Дети Разума - Кард Орсон Скотт (книги серии онлайн txt) 📗
— Поверь, я знаю, что ты чувствуешь, — продолжала Валентина. — Пока я не полюбила Джакта и не вышла за него замуж, Эндер был всей моей жизнью. Но я никогда не была его жизнью. О да, какое-то время, в детстве, я была для него всем, но потом все рухнуло, потому что военные использовали меня, чтобы подобраться к нему, чтобы заставить его идти вперед, когда он хотел отступить. И тогда именно Джейн стала слушать его шутки, его замечания и рассуждения. Именно Джейн видела то, что видел он, и слушала то, что он слушал. Я работала над своими книгами и, когда заканчивала их, мне удавалось привлечь его внимание на несколько часов, а иногда и недель.
Он использовал мои идеи, и поэтому я чувствовала, что я — часть его жизни. Но принадлежал он ей.
Новинья кивнула. Она понимала.
— Но у меня есть Джакт, и поэтому я совсем не чувствую себя несчастной. И потом — дети. Как бы я ни любила Эндера, такого сильного даже сейчас, дети значат гораздо больше для женщины, чем любой мужчина. Мы притворяемся, что это не так. Мы притворяемся, что рожаем детей и растим их для него. Но это не правда. Мы растим детей для них самих.
Мы остаемся со своими мужчинами ради детей, — Валентина улыбнулась, — как ты.
— Я жила не с тем мужчиной, — возразила Новинья.
— Нет, ты ошибаешься. У твоего Либо была жена и другие дети, и только его жена и дети имели право претендовать на него. Ты была с другим мужчиной ради своих собственных детей, и пусть они иногда ненавидели его, но все же они его любили, пусть в чем-то он проявлял слабость, но в чем-то другом он проявлял силу духа. Хорошо, что он был у тебя, хотя бы только ради них. Как бы там ни было, он был им защитой.
— Зачем ты говоришь мне все это?
— Джейн умирает, — повторила Валентина, — но она может жить, если Эндер дотянется до нее.
— И что же ты предлагаешь, снова нацепить ему на ухо сережку? — презрительно поинтересовалась Новинья.
— Им это давно не нужно, — спокойно ответила Валентина. — С тех пор, как Эндеру стала ненужной эта жизнь в этом теле.
— Он еще не такой старый, — возразила Новинья.
— Всего три тысячи лет, — отозвалась Валентина.
— Это просто релятивистский эффект. На самом деле ему…
— Три тысячи лет, — повторила Валентина. — И почти все это время его семьей было все человечество; он был отцом, отправившимся в деловую поездку, который время от времени возвращается домой, но когда он дома, он — справедливый судья и щедрый кормилец. Так и случалось всякий раз, когда он снова погружался в человеческий мир и Говорил о чьей-нибудь смерти; он готов был исполнять любые функции семейного человека, потому что семьи у него не было. Он прожил жизнь длиной в три тысячи лет и не видел ей конца. И вот — устал. Поэтому он оставил ту огромную семью и выбрал твою, маленькую; он любил тебя и ради тебя отказался от Джейн, которая была ему как жена все годы его странствий, она, можно сказать, была хранительницей очага, по-матерински опекала триллионы детей, сообщала ему о том, что они делают, заботилась о доме.
— Да воздается ей за благочестивые дела ее, — ввернула Новинья.
— Да, она добродетельная женщина. Как ты.
Новинья презрительно вскинула голову:
— Только не я. Мои благочестивые дела принесли только горе.
— Но он выбрал тебя и любил, был отцом детям, которые уже дважды теряли отцов, любил их, он и сейчас остается твоим мужем, но дело в том, что тебе он больше не нужен.
— Как ты можешь говорить такое? — гневно воскликнула Новинья. — Как можешь ты знать, что мне нужно!
— Ты сама это знаешь. Ты знала это, когда пришла сюда.
Ты поняла это, когда Эстевано умер в объятиях того мошеннического отцовского дерева. Твои дети давно уже живут собственными жизнями, и ты не можешь защитить их, и Эндер не может.
Ты до сих пор любишь его, а он тебя, но семейная часть твоей жизни завершилась. Он больше не нужен тебе.
— Это я никогда не была нужна ему!
— Он отчаянно в тебе нуждался, — настаивала Валентина. — Ты была так сильно нужна ему, что ради тебя он отказался от Джейн.
— Нет, — возразила Новинья. — Ему нужна была моя потребность в нем. Ему нужно было чувствовать, что он заботится обо мне и защищает меня.
— Но ведь тебе уже больше не нужны ни его забота, ни защита?
Новинья отрицательно покачала головой.
— Тогда разбуди его, — попросила Валентина, — и отпусти.
Новинья вдруг вспомнила все случаи, когда ей приходилось хоронить близких. Она вспомнила похороны своих родителей, которые умерли ради спасения Милагра от Десколады во время первой страшной эпидемии. Она подумала о Пипо, замученном, живьем освежеванном свинками, которые думали, что он, как и они, станет деревом, только не выросло ничего, кроме боли, боли в сердце Новиньи, потому что именно она обнаружила то, что направило Пипо к пеквенинос той ночью. А потом был Либо, тоже замученный насмерть, как и его отец, и снова из-за нее. И Маркано, которого она постоянно заставляла страдать, пока наконец он не умер от болезни, которая убивала с детства, и Эстевано, который позволил своей безумной вере привести его к мученичеству, так что теперь он стал венерадо, как и ее родители, и, без сомнения, однажды станет святым, как и они.
— Мне тошно отпускать людей, — заявила Новинья с горечью.
— Не понимаю, как это возможно, — снова возразила Валентина. — Ни про кого из тех, кто у тебя умер, ты не можешь честно сказать; «Я его отпустила». Ты цеплялась за них зубами и ногтями.
— И что из того? Все, кого я любила, умирали и бросали меня!
— Это не оправдание, — твердо сказала Валентина. — Все умирают. Все уходят. Имеет значение только то, что было создано вами вместе, до того, как они ушли. Имеет значение только та их часть, которая осталась в тебе, когда они ушли. Ты продолжила работу твоих родителей и работу Пипо и Либо, ведь ты подняла детей Либо, разве не так? А частично они были и детьми Маркано, разве нет? Ведь в них осталось что-то и от него, и не только плохое. А что касается Эстевано, то его смерть, как мне кажется, дала хорошие всходы, но вместо того чтобы дать ему уйти, ты продолжаешь злиться на него. Ты злишься из-за того, что он создал нечто более значимое для него, чем сама жизнь. И еще из-за того, что он любил Господа и пеквенинос больше, чем тебя. Ты продолжаешь цепляться за них всех. Ты никого не отпустила.
— Так ты ненавидишь меня за это? Может быть, ты и права, но такая уж моя жизнь — терять, терять и терять.
— Почему бы тебе на этот раз, — предложила Валентина, — не отпустить птичку на волю, вместо того чтобы держать ее в клетке, пока она не умрет?
— Ты делаешь из меня чудовище! — закричала Новинья. — Как ты смеешь судить меня!
— Если бы ты была чудовищем, Эндер не смог бы любить тебя, — сказала Валентина, отвечая спокойствием на ярость. — Ты не ординарная женщина, Новинья, ты — трагическая личность, ты многого достигла и много страдала, и я уверена, что история твоей жизни станет бередящей душу сагой. Но разве не будет лучше для тебя самой, если ты, пока жива, научишься чему-нибудь новому, кроме одной и той же роли в одной и той же трагедии?
— Я не хочу, чтобы еще один человек, которого я люблю, умер до меня! — выкрикнула Новинья.
— А кто говорил о смерти? — спросила Валентина.
Дверь в комнату распахнулась. В дверном проеме показалась Пликт.
— Это я. Что происходит?
— Она хочет, чтобы я его разбудила, — возбужденно объяснила Новинья, — и сказала ему, что он может умереть.
— Можно мне посмотреть? — спросила Пликт.
Новинья схватила графин с водой, стоявший возле нее, и резко плеснула из него в лицо Пликт.
— Хватит с тебя! — выкрикнула она. — Сейчас он мой, а не твой!
Пликт, с которой капала вода, оторопела настолько, что не нашлась, что ответить.
— Не Пликт забирает его, — сказала Валентина мягко.
— Она просто такая же, как все, — подбирается к нему, подкрадывается, чтобы отхватить кусок и посмаковать! Все они — просто каннибалы!
