На пути к Академии - Азимов Айзек (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗

Рейч почувствовал, как к сердцу подступает волна страха. Он вдруг все понял.

– Десперин?!

– Именно, – кивнул Андорин. – Догадливый ты малый, Планше.

– Но это же… противозаконно!

– А как же. И убийство тоже.

Рейч знал о существовании десперина. Десперин был химическим производным совершенно безобидного транквилизатора. Однако в производном виде этот препарат вызывал не успокоение, а отчаяние. Использование его считалось противозаконным, поскольку вызывало изменение ориентации личности, даже поговаривали, будто в императорской охранке к нему прибегали.

Андорин, словно прочитав мысли Рейча, сказал:

– Десперином его назвали потому, что он вызывает отчаяние [3]. Ведь ты ощущаешь отчаяние?

– Нет, – прошептал Рейч.

– Браво-браво, ты храбрый малый, но только против химии не попрешь, Планше. И чем сильнее твое отчаяние, тем лучше, стало быть, на тебя подействовал десперин.

– Не верю.

– Послушай, Планше. Шутки в сторону. Намарти узнал тебя с первого взгляда, хоть ты и без усов. Он знает, что ты – Рейч Селдон, и по моему приказу ты убьешь своего отца.

– Не раньше, чем тебя… – пробормотал Рейч.

Он медленно поднялся. Неужто он не справится? Пусть Андорин выше ростом, но он явно не гигант и не спортсмен. Да его одной левой пополам переломить можно, Но стоило Рейчу встать, как у него жутко закружилась голова. Он помотал ею, но лучше не стало. Все плыло перед глазами.

Андорин тоже встал и сделал шаг назад. Правая рука скользнула в левый рукав, и в ней появилось оружие.

– Я не дурак, Планше, – заявил он, ухмыляясь. – Захватил пушку на всякий случай. Я знаю, что ты большой мастер рукопашного боя на геликонский манер, только драться мы с тобой не будем, парень. – Бросив взгляд на оружие, он сообщил: – Это не бластер. Я не могу отправить тебя на тот свет, пока ты не выполнил своего задания. Это – нейронный хлыст. В каком-то смысле похуже бластера будет. Так даст по левому плечу, что никто не вытерпит – боль адская.

Рейч, который до этого мгновения мрачно и решительно приближался к Андорину, резко остановился. Ему было всего двенадцать, когда он па своей шкуре познал – и то не слишком сильно, что такое нейронный хлыст, Стоит раз попробовать – и всю жизнь не забудешь.

– Вот и умница, – притворно похвалил его Андорин. – А то учти – церемониться я с тобой не буду. Такой разряд дам – на полную катушку, и левой рукой ты уже никогда пользоваться не сможешь. А правую поберегу – тебе в ней бластер держать придется. А теперь садись и, если хочешь обе ручки сберечь, больше так не шути. И придется тебе, дружок, еще десперином подкрепиться, а то, видно, доза маловата.

Рейч почувствовал, как вызванное препаратом отчаяние охватывает его все сильнее и сильнее. Все кругом двоилось, во рту у него пересохло, и он не смог сказать ни слова.

Единственное, что он понимал, так это то, что должен сделать все, что прикажет Андорин. Он вступил в игру и проиграл.

– Нет! – свирепо прокричал Гори Селдон. – Ты мне там совсем не нужна, Дорс!

Но Дорс Венабили смотрела на него твердо и решительно.

– Значит, я и тебя не пущу, Гэри.

– Но я непременно должен пойти.

– Ничего ты не должен! По традиции, их должен встречать старший садовник.

– Верно. Но Грубер не справится. У него жуткое настроение.

– Значит, надо послать с ним кого-нибудь из помощников. Или пусть пойдет прежний главный садовник. В конце концов, год продолжается, он должен еще выполнять свои обязанности.

– Он болен. И потом… – Селдон несколько растерялся. – Среди новобранцев есть «зайцы», Тренторианцы. Непонятно почему, но их довольно много. У меня список.

– Значит, надо взять их под стражу. Всех до единого. Все так просто, и зачем ты все усложняешь?

– Затем, что мы не знаем, зачем они здесь. Что-то случилось. Я, правда, не понимаю, на что способны двенадцать садовников, но… Нет, я не то хотел сказать. Они на многое способны – вариантов столько же, сколько их самих, но я не знаю, что именно у них на уме. Безусловно, мы возьмем их под стражу, но я должен как можно больше выяснить, прежде чем это будет сделано.

Понимаешь? Нужно никого не пропустить и всех подозрительных проверить с головы до ног. Надо хорошенько понять, что им здесь нужно, прежде чем они будут соответствующим образом наказаны. А мне бы не хотелось, чтобы все выглядело наказанием за проступок, а не за преступление. Они же непременно начнут жаловаться на безработицу, отчаяние, станут скулить, что, дескать, несправедливо брать на работу чужаков и тренторианцам отказывать. Все это будет выглядеть тоскливо и жалостливо, а мы предстанем в идиотском свете. Нужно дать им возможность сознаться в более тяжком преступлении. И потом…

Селдон умолк, и Дорс была вынуждена поторопить его с ответом:

– Ну-ну, выкладывай, что это еще за новое «потом»?

Селдон проговорил срывающимся шепотом:

– Один из этих двенадцати – Рейч, под псевдонимом «Планше».

– Что?!

– Чему так удивляешься? Я послал его в Сэтчем, чтобы он внедрился в движение джоранумитов, и это ему удалось. Я верю в него. Раз он здесь, он-то знает, зачем он здесь, и наверняка у него есть какой-то план насчет того, как вставить палку в колесо. Но я тоже хочу быть на месте событий. Я хочу его видеть. Хочу иметь возможность помочь ему, если сумею.

– Если хочешь помочь ему, выставь пятьдесят охранников по обе стороны от садовников.

– Нет. Это тоже ничего не даст. Гвардейцы там будут, но их не будет видно. Мнимым садовникам нужно дать возможность проявить себя, раскрыться, у них руки должны быть, так сказать, развязаны, что бы ни было у них на уме, каковы бы ни были их планы. Главное – не дать этим планам осуществиться. А как только они скажут «а», мы их арестуем.

– Это рискованно. Это рискованно для Рейча в первую очередь.

– Приходиться порой рисковать. Но ставка выше, чем чья-то жизнь, Дорс.

– Это жестоко! Это бессердечно, в конце концов!

– Ты думаешь, у меня нет сердца? Но даже если ему суждено разорваться, я буду думать о психо…

– Не надо! – оборвала его Дорс и отвернулась, словно ей стало нестерпимо больно.

– Я все понимаю, – ласково проговорил Селдон. – Но тебе туда нельзя. Твое присутствие будет настолько из ряда вон выходящим, что заговорщики могут заподозрить неладное и откажутся от выполнения задуманного. Дорс, – добавил он, немного помолчав: – ты говоришь, что твоя задача – защищать меня. Это важней, чем защищать Рейча, и ты это прекрасно понимаешь. Честное слово, я бы не стал этого говорить, но ведь, защищая меня, ты в первую очередь защищаешь психоисторию и все человечество. Это главное. А то, что я знаю из психоистории, в свою очередь диктует мне, что я во что бы то ни стало должен сберечь наш центр, сберечь любой ценой, и именно это я и хочу сделать. Понимаешь?

– Понимаю… – прошептала Дорс и отвернулась, что бы уйти.

А Селдон подумал: «Надеюсь, я прав».

Ведь если он ошибался, Дорс ни за что не простила бы его. Более того, он бы и сам себя никогда не простил – гори тогда огнем психоистория и все остальное.

Новобранцы в армию садовников выстроились ровными рядами – ноги на ширине плеч, руки за спинами, все до одного – в аккуратных зеленых комбинезонах, просторных, с большущими карманами. Трудно было на глаз определить, кто тут мужчина, а кто женщина, разве что по росту. Волосы были спрятаны под капюшонами, но садовникам и вообще полагались короткие стрижки и не разрешалось носить ни усов, ни бород.

А почему – никто не мог бы ответить. Одно слово – «традиция» и все. А традиции бывают какими угодно – как мудрыми, так и довольно дурацкими.

Перед садовниками стоял Мандель Грубер, а по обе стороны от него – его помощники. Грубер весь дрожал и часто моргал.

Гэри Селдон крепко сжал губы. Только бы Грубер выдавил из себя что-нибудь вроде «императорские садовники приветствуют вас», и этого было бы вполне достаточно.