь понаслышке: экология, планетология, дендрология, эмбриология и еще с десяток разнообразных дисциплин — море задач. А уж раз взялся за гуж — надо срочно охотиться за головами, искать и привлекать профессионалов, разбросанных по миру. А чтобы успешно привлечь добычу, надо уметь внятно говорить на ее профессиональном языке. Уже только для этого пришлось вникать в десятки проблем, связанных с укоренением жизни на доселе пустой планете. Так нарабатывалось чутье — не эрудиция, а именно чутье: способность на запах отличать верные утверждения от ошибочных, прорывные идеи от тупиковых, достоверные результаты от туфты — чутье в широченной области, которую невозможно удержать в голове. Постепенно голова за головой собирался биосегмент Ковчега. Но и когда сложилась мощная команда, Джин остался затычкой ко всем бочкам — в любом большом деле должен быть человек-клей, человек-каркас, который держит в голове все существенное, как бы она не пухла. Как выращивать семена тысяч видов растений, как приготовить почву для питомников в отсутствии естественной почвы, что, когда и в какой последовательности сеять по материкам? Вставали тысячи вопросов, образующих широкую область знания. По каждому вопросу были свои спецы, но кто-то должен был как-то интегрировать это в себе. И голова пухла, но держалась. Пожалуй, всем лидерам Ковчега пришлось так или иначе сменить область занятий и освоить множество методов и понятий из разных областей. Миф о том, что будущее за узкими специалистами, знающими все ни о чем, не стоит и выеденного яйца. Эпоха Возрождения осталась в далеком прошлом, а жизнь все требует и требует людей типа Леонардо. Кстати, они никуда не делись, просто стали менее заметными.
Через тысячу лет дюны покрылись сосновыми борами, бывшие бараньи лбы и ледниковые морены скрылись в зелени широколиственных лесов. А под пологом леса уже можно было немного дышать — не человеку, а хотя бы менее прихотливым маленьким существам, таким как дождевые черви. Шары все взлетали и взлетали, кроме семян и спор они несли теперь всевозможных простейших, яйца червей, членистоногих.
Послеполуденные грозы над предгорьями почти прекратились — прохладные леса не давали развиться мощным восходящим потокам. Теперь там нередко шли долгие моросящие дожди. Капли, соскальзывая с листьев деревьев, падали на прошлогоднюю листву. В распадке, где раньше по голому граниту после ливней неслись потоки, теперь журчал вечный прозрачный ручей.
Уже никогда круговорот воды на Селине не будет холостым! Любой дождь здесь напоит хоть одно живое создание. Трава, деревья, живность, кишащая в опавшей листве, — все это неистребимо, пока светит 47 Либра!
Новый мир был уже по-своему прекрасен. Может, на этом стоило остановиться? Предоставить ожившую планету самой себе. Не гнать время, спрессовывая его в сотни тысяч раз. Куда спешить? Может быть, эти черви своим чередом породят позвоночных, а там, глядишь… Да и цель гонки, человек, еще какой фактор риска! Что он тут может натворить…
Но, увы, этот мир не воспринимал себя. Когда мы говорим «мир прекрасен», мы подразумеваем зрителя. Пусть даже не умеющего описать его словами, но хотя бы способного часами любоваться видом долины, лежа на краю обрыва, положив голову на лапы, или озирать пойму реки, паря в восходящем потоке. Или радоваться взошедшему солнцу, выпрыгнув из воды, прокрутившись веретеном над волнами.
Программа не предусматривала остановки, следуя Постулату цели: «Как можно больше разумных существ должно увидеть и воспринять этот прекрасный мир». Да и земля материков была готова к большему и будто ждала чего-то. Кто-то должен пастись по этой буйной траве, подстригая и удобряя ее. Кто-то должен жить в уютном дупле старого дуба. Кто-то должен строить дома на высоком берегу у излучины реки.
Море, не отставая от суши, выбрасывало на берег то спутанные клубки ветвистых водорослей, то ленты ламинарии, демонстрируя, что оно уже совсем не бесплодное, что способно приютить не только примитивную одноклеточную жизнь и готово к большему.
А на влажных равнинах юга северного материка, в муссонном поясе Южного Меридионального и в северной части Южного Широтного материков громоздились ядовитые травянистые джунгли, где не было ни червей, ни насекомых, только жесткие стволы, стоящие и поваленные, огромные резные листья — живые и отмершие. Корни этих творений генной инженерии уходили на многие метры вниз сквозь слой мертвых спрессованных предшественников, достигая осадочных пород, — оттуда буйные растения высасывали элементы, которые не могли взять из воздуха. Ярко-зеленые листья в несколько ярусов перекрывали небо, так что на поверхности (если можно назвать поверхностью постепенный переход от живой к отжившей растительности) было темно, как в густых сумерках. Жутковатое зрелище — представьте себе плотные заросли гигантского борщевика, громоздящиеся над завалами из прошлогодних стволов и листьев. Да, главные кислородные фабрики планеты выглядели отталкивающе. Но и любоваться на них было некому — только несколько дронов за тысячи лет существования дышащих джунглей пролетели над их окраинами.
Ковчег к тому времени уснул навеки, превратившись в космический мемориал. Пока без посетителей. На его борту сохранился архив — главное о Земле, о человеке и о самом Ковчеге. Вся информация хранилась на металлических дисках, в виде достаточно крупной гравировки, чтобы не страдать от тяжелых ядер высоких энергий, оставляющих повреждения, различимые в микроскоп. Гораздо больше информации, хранимой в более уязвимом, но постоянно поддерживаемом виде, отправилось на Селину в укрытие под куполом Саркофага.
Через десять тысяч лет Гранитное Поле вновь начало оживать. Муравьи массово повалили из консервационных боксов в промзону, на пологие склоны увала, к реке, на берег моря. Гранитное Поле стало стремительно расти по всем доступным направлениям. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч муравьев и пауков всевозможных видов и размеров взялись за работу.
Частота рейсов воздушных шаров повысилась в несколько раз. Теперь они несли икринки рыб и земноводных, собранные в питомниках — у реки, в искусственной морской гавани. Единицы из тысяч икринок попадали в нужную среду и развивались в рыб, в лягушек — уже на воле. Кто-то из них найдет себе пару… В закрытых павильонах впервые в истории Селины зазвучали писклявые голоса птенцов, а в других — стуки, чавканье, невнятное блеяние. Из павильона в загон вывалили цыплята, следуя за муравьем в светлой перистой накидке, из другого павильона вылетела стая юных ворон, из третьего в просторный загон, озираясь, вышли телята и тут же принялись за свежую траву.
