Красные журавли - Тупицын Юрий Гаврилович (книги без сокращений TXT) 📗

Рыбаки, их на озере всегда предостаточно, были среди них и авиаторы сюда весь город ездил, видели, как с неба на глубокие места, что неподалёку от берега, упал человек. С десяток разных лодок, одни сразу, другие чуть позже, рванулись к месту падения, обозначенного кругами расходящихся волн. Тишина сменилась плеском воды, скрипом уключин, возбуждёнными голосами и криками. Нырять за Гириным не пришлось — удар о воду вырвал из парашютного ранца часть купола, она плавала теперь на поверхности воды. Ухватившись за мокрую ткань, Гирина со всеми мерами предосторожности втащили в лодку — операцией руководил врач, случайно оказавшийся среди рыбаков. Гирин не захлебнулся, наверное, при ударе о воду ему на какое-то время сбило дыхание. Когда Александра осторожно втащили в лодку, он вздохнул, ресницы у него дрогнули. Жив!

Расстелив на мокрой траве плащ-палатку, Гирина уложили на самом берегу озера под раскидистой сосной. Врач не отходил от него ни на шаг. Гирин несколько раз приоткрывал глаза, пытался сказать что-то, но тело его оставалось странно неподвижным, и по-настоящему в сознание он так и не приходил. Врач отирал лицо Александра носовым платком, когда к берегу озера, срывая дёрн и разбрызгивая грязь, вывернула из-за кустов вишнёвая «Волга». Взвизгнули тормоза, и, клюнув носом, машина замерла как вкопанная. Хлопнув дверцей, из неё вышел Миусов, а за ним выскочил техник звена, который по поручению рыбаков-авиаторов дежурил у тракта, поджидая полковые машины.

Миусов был без фуражки, в старой, изрядно потёртой кожаной куртке, волосы у него были спутаны, на загорелом лице начала пробиваться щетина брился-то он часа в четыре утра. Но врач, поспешивший к машине, сразу разобрался, кто есть кто, и, обойдя щеголевато и модно одетого техника, вполголоса объяснил Миусову, что лётчик жив, но транспортировать его не стоит: он обречён, жить ему осталось считанные минуты. И, задержавшись взглядом на рубленом лице Миусова, торопливо добавил:

— К сожалению, это тот самый печальный случай, когда медицина бессильна.

Миусов выдержал паузу, критически разглядывая докторскую лысину, неуклюжую рыхлую фигуру с заметно очерченным брюшком и неожиданно сильные длиннопалые руки.

— Кто вы такой?

— Врач. Я работаю в травматологии, у меня двадцатилетний хирургический стаж, — с некоторой обидой ответил доктор.

— Где гарантии, что вы не ошибаетесь?

— Глубокий шок, нитевидный пульс, который едва удаётся прослушать, больной за полтора часа ни разу не пришёл в сознание. — Доктор пожал рыхлыми покатыми плечами. — Самый факт падения в воду с большой высоты.

Миусов кивнул в знак того, что принял эти слова к сведению, и, помедлив, тихонько направился к лежащему под сосной Гирину. Постояв над ним и поразившись тому, как сильно изменилось его лицо с момента их последней встречи на предполётной подготовке, Миусов опустился на колени. И помедлил, замялся, испытывая нечто вроде смущения: он не знал, не мог решить, как ему обратиться к юноше, которого он по-своему любил и пестовал как пилота. Гирин? Миусову претило обращение по фамилии в такой момент. Саша? Но он никогда не называл его так. Крупные желваки вспухли и опали на скулах Миусова.

— Лейтенант, — негромко позвал он.

При звуках этого приглушённого гнусоватого голоса веки Гирина дрогнули, глаза открылись и понемногу приобрели осмысленное выражение.

— Командир, — прозрачная тень улыбки легла на лицо Гирина. — Я все сделал, как надо… Как учили.

Голос его звучал едва слышно, но отчётливо.

— Я горжусь вами, лейтенант.

Гирин сделал лёгкое движение. Миусов сразу понял, что он хочет приподняться, и покосился на хирурга, стаявшего рядом. Тот отрицательно покачал головой. Тогда Миусов склонился к самому лицу Гирина.

— Нина, — прошептали губы. — Хочу видеть Нину.

— Она придёт. Сейчас!

Встревоженное лицо Гирина обмякло, успокоилось. Он пробормотал что-то неразборчивое, притих и вдруг отчётливо спросил:

— Слышите?

Миусов невольно прислушался, так требователен был этот короткий вопрос, но, кроме приглушённого говора людей и далёкого лая собак, не услышал ничего.

— Слышите? — настойчиво переспросил Гирин, и снова прозрачная тень улыбки легла на его лицо. — Красные журавли!

— Он бредит, — вполголоса сказал хирург.

— Я не брежу, — в голосе Гирина звучала странная, снисходительная уверенность. — Летят красные журавли! Скоро будет гроза.

Кто-то уронил в воду весло. Миусов обернулся на плеск, на секунду задержав тяжёлый взгляд на смущённом владельце лодки, а когда снова перевёл взгляд на Гирина, тот был уже мёртв. За четверть века лётной службы Миусов повидал многое и разное, ему не нужно было свидетельства врача о том, что Александр Гирин умер. Он умер сразу и спокойно с еле заметной, загадочной улыбкой на губах.

Миусов поднялся с колен, зачем-то подтянул «молнию» своей старенькой куртки и прямо через расступившуюся толпу прошёл на берег озера. Постоял, глядя вдаль, и сел на древний, уже лишившийся коры лысый пень. Александр Гирин умер. А майор Ивасик жив! Нет, Гирин не умер — погиб. Погиб, совершив, как нечто естественное, свой маленький подвиг. Погиб, выполняя свой долг на этом проклятом и прекрасном пути за овладение небом воздушным океаном и космосом.

Сзади к Миусову подошёл давешний техник. Хирург, недавно во всеуслышание объявивший, что Гирин совершенно безнадёжен и должен с минуты на минуту умереть, теперь, когда смерть наступила, с каким-то остервенением делал Гирину непрямой массаж сердца. Добровольные помощники в то же самое время делали Александру искусственное дыхание. Разве можно так терзать грудную клетку человека, упавшего в воду с такой высоты? У техника было собственное мнение на этот счёт, которым он и пришёл поделиться с Миусовым после того, как врач мимоходом послал его очень далеко.

— Товарищ подполковник!

Миусов повернул голову, некоторое время хмуро разглядывал щеголеватого молодого человека. И устало прогнусавил:

— Ну что там ещё?

Техник открыл было рот, собираясь изложить свои сомнения, но прикусил язык. Железный Ник плакал! Плакал без всякой позы, как это было ему дано просто на его загорелой, задубевшей щеке протянулся влажный след одинокой слезы. Пока техник лихорадочно собирал вдруг разбежавшиеся мысли, с нависавшей ветви сосны ему на шею упала тяжёлая прохладная капля влаги. Упала, заставила его вздрогнуть и внутренне облегчённо улыбнуться. Слезы? Как только ему могла прийти в голову такая глупость! Как только он мог подумать, что Железный Ник способен плакать! Просто старая сосна уронила ему на щеку одну из жемчужин-капель, которыми были щедро украшены её длинные иглы. Уронила и оставила на задубелой щеке нежный, трогающий сердце, такой эфемерный след!