Бесконечная свобода - Холдеман Джо (книги регистрация онлайн txt) 📗
Полтора дня постоянного ускорения. Мы кое-как питались и вели какие-то светские беседы, а Мицар тем временем все приближался, пока наконец мы не оказались гораздо ближе к молодой голубой звезде, чем нам хотелось бы находиться.
На фоне приглушенного светофильтрами изображения огромной звезды коллапсар сначала казался черным следом от булавки, затем превратился в точку, затем в быстро растущий шар, а затем возникло странное чувство головокружения, и мы внезапно оказались в темном глубоком космосе.
Теперь нам предстояло пять месяцев лететь до Земли. Мы залезли в свои «гробы» (у Сары из-за спешки — она очень стеснялась своей наготы — это получилось довольно неловко), присоединили все необходимые трубки и датчики и стали ждать, когда придет сон. Я успел еще услышать, как судно негромко сообщает кому-то о неверном подсоединении, говорит, что нужно переделать, а затем вселенная сжалась в точку и исчезла, и я вновь оказался в тихой дреме анабиоза.
Я говорил с Дианой по поводу эмоционального или экзистенциального дискомфорта, который испытывал во время последнего пребывания в системе временного прекращения жизненных функций, и она сказала, что, насколько ей известно, никаких медицинских средств борьбы с этим явлением не существует. Да и что можно сделать, когда обмен веществ у тебя идет во много раз медленнее, чем у секвойи, которая живет пять тысяч лет? Только попытаться думать о чем-нибудь приятном, укладываясь в ящик.
Я последовал совету, и похоже, что это сработало. Большинство из нас видело из своих «гробов» обзорный экран, а я заблаговременно составил программу показа на нем различных умиротворяющих изображений. Так что, дожидаясь остывания, мы смотрели картины импрессионистов и спокойные фотографии безмятежной природы. Я же задался очередным вопросом: а осталась ли на Земле хоть какая-нибудь природа? Ни Человек, ни тельциане не испытывали сентиментальных чувств к таким вещам; они находили красоту в абстракциях.
Так я провел в этих размышлениях и мечтах пять месяцев, которые иногда воспринимались как пять минут. Я побывал во множестве тихих пасторальных уголков; в основном это были мои представления о тех местах, о которых мне приходилось только читать или видеть на картинах: даже коммуна хиппи, в которой я вырос, располагалась в городском предместье. Я играл в аккуратно наманикюренных парках, представляя себе джунгли. И теперь возвратился к этим детским мечтам.
Это было интересно. Сновидения не возвращали меня на Средний Палец, где мать-природа и я всегда находились в тесном соприкосновении противоборства. Полагаю, в этом не было никакого покоя.
Выход из анабиоза оказался труднее и неприятнее, чем это было в последних случаях, когда мне помогала Диана. Я был растерян и не владел своим телом. Пальцы не хотели работать, голова не могла понять, по или против часовой стрелки следует извлекать введенные в тело трубки. Когда я наконец освободился, меня пронесло поносом с кровью, хотя никаких внутренних повреждений у меня, похоже, не было.
Я направился на помощь Мэригей; она находилась в соседней с моей камере и уже возилась, пытаясь освободиться и отстегнуть ремни. Ей удалось обойтись без крови. Мы оделись, и она подошла проверить, как себя чувствует Сара, а я тем временем осматривал остальных.
Первая, к кому я подошел, была Райи Хайклауд — наш доморощенный медик. Вообще-то прежде, в нормальной жизни, она была библиотекарем, но Диана целую неделю энергично обучала ее пользоваться стандартной судовой аптечкой.
Антарес-906 уже пришел в сознание и кивнул мне, когда я заглянул в его ящик. Это было хорошо. Если бы с существом иной расы что-нибудь случилось, то ему и нам пришлось бы положиться на скрупулезность составителей руководства по оказанию первой помощи, в которой имелось приложение о хворях тельциан.
Джекоб Пайерсон оказался накрепко замороженным и не подавал никаких признаков жизни. Он, вероятно, был мертв уже в течение пяти месяцев. Это заставило меня почувствовать смутную вину перед ним за то, что я не любил его и не хотел с ним работать.
Все остальные начинали понемногу шевелиться. Мы не могли узнать, в каком они находятся состоянии, до тех пор, пока они не очнутся и не заговорят. Функциональные расстройства после отключения от жизни могли проявляться в весьма причудливых формах: например, Чарли, как обнаружилось на СП, после анабиоза потерял способность ощущать запах цветов, хотя мог обонять другие вещи. (Мы с Мэригей шутили между собой по поводу таких расстройств, когда нужно было оправдать свою забывчивость: должно быть, я забыл или забыла это во время анабиоза).
Состояние Сары было удовлетворительным; правда, ей нужно было привести себя в порядок, но принять помощь от матери она отказалась наотрез: кто угодно, только не она.
Мы сразу же включили экран. Земля на первый взгляд казалась в порядке; по крайней мере выглядела так, как мы того ожидали. Примерно треть того, что мы видели между облаками, была, судя по всему, городами — невыразительными серыми пятнами, почти полностью занимавшими просторы Северной Африки и Южной Европы.
Я выпил немного воды, и она осталась во мне, хотя я почти зримо представлял себе, как она холодной сферической глыбой плавает в моем животе. Я сосредоточился на этом ощущении и не сразу заметил, что Мэригей тихо плачет, размазывая слезы по лицу.
Я подумал, что она жалеет Пайерсона, начал было говорить ей какие-то успокоительные слова.
— То же самое, — с трудом выдавила она в ответ на мои утешения. — Ничего. Точно так же, как на Среднем Пальце.
— Может быть, они… — из моей головы вдруг исчезли все мысли. Они мертвы или исчезли. Все десять миллиардов.
Антарес-906 выбрался из ящика и подплыл ко мне сзади.
— Ничего другого нельзя было ожидать, — сказал он, — с тех пор, как мы выяснили, что они за все это время ни разу не посетили Центрус. — Он издал странный звук, похожий на воркование осипшего голубя. — Я должен обратиться к Целому Дереву.
Мэригей несколько секунд тупо смотрела на него.
— И где же ваше Дерево?
Существо совсем человеческим движением вскинуло голову.
— Везде, конечно. Там, где есть телефон.
— Да, прошу вас. — Она отстегнула ремни и всплыла над креслом. — Давай пока что поможем людям подняться и сделаем один виток. Посмотрим, что там есть.
Мы «похоронили» Джекоба Пайерсона в космосе. Он исповедовал какую-то разновидность мусульманства, так что Мухаммед Тен сказал несколько слов прежде чем Мэригей нажала кнопку, открывавшую люк вакуум-отсека, и остатки воздуха мягко вытолкнули тело пустоту. Это было, можно сказать, замедленной кремацией, так как мы находились на достаточно низкой орбите, и труп через некоторое время должен был неминуемо сгореть от трения об атмосферу.
Мы приземлились на старинном космодроме мыса Кеннеди, в самой дальней его части, где находилась площадка, предназначенная специально для таких, как, совершающих посадку, сопровождающуюся губительным ливнем гамма-лучей. Вскоре к нашему кораблю подкатился специальный бронированный транспортер замер в отдалении, ожидая, пока мы выйдем. Спустя тридцать минут радиометр сообщил, что мы можем покинуть корабль. Воздух был душным, теплым казался тяжелым от запаха соли. Пока мы неуверенно ходили по рампе, с мангровых болот налетел ветер и принялся теребить нашу одежду. Внизу пахло обгоревши металлом; вспучившаяся было от неимоверного жара посадочная площадка терпеливо выравнивалась, остывая.
— Как тихо… — сказала Алиса.
— В этом углу всегда было тихо, — отозвался По, — считая запусков и приземлений. Я боюсь, что и весь космодром окажется таким же. Как и наш.
Металлическое покрытие все еще дышало жаром, возможно, продолжало понемногу испускать альфа-частицы. И все равно, воздух был изумительным; я так жадно дышал, что впал в легкую эйфорию.
— Кто вы? — раздался металлический голос транспортера. Он говорил на стандартном языке. — Откуда вы прибыли?
